Каранай Муратов – сподвижник Е.И. Пугачёва

Башкирское движение внутри пугачевщины, по сути дела, являлось самостоятельным восстанием, имевшим собственные цели и идеологию.

Башкирские восстания XVII и начала XVIII вв., особенно 1704–1711 гг., завершились для башкир удачно. Как писал в 1735 г. начальник Оренбургской экспедиции И.К. Кирилов, «…башкирцы славны были тогда, когда регулярнаго войска не было, и почти с ними равный бой имели…» То есть башкиры не уступали в сражениях старому московскому войску, однако после создания Петром I по-европейски организованной армии ситуация изменилась: регулярная армия, воюющая по законам тогдашней военной науки, стала превосходить нерегулярную башкирскую, казацкую и калмыцкую конницу. Поражение башкир в ходе восстания 1735–1740 гг. тому было наглядное подтверждение.

Говоря о психологической стороне башкирского протеста, русский историк Н.Н. Фирсов писал: «Если раньше башкиры не выносили спорадических захватов, то теперь, когда они увидали, что их вольные степи хотят покрыть заводами, истребить их леса, замутить их чистыя, многорыбныя воды, когда они поняли, что им грозит опасность совсем лишиться и земли и воли, они возстали против петербургского правительства…» Потерпев поражение в сугубо национальном движении, башкиры в 1755 г. попытались организовать уже общемусульманское восстание. Однако оренбургский губернатор И.И. Неплюев не только сумел поднять против них других мусульман – мишарей и казанских татар, но и рассорить их с казахами. Поэтому, по логике расширения социальной базы, следующее башкирское восстание должно было проходить уже совместно со всеми народностями Урало-Поволжья и, самое главное, с казаками и русскими.

Поэтому, когда беглый донской казак Емельян Иванович Пугачев обратился к башкирам с предложением союза, они не только поддержали его, но и стали едва ли не самым многочисленным и воинственным элементом пугачевщины. Как пишет И.М. Гвоздикова, «стержнем повстанческих сил было служилое сословие: 5 тыс. служащих и отставных яицких казаков, 5–6 тыс. служащих и отставных оренбургских казаков, 5 тыс. мишарей и служилых татар, 2 тыс. ставропольских калмыков и самое большое число воинов – около 50 тыс. башкир». Крестьянство в повстанческих войсках составляло от 60 до 80 тыс. чел. Однако оно было скорее вспомогательной, чем ударной силой, а также поставщиком продовольствия и фуража. Участие же служилых категорий – казаков, башкир, мишарей, калмыков – обеспечило восстанию небывалую доселе организованность и боеспособность. Одним из выдающихся повстанческих предводителей был Каранай Муратов, служивший у Пугачева главным полковником.

До начала пугачевщины

Каранай Муратов был башкиром Бурзянской волости Ногайской дороги. Он проживал в местности, прилегавшей к воспетому в башкирских песнях хребту Ирендык. Существует мнение, правда, не подтвержденное документами, о том, что он приходился внуком знаменитому предводителю башкирского восстания 1704–1711 гг. тархану и батыру Алдару Исекееву. В середине 1750-х гг., покинув свою родовую вотчину, он вместе с группой родственных семей перебрался на западную сторону Уральских гор и поселился в верховьях р. Уршак в качестве припущенника у башкир Меркитской волости. При этом он не терял связей со своей родиной, оставаясь вотчинником в родной Бурзянской волости и часто наведываясь в Зауралье. По рассказам старожилов аула Каранай современного Стерлибашевского р-на РБ, их предки сначала жили близ Ирендыка и Яика, но были вынуждены покинуть свои земли из-за притеснений со стороны оренбургских казаков.

Дело в том, что после подавления башкирского восстания 1735–1740 гг. было учреждено Оренбургское войско, которому были отписаны башкирские земли по р. Яик, вдоль которой возникли казачьи станицы. Казаки, пользуясь покровительством правительства, захватывали лучшие земли и угодья.

Согласно другим преданиям, предки каранаевцев жили у Ирендыка в урочище Таштугай, но были вынуждены покинуть свои земли не только по причине вражды с оренбургскими казаками, но и из-за набегов казахов. Последняя подробность может быть связана с воспоминаниями о башкирско-казахском вооруженном конфликте, спровоцированном оренбургским губернатором И.И. Неплюевым во время так называемого «Бурзянского бунта», т. е. башкирского восстания 1755–1756 гг. Русский историк Н.Н. Фирсов писал: «Путем политики по принципу “divide et impera” Неплюев внес рознь в башкирский народ, воспользовавшись существовавшими в нем социальными отношениями, и направил другой этнографический элемент степи – киргизов на башкир, дозволив затем под рукой последним броситься на первых… Тут был выполнен план усмирения и управления, указанный еще раньше другим подобным же колонизатором – Кириловым…»

По всей видимости, Каранай Муратов был участником башкирского восстания 1755–1756 гг. На это намекает «верный» старшина Уршак-Мингской волости Ибрагим Мрясов, называя его в своем рапорте от 21 мая 1774 г. «издревле изменником и злодейским начальником». Скорее всего, Каранай не избежал кровавых столкновений с казахами, почему последние упомянуты в числе причин, вынудивших каранаевцев отселиться в Приуралье. Таким образом, во времена пугачевщины он уже считался человеком, имевшим опыт участия в прежних мятежах.

В долине Дёмы существовало много других аулов бурзянских башкир, в разное время переселившихся из Зауралья – Курменкей, Дюртюли, Чятай-Бурзян, Ильчигул и др. Они составляли отдельную команду Бурзянской волости. В 1768 г. сотник Бурзянской волости Каранай Муратов вместе со своими односельчанами, написал прошение оренбургскому губернатору А.А. Путятину, в котором выражал нежелание переходить из команды старшины Аслая Курмекеева в команду старшины Туркмена Янсаитова. Первый жил в ауле Курменкей (ныне г. Давлеканово), а второй – в ауле Туркмен нынешнего Баймакского р-на РБ. Непосредственно перед пугачевщиной Каранай Муратов числился походным старшиной Бурзянской волости, т. е. командовал воинскими командами во время службы на Оренбургской пограничной линии.

Салават ХАМИДУЛЛИН

Продолжение следует…