Иван Степанович Листовский: байки про уфимцев XIX века. Часть четвертая

…В 1851 году приезжал на ревизию Палаты государственных имуществ в Уфу директор департамента Ган. Управляющим палатою был Л.О. Строковский, человек очень умный, честный и дельный, но большой чудак. При приеме лесных офицеров, Ган обратился к ним приблизительно со следующей речью: “Я удивляюсь, господа, как вы не живете в лесу? Что может быть приятнее этой жизни? Как, например, в Германии: лесной офицер встанет утром рано, берет своего верного друга – собаку, на плечо ружье и отправляется по участку, вдыхает благорастворенный ароматический воздух, набивает дичи и, незаметно обойдя свой участок, возвращается с добычею к обеду к дорогой своей семье!”. “Позвольте спросить в. п-во., – обратился к Гану Строковский, – Как может наш лесной офицер со своим верным другом-собакою обойти до обеда свой участок, имеющий в окружности четыреста верст?!”. По-видимому, Строковский не убедил Гана, потому что был уволен от должности, хотя Палата при нем была в отличном состоянии.

(Русский архив. 1879, кн. 3, № 10)

Педагогический институт, ныне упраздненный, выпускал таких наивных молодых людей, которых можно было сравнивать с институтками того времени. Один из воспитанников института Фомин определен был в сороковых годах на службу в Уфу. В субботу на 6-ой неделе Великого поста [в Лазареву субботу, накануне Вербного воскресенья. В этот день поминается святой Лазарь, который был воскрешен Христом на четвертый день после смерти] он заехал к моему брату (сверстнику ему по годам, но воспитаннику университета) и застал его за туалетом. На вопрос, куда собирается мой брат, последний пресерьезно ему отвечал: “Да ведь сегодня Лазарево воскресенье”. “Так что же?”. “Как что? Лазаревы именинницы, надо поздравить”. Поблагодарив судьбу, избавившую его от неловкости перед Лазаревыми, Фомин отправился к ним с поздравлением. Семья Лазаревых состояла из старухи матери и трех дочерей. Все они, начиная со старухи, отличались умом, находчивостью и остротой. Фомин застал всех в гостиной. Все его поблагодарили за внимание, повторив благодарность свою при прощании. Наивный Фомин испытывал, конечно, немало удовольствия от удачи. Прошло две недели, наступила Фомина неделя [Вторая неделя после Пасхи, во время которой Церковью поминается апостол Фома]. Является от Лазаревых к Фомину посланный. “Барышни Лазаревы приказали кланяться и поздравить вас с именинами”. Тогда только Фомин познал свою ошибку и шутку моего брата. В понедельник является к Фомину тот же посланный и приветствует его тою же стереотипною фразой “Барышни Лазаревы приказали кланяться и поздравить вас с именинами”. Во вторник – то же, в среду – то же. Наконец, Фомин велел посланному впредь отказывать, что барина нет дома, но, тем не менее, до самого воскресенья прислуга докладывала, что посланный с поздравлением от барышень Лазаревых приходил. В первый же день о поздравлении, посланном Лазаревыми Фомину, знало почти все небольшое общество Уфы, составлявшее один кружок. При живом общении и почти патриархальном быте Фомину приходилось ежедневно встречаться со многими знакомыми, и вопросы, получил ли он сегодня поздравление от Лазаревых, еще более раздражали его, чем самое поздравление. Эта злосчастная Фомина неделя осталась очень памятною для Фомина.

(Русский архив. 1900, кн. 3, № 10)

Примечание.

Анна Ивановна Лазарева, в девичестве Кублицкая, происходила из старинного уфимского дворянского рода бывших смоленских шляхтичей. Ее мужем был командир Уфимского гарнизонного батальона, подполковник Василий Данилович Лазарев. В 1824 г. супруги Лазаревы и их дочь Екатерина присутствовали на бале, данном в Уфе в честь императора Александра I.

