Граф Перовский и зимний поход в Хиву. Часть первая

В Оренбурге, в здании караван-сарая, в доме губернатора, в одной из зал, находится прекрасный портрет графа Перовского в натуральную величину, вставленный в роскошную золотую раму.

Оренбург ранее никогда не имел такого молодого губернатора и вдобавок корпусного командира… Перовскому в то время было лишь 39 лет. Молодой губернатор был очень красив собою, «взгляд имел строгий и суровый», ростом был выше среднего, имел изящные великосветские манеры и обладал необыкновенною физической силой, так что свободно разгибал подковы. До приезда своего в Оренбург генерал Перовский прошел хорошую боевую школу, не совсем обыкновенную и полную интересных событий: 18-летним юношей он участвовал в Бородинском бою, где ему оторвало пулею часть среднего пальца на руке (вследствие этого он носил на этом пальце золотой длинный наперсток); при выступлении французов из Москвы попал к ним в плен; пешком, при обозе маршала Даву, прошел от Москвы во Францию, где и жил вместе с другими пленными в Орлеане до февраля 1814 года, когда ему удалось бежать и присоединиться к русской армии, бывшей в то время за границей. Затем, по возвращении в Россию, он был зачислен в Генеральный штаб, состоял адъютантом графа П. Кутузова и сопровождал великого князя Николая Павловича в его путешествии по России. В Турецкую войну 1828 г. под Анапой Перовский был тяжело ранен пулею в правую сторону груди, так что ему вырезывали эту пулю. В то же время это был один из образованнейших людей в России, дружный с Жуковским, знакомый с Пушкиным, Карамзиным и всеми интеллигентными членами их кружка (Пушкин во время проезда своего в Оренбург остановился прямо у Перовского). Все это вместе с легендою о таинственном происхождении молодого генерала производило на окружающих большое обаяние. Но некоторых лиц из местной служебной аристократии сильно смущал некрупный чин нового корпусного командира, и из-за этого чина вышел даже, на первых же порах, следующий инцидент, еще более поднявший престиж нового губернатора.

Начальником расположенной тогда в Оренбурге 26-й пехотной дивизии был генерал-лейтенант Жемчужников, а начальником бригады – старый генерал Стерлих. Будучи чинами старше Перовского, дивизионный генерал, а по его примеру и бригадный не поехали представиться, а ожидали, что Перовский, как вновь приезжий, сделает им визит первый, чего этот, однако, не сделал. Тогда генерал Жемчужников обратился в Петербург с конфиденциальным письмом к военному министру, испрашивая указаний, как ему поступить в данном случае… Из Петербурга не замедлил, однако, прийти весьма печальный для генерала Жемчужникова ответ: ему предлагалось отправиться немедленно к своему начальнику, корпусному командиру свиты Его Величества генерал-майору Перовскому, и доложить ему, что он, генерал-лейтенант Жемчужников, за нарушение правил обычной военной подчиненности получил предложение подать в отставку… К чести престарелого и заслуженного генерала Жемчужникова, следует прибавить, что он не исполнил этого предложения, а просто отправил прошение об отставке, в которую тотчас же и был уволен, с выслуженною им ранее пенсиею. Перовский же вскоре после этой истории был произведен в генерал-лейтенанты с назначением генерал-адъютантом.

Оренбургские татары, составлявшие в то время большинство населения края и самого города Оренбурга, встретили нового губернатора с большим почетом и уважением; а их бывший мурза Тимашев предложил даже к услугам генерала Перовского свой дом, лучший в городе, на Николаевской улице.

В первые же годы своей службы в Оренбурге молодой губернатор сумел достаточно сориентироваться в новом для него крае и ко многому присмотреться. При этом его всего более поразил и стал мучить следующий, крайне оскорбительный для самолюбия каждого русского человека факт: он узнал, что кочующие сейчас же за Уралом, вблизи города, киргизы, числящиеся в нашем подданстве, забирают при малейшей оплошности русских людей в плен и тотчас же продают их в Хиву, в вечную неволю, что промысел этот составляет любимое, удалое занятие киргизов и что они ведут это дело совершенно свободно; во время же рекогносцировок за Урал казачьих конных отрядов и при погонях из укреплений хищники эти на своих быстрых и неутомимых конях безнаказанно уходят в степь; что всех таких «пленных» находится в Хиве, по сведениям от караван-башей, более 500 человек… На генерала Перовского особенно, говорят, повлиял рассказ о происшествии, случившемся в Оренбурге в 1824 году, как раз накануне приезда в город императора Александра I.

Вдова одного казачьего офицера, узнав о предстоящем прибыли в город государя, решилась нарочно приехать в Оренбург, чтобы повидать царя, которого ранее никогда не видала; она при этом взяла с собою и двух малолетних детей, чтобы кстати и им взглянуть на царя. Приехав в город накануне прибытия в него государя, любопытная офицерша не нашла на постоялых дворах и в гостиницах ни одной уже свободной комнаты и вследствие этого решилась остановиться с детьми, прислугою и своими лошадьми бивуаком и ночевать в тарантасе, на котором приехала; она расположилась на этом берегу Урала, в том самом месте, где находится в настоящее время архиерейский сад и где в то время росли еще некоторые деревья, остатки бывшего леса. Вдруг ночью бивуак вдовы окружила конная шайка тихо подкравшихся киргизов, схватили офицершу в одной сорочке, связали ее по рукам и ногам, кинули поперек лошади на седло, поскакали к Уралу и бросились через него вплавь… Ни детей ее, ни бывшую с нею крепостную прислугу, кучера и горничную девушку, киргизы не взяли. Пока оторопелые и испуганные люди подняли тревогу, пока дали знать властям, а власти подняли на ноги казаков, совсем рассвело, а хищников и след простыл: они были уже далеко в степи по дороге на Эмбу, направляясь к Хиве… Когда доложили об этом происшествии прибывшему на другой день в Оренбург государю, то император Александр Павлович был, говорят, глубоко огорчен этим несчастным событием, приказал взять детей «на особое попечение», а вдову во что бы ни стало выкупить от хивинцев за его, государев, счет, что и было впоследствии исполнено.

