Последний белый генерал. Часть четвертая

Впервые во главе белого соединения

Р.: А когда вы перешли Урал?

М.: Урал перешли мы зимой. Это, забегу вперед, – когда я был назначен командовать Ижевской бригадой. Бирск мы оставили, потому что он совершенно не нужен был. Мне сказали – два-три дня, а я продержался, может быть, неделю. Не отходил, потому что организовывал свои тыловые учреждения.

Р.: А красные атаковали?

М.: Красные все время были, да. Но через реку легко держаться: оба берега высокие, берега отвесные. Мы только артиллерию подучили, она здорово работала, била в точки. Но красные почему-то не били Бирск. Я думаю, они просто отдыхали. Большой город был, хорошие строения – иначе они бы гвоздили его. А они не гвоздили, стреляли где-нибудь по берегу. У нас были окопы вырыты заранее, утепленные, – печки были в окопах. Легко переносили эту зиму.

И вот я уже подошел к Уралу (была деревня недалеко от железной дороги, которая шла через Урал), и мне говорят: «Уфа оставлена». Во всяком случае, я закрывал проходы, через которые возможно было проходить Урал и зимой. Тут бои были такие – очень смешные. Конечно, и красным не хотелось наступать, переходить из теплого места, не зная, возьмут они или нет. У них появились сразу и у нас появились – лыжники в белых кафтанах. Я своих разведчиков всех переодел в обоих полках – с легкими пулеметами Шоша, во всем белом, винтовки покрасили в белый цвет. Все, как следует, – белое. Налеты делали на их деревни, панику устраивали, они – у нас. Вот тут-то и надо было создать контрлыжников, которые бы оберегали те селения, которые занимали наши войска. Я тогда сказал: «Это вы сами. Я вам даю халаты, даю вам валенки белые». Знаете, как мы их доставали? У крестьян доставали за спирт. Две бочки мой интендант вез из Бирска, захватили две бочки спирту. За спирт мы все, что угодно доставали. Мой Прикамский полк оделся – не из тыла получил от начальства, а оделся на эти две бочки спирта по 40 ведер. Мы одели: валенки были, полушубки были. Когда я пришел туда, там мне говорят: «Приходит к вам 42-й Уральский полк, который сменит ваш полк. Я все-таки считался начальником отряда и командиром Прикамского полка в то время. Он получает номер 32-й и входит четвертым полком в Камскую дивизию. Здесь же 13-й Уфимский полк присоединяется к своей 4-й Уфимской дивизии. А я получаю телеграмму: назначаюсь командующим Ижевской бригадой. Отряд мой расформировывается, прекращает свое существование – подошли мы уже к месту, где имеются дивизии. Отряд уже в общей линии получается, отдельного отряда уже не было.

Я слышал, что ижевцы – это какие-то социалисты, большевики, не подчиняются приказам и так далее. Я решил отказаться и просить, чтобы меня оставили командиром моего Прикамского полка, который я организовал, в котором меня все знали, которых я всех знал. Послал я телеграмму. Получаю ответ, такой обидный ответ от начальника штаба, что командующий 3-й армией генерал-лейтенант Ханжин приказал исполнять его приказы, а не входить в обсуждение его приказов, как делают большевики. Ох, думаю: будь он тут, я бы кого угодно пристрелил. Я ничего большевицкого не написал, но я говорю, что боюсь, что я со своим вспыльчивым характером не могу командовать этими революционерами. Ладно, принять без разговоров! Ладно, еду туда. Когда вы приедете в штаб, там такой Дуваней... А я ехал один, в повозке, взял с собой только начальника связи, одного офицера, потому что мне сказано было, что у них хромает связь, а этот был у меня знаток связи. Туда я ехал больше недели, потому что нужно было пересечь Урал.

Приезжаю в штаб 2-го корпуса, настоящего командира корпуса там не было, а был такой кавалерист Джунковский. Он говорит: «Я ничего не знаю – к начальнику штаба. Начальник штаба – подполковник Пучков, он вам даст все сведения». Он дает мне сведения, что бригада многочисленная, 7 500 штыков в ней числится в данное время, имеется 2 полка, запасный батальон, большое интендантство, конный дивизион, артиллерийский дивизион. Говорит: «В плачевном состоянии все снабжение, никто их не снабжал в свое время. Ваше первое [задание] – это выяснить, в чем вы нуждаетесь, донести в штаб корпуса, и мы сделаем все, что можно. (Это было в начале февраля 1919 г.) Имейте в виду, что в начале марта будет уже наступление, в котором вы примете участие». Но я сказал, что сперва заеду туда, где мой полк находится. Поехал туда, они меня проводили с честью, как следует.