…Когда Скобелев (бывший комендант Петербургской крепости) служил фельдфебелем в Уфимском линейном батальоне, командиром батальона был полковник Василий Данилович Лазарев, человек строгий. Скобелев любил покутить, а потому ему частенько доставалось от полковника. Но молодая полковница защищала его от гнева командира. Старик Скобелев был всегда ей признателен. Быв уже комендантом, он говаривал ей: “Помнишь, мать командирша, как ты меня от полковничьего гнева спасала?”.

Примечание.

Генерал и военный писатель, Иван Никитич Скобелев (1778–1849) начинал свою военную службу в Уфе. Участвовал во многих сражениях, в том числе при Бородино, был несколько раз ранен, лишился левой руки. В конце жизни жил в Петербурге, с 1838 г. был комендантом Петропавловской крепости. С начала 1830-х гг. в печати стали появляться рассказы и пьесы И.Н. Скобелева, имевшие большой успех у публики. Писал он простым, но живым и оригинальным языком исключительно на военные темы. В обществе Скобелева очень почитали и уважали за военную доблесть, честность и сердечность. О нём много писали и не только современники. Александр Куприн посвятил ему рассказ “Однорукий комендант”. Знаменитый военачальник и общественный деятель генерал Михаил Дмитриевич Скобелев (1843–1882) был его внуком.

…В тридцатых годах в Уфе был губернатором Авксентий Павлович Гевлич. Это был человек высокой честности, умный, ученый, но человек кабинетный, тихий. Раз, проходя по базару, он встретил отставного солдата, кем-то крайне обиженного. “Служивый!”, – спрашивает его Гевлич, – “Что с тобою? Кто тебя обидел?”. Служивый рассказал обиду. “Что же ты не пожалуешься?”. “Да кому жаловаться-то?”. “Да ты бы пожаловался губернатору”. “Эх, губернатору! Да губернатор-то, говорят, у нас – “баба!”, – не без досады заметил солдат. Рассказывая об этом случае моему отцу, Гевлич прибавил смеясь: “Вот какую я нажил себе репутацию!”.

(Русский архив. 1882, кн. 1, № 1)

В былое время проживал в Мензелинском уезде Уфимской губернии помещик С.А. Пальчиков… Пальчиков отличался находчивостью. Поссорившись с помещиком А***, он назвал его скотом. В то время власть в провинции была сосредоточена в руках губернатора, и все учреждения состояли в прямой или косвенной от него зависимости, а потому по всяким делам с жалобами обращались к губернатору. Обратился к нему и оскорбленный А***. Губернатор потребовал от Пальчикова объяснения. Пальчиков в объяснении своем, между прочим, пишет: “Что А*** скот, того я не говорил”. Но первые три слова он написал по поскобленному, а в конце сделал оговорку, в той форме как принято в деловых бумагах, а именно оговорил: “а что по подчищенному написано “что А*** скот”, тому верить”. Ну, что было с ним делать?.

(Русский архив. 1885, кн. 3, № 10)

В старое время полиция далеко не пользовалась доверием общества. Оклады были малые, и нужно было как-нибудь промышлять “ребятишкам на мелочишку”. Дела о краже, например, редко доходили до суда: возьмет полиция с вора контрибуцию и отпустит, пригрозив, чтоб впредь не попадался, а втайне желая этого всею душою… Смелость полиции доходила до того, что украденное у губернатора могло переходить к полицмейстеру. Управлял губерниею в Уфе (тогда Оренбургскою) некто Македонский [гражданский губернатор в 1844–1846 гг.]. У него в гостиной в простенках под зеркалами стояли серебряные подсвечники с вензелями хозяйки. Дом был низенький. Раз летом, вечером вор, подойдя к отворенному среднему окну гостиной и протянув руки направо и налево, взял от каждого зеркала по подсвечнику. На другой день об этом было сообщено полицмейстеру В., который успокоил его превосходительство, что будут приняты все меры к отысканию. Но, однако, прошло более полугода, а о подсвечниках нет и помину. Зимою полицмейстер дает бал. На карточном столе в одной из комнат губернаторша, случайно проходя, заметила знакомые подсвечники. Подойдя ближе, она увидела и свой вензель – В.М. По деликатности она не сказала об этом даже мужу.

Продолжение следует…

Янина Свице

Часть третья

Часть вторая