Я живая и сильная. Я ведаю руку мастера

О Екатерине Ермолиной (ЕрКа)

Если рассказывать сухо, то Екатерина Ермолина родилась в 1985 году в Челябинске. Окончила ЧелГУ по специальности «филолог».

А дальше достойная кучка регалий.

— Призёр поэтического конкурса «Новые имена» (2002), дипломант фестиваля имени Л. Татьяничевой (2010);

— победитель регионального литературного конкурса «Стилисты добра» (2013);

— лауреат Южно-Уральской литературной премии (2014);

— лауреат премии имени Поляничко (2015).

— участник совещаний молодых литераторов в Нижнем Тагиле (2005) и Каменске-Уральском (2015).

Именно в 2015 году в городе Каменск-Уральский я впервые увидел эту девушку с маленькой дочерью на одном колене и внушительной папкой на другом. Там же услышал, как она читает свои стихи — читала скромно и верно. С того же момента мы подружились и частенько следим за успехами друг друга. Нужно сказать, что Екатерина Ермолина сильно прогрессирует как автор, развивается и совершенствуется. «Не стоит на месте», о чем говорит ряд её избранных публикаций в различных изданиях и два авторских сборника.

Екатерина Ермолина публиковалась в периодических изданиях «Уральский следопыт», «Новый Ковчег», «Южный Урал», «Чаша круговая», «После 12», «Окна», «Кольчугинская осень» и вот, наконец-то, в уфимской литературно-краеведческой газете международного значения «Истоки» выходит её стихотворная подборка.

Екатерина является автором сборников стихов «Привкус мяты» (2003) и «Платье из теней. Истории. Исповеди… Истины?» (2013).

Член Союза писателей России с 2021 года.

За регалиями Екатерина Ермолина не скрывается, она скрывается за каждой строчкой, буквой и за каждой запятой в своих стихотворениях, которые по праву могут занимать достойное место не только на Урале, но и по всей России; в своих стихотворениях, в которых почти вся её жизнь.

Илья КАЗАКОВ

 

«За творчеством самобытной челябинской поэтессы Екатерины Ермолиной я с интересом слежу уже более десяти лет. Её стихи — размашистые, импульсивные, горячие, современные. Меня всегда поражало умение Екатерины связать стихотворные строки сюжетом, зарифмовать разговорные интонации, но не сорваться в китч, в „полозковщину“.

На мой взгляд, она — одна из самых ярких современных поэтов России.»

Иван ЕРПЫЛЁВ

 

Я живая и сильная. Я ведаю руку мастера

 

Пигмалион

В. Б.

Я досталась ему искалеченной, тощей, хмурой,

С бурым порванным сердцем, со сколами по краям.

Он меня открывал отвёртками, чистил, шкурил,

Собирал по болтам и гайкам, паял, ваял.

Я молчала, не чувствуя больше боли.

Иногда говорила какую-то ерунду.

И янтарно-солнечный камешек канифоли

Под паяльником плавился, плавился, как в аду.

За окном сыпал снег – гранитной ли крошкой, стальной ли стружкой.

Присмотревшись к пульсирующему виску,

Он чинил мне часы с кукушкой, поехавшие кукушкой –

Раз ку-ку, два ку-ку и ещё много раз ку-ку.

Он мне делал глаза сокольи, собольи брови,

Покрывал мою кожу грунтовкою под эмаль.

Не боясь вида крови, встав рядом со мною вровень,

Слой за слоем мои болячки с меня снимал.

Я сидела, смотрела в телик, жевала чипсы.

Я смеялась и думала, мол, ну-ну.

Он не дал мне ни сердце львицы, ни взгляд волчицы –

Только облик мой человеческий мне вернул.

Я училась дышать с ним заново, ходить с ним за руку.

Он мне вытравил внутренних демонов легион,

Вставил новое сердце из шёлка с опилками вместо рваного.

Как ты справился с этой задачкой, Пигмалион?

Я живая и сильная. Я ведаю руку мастера,

И созвездия боли, гаснущие к утру.

Что бы ни было дальше, если ты вдруг сломаешься,

Я тебя соберу. Ты не веришь, но соберу.

 

Астероид

И нисколько не беспокоит,

Как судачат и смотрят косо все:

Мол, масштабом не удалась, не планета и не звезда –

Я лишь крохотный астероид

В бесконечном холодном космосе.

Я лечу не пойми зачем, не пойми куда.

Тонкой сеткой сплелись огни –

Это звёзды лучами спутались.