Р.: А где ваш полк был?

М.: Там, в деревне, недалеко в стороне стоял.

М.: За Уралом, полк перешел уже. Вся дивизия уже перешла, вся стояла за Уралом. Там только держался небольшой кусок, где Каппель был. Да Каппеля отвели, а там уже просто части Уральского корпуса были, смешанные, держались по железной дороге. Потом еще много тут было чего с Уралом связано. В общем, я приезжаю. Ижевцы не хотели меня. Я послал телеграмму, что я приезжаю тогда-то, приготовить мне помещение. Я въезжаю ночью в эту деревню, где расположен штаб, – никого нет, пустые улицы. Две улицы, большое селение. Я думаю: «Что это за ч-рт, что делать будем?» А со мной – я подобрал уже начальника штаба – капитан Агапьев (он прошел там год, что ли, в общем, по Генеральному штабу был). Бывший командир корабля «Витязь», это был двухмоторный аэроплан. Ничего общего, что он учил. Он только мне всегда говорил: «Усиленные занятия мертвят дух и убивают всяческую инициативу». Поэтому он в штаб приходил позже меня. И доктор, сарапульский главный городской врач был назначен в эту бригаду бригадным врачом. Я их с собой вез, мы ехали в две повозки. Приехали туда – нету ничего, никто не встречает. В конце концов вижу: какой-то едет верховой. Остановили его:

– Кто вы такой?

– Я – комендант бригады.

Я говорю:

– Были ли вам какие-нибудь распоряжения о том, чтобы отвести мне квартиру?

– Никак нет, – говорит, – не было. Но я решил вас встретить.

Я говорю:

– Ну, укажите штаб.

Приезжаю в штаб, ночью – растрепанные два офицера, прапорщики оба: прапорщик по оперативной части Ещин и по хозяйственной части Коновалов. Может быть, потом слыхали, был такой поэт – Ленька Ещин. А потом уже долго у меня был он, как интеллигентный офицер, моим личным адъютантом. Я с ними разговариваю:

– Почему же это? Какое-нибудь отдано распоряжение?

– Никак нет.

А командует бригадой штабс-капитан Зуев, начальник штаба штабс-капитан Баев. Я говорю:

– Хорошо, господа, Вы мне отведите одну комнату – для меня и для моих, приехавших со мной. Нам хватит одной комнаты.

А остальное – вы там живите. Но сейчас же разослать приказ, что всем начальникам отдельных частей явиться в штаб ровно в 8 часов утра.

А это уже было после 12 часов ночи. В 8 часов утра явиться, тогда еще темно. Я нарочно сделал, чтобы им исполнить приказ, ночью приехать всем. В 8 часов все являются.

Р.: Это было в феврале 1919 года?

М.: Это примерно было 13 февраля, в этих числах. Очень мало оставалось до того времени, как нужно было выступать уже на позиции.

Р.: Вы рассказали мне о тех причинах, по которым вы оставались на фронте. Интересно узнать насчет Ижевцев и Воткинцев. Расскажите мне, пожалуйста, как это случилось, что эти рабочие, большевики вдруг стали белыми?

М.: У них так это случилось: первое восстание было в Ижевске, в августе месяце 1918 года, 7 августа. Вся подкладка была такая: вернулись фронтовики в Ижевск. Это бывшие рабочие, бывшие механики, рабочие – главным образом вотяки, из прибрежных сел и деревень, которые работали на этом заводе. На этом заводе кормилось очень много народу. Сам Ижевский завод был казенный, он принадлежал казне. Как награда отличившимся рабочим там были царские кафтаны, которые они надевали, только когда ходили в церковь. Это был настоящий старый кафтан. И все они имели хорошее жалованье, дома, участки при домах, это все от правительства им давалось. Они жили зажиточно. И когда эти все вернулись и снова хотели приступить к работам, то тут начались поборы, что все они должны вступить в Красную армию и подчиняться большевикам, брать то-то, то-то, то-то с этого завода. Решили восстать. Восстали – и пошло!..