Факт этот, понятно, сильно поразил Перовского, как он мог поразить и всякого иного свежего человека, приехавшего в Оренбург… В самом деле: русский царь должен был выкупать вдову своего офицера, взятую в плен в мирном, по-видимому, городе накануне приезда в него самого государя, взятую, главное, его же подданными, кочующими за Уралом «мирными» киргизами!..

Вот какой порядок вещей создан был различными неумелыми правителями в Оренбургском крае ко времени приезда в него В. Перовского. Как человек, имевший в Петербурге, в высших сферах, большие связи, Перовский решился возбудить ходатайство о необходимости нового военного похода на Хиву…

В Петербурге на первых порах ходатайство генерала Перовского не встретило сочувствия ни в военных сферах, ни в придворных: указывали на трудности похода по безводным пескам и пустыням; вспоминали трагическую судьбу отряда кн. Бековича-Черкасского, хотя и преодолевшего поход и дошедшего до самой Хивы, но затем все-таки погибшего; выставляли на вид и большие денежные затраты, необходимые на снаряжение экспедиции, затраты, которые не окупятся сравнительно малыми выгодами в случае даже успеха… Тогда генерал Перовский отправился в Петербург лично; там благодаря своим придворным связям он сильно подвинул вперед задуманное им дело. Один только военный министр граф Чернышев продолжал оппонировать Перовскому. Наконец на одном из придворных балов, когда император Николай Павлович подошел к гр. Чернышеву и о чем-то заговорил с ним, генерал Перовский, проходивший в это время вблизи (вероятно, умышленно), был тоже подозван государем. Разговор начался о хивинском походе… Военный министр возражал против похода, Перовский стал горячо доказывать необходимость освободить русских пленных, томившихся в неволе у хивинцев… Николай Павлович внимательно слушал обоих спорящих, давая им полную свободу высказаться…

– Государь, я принимаю эту экспедицию на свой страх и на свою личную ответственность, – заявил, наконец, решительным тоном Перовский.

И эта его решимость повлияла на государя настолько, что он тут же сказал Перовскому:

– Когда так, то с Богом! – и отошел от графа Чернышева и Перовского к другим лицам…

(Эта сцена записана здесь со слов Г. Зеленина, слышавшего о ней от капитана Генерального штаба Никифорова, лица, как увидим ниже, очень близко стоявшего в то время к генералу Перовскому. Об этом своем разговоре с императором Николаем Перовский передал впоследствии, уже по приезде в Оренбург, и другим лицам, в той же редакции.)

Спустя несколько дней после этого разговора составлен был, по приказанию государя, особый комитет из вице-канцлера, военного министра и генерала Перовского. В заседании комитета 12 марта 1839 г. и решен был поход на Хиву; но при этом положено было «содержать истинную цель предприятия в тайне, действуя под предлогом посылки одной только ученой экспедиции к Аральскому морю». В случае удачи похода и взятия Хивы предположено было «сместить хана Хивы и заменить его надежным султаном кайсацким, упрочить по возможности порядок (наших сношений с Хивою), освободить всех пленных и дать полную свободу торговле нашей». В том же заседании комитета определено было «на предприятие это» 1 698 000 руб. асс. и 12 т. черв., снабдить отряд орудиями и снарядами из местных артиллерийских и инженерных складов и присвоить начальнику экспедиции генералу Перовскому на время похода власть командира отдельного корпуса в военное время (то есть главнокомандующего).

Добившись подписания этого журнала графом Чернышевым и утверждения его государем, генерал-адъютант Перовский 17 марта 1839 года в сопровождении штабс-капитана Никифорова, своей, так сказать, правой руки, выехал из Петербурга в Оренбург и тотчас же по проезде стал готовиться к походу на Хиву.

Но главный вопрос, от удачного решения которого зависел успех или гибель дела, был еще не решен: надо было определить время похода, то есть зимою или летом выступить из Оренбурга…

За выступление зимою было большинство генералов и командиров отдельных частей, находившихся тогда в Оренбурге; энергичнее всех стоял за зимний поход начальник Башкирского войска генерал-майор Станислав Циолковский, имевший на молодого губернатора большое влияние. Во-первых, по словам Циолковского, экспедиционный отряд избавлялся от страшной жары, доходящей в песках, пред Усть-Уртом, до 58° по Реомюру (73°C); во-вторых, отряд, который предположено было сформировать из пяти с лишком тысяч человек, более чем при десяти тысячах верблюдов, мог бы, идя зимою по безводным пустыням и сыпучим пескам, иметь везде воду, которую легко было бы добывать, собирая и оттаивая снег. Меньшинство было за выступление раннею весною; главным противником зимнего похода были начальник штаба Оренбургского отдельного корпуса барон Рокасовский (бывший впоследствии финляндским генерал-губернатором) и Генерального штаба штабс-капитан Никифоров: они доказывали генералу Циолковскому, что если только зима будет снежная и суровая, то весь отряд неминуемо погибнет, так как в степи нельзя будет достать топлива для варки горячей пищи; а главное, все верблюды падут от бескормицы, не будучи в силах добывать корм из-под глубокого снега. Брать же с собою, навьючивая на спины тех же верблюдов, топливо и корм на все 1 500 верст до Хивы было немыслимо…

Иван ЗАХАРЬИН

Продолжение следует...