Необъятна пространства гладь.

Пустоте этой вопреки –

Позови меня, притяни,

Меж рядов твоих верных спутников

По орбите пусти гулять,

Нарезать круги.

Но не близко: а вдруг сорвусь,

С едким дымом и с гарью чёрною

Положу твои города,

Уничтожу твои леса.

Запоздавшие, как всегда,

Всполошатся твои учёные,

И спасатели побегут

Всё, что можно ещё, спасать.

Если выживет твой народ, соберётся искать скиталицу:

Лагеря они развернут, побредут по полям вразброд.

Но меня они не найдут – от меня только пыль останется

И воронка в твоей груди, что когда-нибудь зарастёт.

...На полу безучастно-кафельном я сидела в халате вафельном.

Ты же сам этого искал, так носи теперь брешь, как брошь.

Или спрячь... Даже лучше – спрячь, чтоб заметил лишь взгляд внимательный.

И, глаза отводя старательно, может, скажут: «Ну ты даёшь».

 

НЕМАЛЬДИВЫ

Один

Низкое небо. Серая панорама.

Нарастает перед дождём суета вокруг.

Горизонт завален – точно завален хламом

Из остановок, деревьев, домов, проводов и труб.

Вечер выходит из берегов рекою.

Зажигают сумерки в окнах огни квартир.

Городок – не Самара, попросишь – не успокоит.

Лишь бы грязью не окатил.

Городок – не Мехико, не Сан-Мамеди-ди-Инфешта.

Городок – не Стамбул, не Флоренция, не Ташкент.

Если сентябрь внушает, что есть надежда,

То октябрь утверждает: дальше надежды нет.

Ты вдыхаешь воздух осенний, сырой и мглистый, –

Выдыхается пар, густой, как табачный дым.

Кофе в бумажном стакане остынет быстро.

А остывши, похоже, станет совсем дрянным.

Налетает ветер, деревья листвы лишает,

Ветки страшные, голые, каждая – как скелет.

Городок – не Гавана сидит, точно кот лишайный,

Из остывшего солнца у горизонта лакает последний свет.

И октябрь всё учит, что дальше надежды нет.

И октябрь мяучит, что дальше надежды нет.

 

Два

Городок по-кошачьи сигает в ночь, как во тьму подвала.

Холодает наша естественная среда.

Дальше – снова такая зима, точно лета и не бывало.

И никуда мы не денемся. Никуда...

А хочешь, придумаю парусник, по волнам

Юрко бегущий до берегов Багам? – И

Старый причал зашатается под ногами,

Ветер горячий прыгнет навстречу нам…

Может быть, пляж, бледно-розовый и ничей?

Яркие рыбы, коралловые полипы…

Южный загар, который к тебе прилипнет,

Местного кофе гуще и горячей.

Или проложим какой-то другой маршрут?

Белая шапка очень идёт вулкану…

Джип так спешит быстрей пересечь саванну,

Что львы поднимают головы и ревут.

Пробуем острую Мексику, штат, например, Табаско?

Вечнозелёную Индию, джунгли, зной?

Пусть у тебя будет лучшая в мире сказка!

И станет не важно, что за твоей спиной

Ветер подхватит трамвайный речитатив

И понесёт над озябшими тополями

Наших промозглых, пасмурных Немайями,

Слякотных Немальдив.

 

Звезда (Крылья)

Странный дом, обветшалый, похоже, идёт на слом.

Дверь в каморку облезла, висит под кривым углом.

И прохожие спрятали лица в табачный дым. – А

Подскажите, неужели это и есть знаменитый тату-салон? –

Смотрят косо. Кивают молча. Проходят мимо.

Мастер бледен и худ. У него на столе стакан

И початый флян.

Сам он смотрит в окно помутневшим взглядом.

Не сказать, чтобы пьян… А может, конечно, пьян.

Замечает меня. Кивает: садись-ка рядом.

Я не знаю, что углядел он в своём окне –

Там лишь звёзды и небо, где нет ничего от Бога.

– В общем, видишь ли, мастер, на этой безумной войне

Я в какой-то момент потеряла безумно много…

Мне сказали, есть человек, он один так сумеет лишь:

Без ненужного пафоса, вздохов, без нот чересчур мажорных –

Он такие крылья тебе наколет – не отличишь

От твоих настоящих, отрубленных и сожжённых.

Я по адресу, правда?