М.: Против большевиков. Увидели, что они не для народа – для себя: «Они все забирают, а мы – народ. Мы, которые работали, были на войне, страдали там, – они нас опять хотят в Красную армию забирать?! Не пойдем!» Винтовки-то были – они восстали. Крышка! И пошло... Они раз двинули, красных этих отбили, и пошло... Через десять дней присоединились Воткинцы, и у них пошла целая борьба. Это интересно, есть описание полковника Ефимова «Ижевцы и Воткинцы», у него все подробно было. Это такой был вольный народ, которые жили – никто их никогда не притеснял. Они не захотели никакой власти, которая бы их притесняла. Вы не поверите, среди них были у меня, когда я принял бригаду, – они называли себя «большевики-мстители».

«Мы, – говорят, – большевики по Евангелию: "Возлюби Господа Бога своего и своего соседа"». Они дрались потом: сын рядом с отцом, отец рядом с сыном. В строю находились: 64 года отцу и 16 лет сыну, рядом стоят с винтовками. Это был известный подъем. И они не примирились, они рассыпались по всему миру, но они никогда не примирятся с этим злом. Они жили, как свободные люди, их никто не притеснял. Вы сами знаете, как там говорили:

«Русский народ пухнет с голоду, потому что на нем подати, ч-рт знает какие». Пусть Гинс скажет, если он знает, так как он был по земледельческому делу, какие подати были. В Вятской губернии – это я вам скажу – и во многих губерниях земства были. Что это такое – земства? Это власть на местах. Я бы сказал, это более социалистическое, чем какое-нибудь государство было. То есть параллельно с властью государства существовала власть на местах, которая имела большое влияние. И вот отличились земства Вятское, Пермское и Тверское (это были земства, с которыми я познакомился через моего брата, который служил там, его и выбрали мировым судьей от земства). Тверское земство – это было интеллигентное земство, образованное, потому что там много было дворян. Это как дворянское гнездо было. Но они страшно восставали против всех неладов при Императоре. Они делегации посылали туда, Государю Императору указывали на несправедливости по отношению к населению и так далее. Я бы не сказал, что они были революционеры, это были передовые люди, которые хотели что-то делать для крестьян, для населения. Школы строились – все по одинаковому образцу. Направо – школа, посредине – пожарная команда, а следующее – большое помещение, такое же, как школа, занимали чайная и библиотека.

Как продавались плуги крестьянам? Плуг был одноконный и парный. Это в земстве. Я знаю, потому что мой брат работал, моя тетка работала в лавке, которая всем заведовала. Одиночный плуг, американский продавался за 17 рублей с полтиной. Крестьянин платил 50 копеек в год за этот плуг. Парный плуг – двадцать два с полтиной, он платил в год 60 копеек за этот плуг. А остальные деньги земство собирало от себя. Все кустари – они стали под земством. Эти кустарные брали себе только 10 % – «наживали», что называется, а все остальное крестьянам шло. Это из березы всякие там портсигары, чего только не делали русские мужики. Вятский мужик из березы сделал часы деревянные, ни одной железной части не было. Подарили Государю Императору. Большие вот такие часы, которые находятся сейчас, я не знаю, в Эрмитаже?! Они шли, эти часы, их можно было заводить. И сделаны были только из карельской березы. Они из лыка сшили ботинки для Государыни Императрицы, послали ей. Получили за это 5 тысяч рублей, а за часы получили от Государя 10 тысяч рублей. Земство работало, оно еще не прошло в Сибирь... Это громаднейшее значение имело, я много знакомств имел с ними. Как это было организовано все!

Вот когда они утром собрались все, я вам сейчас расскажу. Командующий бригадой – штабс-капитан военного времени Зуев. Начальник штаба – штабс-капитан военного времени Баев. При штабе: образцовая отдельная стрелковая рота – поручик Коновалов выпуска 1914 года. Она состояла исключительно из ижевских гимназистов и реалистов. Их было 100 человек, но они маршировали, они все построения делали, как юнкера. Я их оставил с тем, что это будущие офицеры, чтобы их потом послать в офицерскую школу. Первый Ижевский стрелковый полк: командир полка – поручик Михайлов военного времени. Командир первого батальона – штабс-капитан Астраханцев, военного времени (потому что он выше чином командира). Второго батальона – прапорщик Евдокимов. Третьего батальона – поручик Ложкин, тоже военного времени. Второй полк: командир полка – подпоручик Ляпунов военного времени, не бывший на фронте, никогда не был под огнем. Командир первого батальона – штабс-капитан Посмосов, кажется (я все-таки немножко забываю его фамилию). Второго батальона – штабс-капитан Гребенщиков военного времени, из солдат. И третьего – штабс-капитан Куракин военного времени.

М.: Постойте, вы видите сами: подпоручик Ляпунов – командир полка, а штабс-капитан Куракин военного времени или штабс-капитан Гребенщиков, из солдат, – эти дослужились, они воевали. Ижевский артиллерийский дивизион: командир дивизиона – прапорщик Кузнецов, прапорщик!!! Командир первого батальона – подпоручик (сейчас его фамилия тут у меня не записана), второго батальона – поручик. А гаубичной батареей командовал штабс-капитан Яковлев. Разница какая: прапорщик командует дивизионом, а этим командует штабс-капитан. Затем Ижевский конный дивизион: командир дивизиона – прапорщик Орлов, командир первого эскадрона – прапорщик ... (забыл его фамилию) и второго – прапорщик Багиянц, который прибыл из Турецкой Армении, бежал оттуда искать хлеба, и вот нашел там (в Ижевске), ломаным русским языком говорил. Интендант бригады – старый полковник (забыл его фамилию), который всю свою жизнь провел в Ижевском заводе (там же военное начальство было, в заводе). Вот те лица, которые мне представились. Первым долгом мне сказали в штабе корпуса, когда я ехал туда: «Ваше дело – сменить начальников, мы вам кандидатов сейчас же дадим – на командиров полков и на какие угодно должности». Когда они мне представились, я им сказал так:

«Господа, я никого из вас смещать не буду. Вы остаетесь до тех пор, пока вы себя покажете способными начальниками во время военных действий. Для того чтобы не обидеть штабс-капитанов Зуева и Баева, я выхлопотал, чтобы их отправить, если они пожелают, в Академию Генерального штаба в Омск. Я это предложил – они с радостью согласились: почетный выход им, что они едут в Академию. Затем говорю: «Я с вами познакомлюсь, но имейте в виду, что все – служба охранения, служба разведки – ничего нового нет, это все идет по Уставу, который вы должны иметь у себя, и по Уставу поступать. Теперь я сказал, что буду делать постепенно прием их полков. И первый, куда я поехал, был 2-й полк.

Во 2-м полку солдаты были в основном из деревень вокруг Ижевского завода. Этот полк был выстроен, чтобы меня приветствовать, с оркестром человек из шестидесяти. Формы у них практически не было. Например, один из оркестрантов был в штатском, на ком-то были обыкновенные ботинки, на ком-то – валенки. Одеты были Бог знает как, но играли они превосходно. Я поздоровался и приказал стоять вольно. Затем я обошел этот полк и поговорил с офицерами и солдатами. В разговоре с ними выяснил, что единственная их жалоба касалась снабжения, а относительно их боевых качеств и готовности к бою было очевидно, что их боевой дух очень высок и что они могут идти драться в любое время. Отношения между офицерами и солдатами были прекрасными, дружескими. Офицеры обращались с солдатами как со своими родными, иначе это не соответствовало бы традициям Ижевцев. У них офицерами были те, кто были более способными в военном деле. На мое приветствие они ответили, как в старой Императорской Армии: «Рады стараться, Ваше Высокоблагородие!» Меня это поразило, и когда я спросил командира полка, почему они меня так приветствовали, он ответил, что не знает, и обещал выяснить. Позже оказалось, что солдаты решили приветствовать меня в старом стиле, чтобы меня не обидеть и подчеркнуть тот факт, что они считали себя остатками старой армии, а не какой-то новой революционной армией.

Викторин МОЛЧАНОВ

Продолжение следует…

Часть третья

Часть вторая