Но мастер молчит. На треть

Опустела бутылка его с моего прихода…

Наконец он бормочет: – Если наверх смотреть,

В ликах звёзд ты однажды увидишь кого угодно…

Говорю ему: – Я по делу, а ты напился и – «в ликах звёзд»…

Погоди-ка, поставь стакан, разогнался шибко…

– На, смотри! – он орёт… И сквозь свет появляется прядь волос…

Тень ресниц, уголок дорогой улыбки,

До которой мне не взлететь… Ты осунулся и сутул…

Закрываю глаза, опускаюсь без сил на стул.

Мастер дальше бормочет: Южный Крест, Волопас и Лебедь…

Растекается тёпло-солёное сверху по коже скул,

Я пытаюсь сказать, но выходит лишь слабый лепет:

– Ты, конечно, всё шутишь. Видала я высоту,

Но таких чудес выдумывать – ох, негоже...

А хотя… наколи на запястья мне по Кресту,

Но, пожалуйста, самой яркой сделай вон ту звезду –

Эта больше любой другой на него похожа.

Нарисуй на мне и Кита, и Персея, и Деву – пусть в решето

Ты исколешь меня, не боюсь ни ржавой иглы, ни боли…

Расчерти на мне карту звёздного неба – что?

Не слабо ли?

Наколи мне десятки галактик – хоть до кости –

На коленях, на скулах, на животе и вокруг предплечий…

Только эту звезду… Обведи её, обведи

Сотню раз, пусть сияет ярче! Мне будет легче.

…Не хватило времени взвешивать «против», «за»…

И не интересно мне это всё, если честно.

Целовать меня? Можно. В глаза. Только лишь в глаза,

Потому что на мне не осталось другого живого места…

И пускай эти жертвы ни капельки не в цене,

Ведь во имя любви умирали уже когда-то…

...Я снимаю вечернее платье, стоя лицом к стене,

Кто-то видит уже не шрамы, а эту карту

И мерцанье далёких галактик… Да, это Киль.

Тут Стрела, а там Водолей подливает водицы свежей…

Это – синюю жилку на шее моей Змеелов схватил –

Видишь, здесь, – как змею, и держит…

Осторожнее прикасайся, они таки

Не зажили ещё, где им до настоящих – древних…

А когда я умру – от гангрены или с тоски –

Из моих лопаток потянутся вверх деревья,

Разбивая корнями рёбра. По карте моей найдут

Золотую Рыбу, Индейца, Рысь… Очень осторожно

Окружат ветвями, как рамкой, одну звезду –

Что была мне впаяна так глубоко под кожу…

…И когда-нибудь сам он, конечно, придёт сюда,

По пути собирая осколки звёзд, ледяные стразы…

Он поднимает глаза и скажет: – Вот это да!

Сумасшедшая, ясная, хрупкая, как беда –

Серебром и холодной болью горит в вышине звезда.

Бесконечной любовью горит надо мной звезда...

Почему же я раньше не видел её ни разу?!

 

Малая родина

Я не хочу о ней громко – не надо, ну,

Здесь ведь такая тишь, что кричать не нужно.

Ватное небо купается в первых лужах

И незаметно к тебе затекает внутрь;

Фуры не могут никак докричаться с трассы;

Но, заглянув по случаю из полей,

Что-то лопочет ветер у тополей,

Из проводов и ветвей налепив абстракций;

Солнце блеснёт – он, вроде: чего блестишь,

Видишь же: вечер крадётся уже вон там и

Даже бродяга-март не орёт котами,

Лишь поезда на заре растрясают тишь.

Вскоре добавятся к этому крики грачат,

Да может, в апреле звонко закаплет с крыши…

Но здесь всегда так тихо, что я свои мысли слышу

Ясней, чем они звучат.

 

Завтрашний дождь

Можешь надеяться, бить в разноцветный бубен,

Судить по приметам – закат-то горел с душой, –

Но «Яндекс. Погода» пишет: он точно будет,

Пусть временами, местами и небольшой.

 

Будет. Чуть вздрогнут ветки – смотри и слушай,

Как за его целлофановой пеленой

Кто-то, смеясь, побежит по растущим лужам,

Кто-то слегка загрустит, посмотрев в окно…

Кто-то задремлет в кресле, накрывшись пледом,

Только звонком не буди его, не тревожь –

Когда ж он подремлет днём, да тем паче летом?!

А вот другому плачется легче в дождь…

 

По тротуарам, по мостовым домов промокшим,

В окна стуча и тихо шурша листвой…

Это лишь кажется: дождь будет завтра общим,

На самом-то деле, каждый получит свой.