Дорогами славных конников. Часть пятая

Дети войны вспоминают

27 сентября. Вчера на участке будущего сквера, во время посадки деревьев, ко мне подошел пожилой мужчина Тищенко Владимир Порфирьевич и представился местным поэтом. Сегодня, ранним субботним утром, я его пригласил к себе в комнату. Мы решили навестить самых пожилых ветеранов городка, у кого детство прошло во время войны в этих местах, в Петровске и в ближайших деревнях. Наша цель — собрать как можно больше воспоминаний и информации о кавалеристах, которые в этих местах, в феврале 1943 года, в составе 8-го кавалерийского корпуса, находились на захваченных немцами территориях. После утреннего чаепития мы пошли по улицам Петровска. Идем неторопливо, под ногами шуршит опавшая листва, сухим, ритмичным шуршанием, поддерживая наш разговор. Моему путеводителю, Владимиру Порфирьевичу 75 лет. Часто потирая левую сторону груди своей ладонью, говорит больше Владимир Порфирьевич, а я стараюсь вникнуть в каждую информацию и запомнить. Недавно он вышел из больницы, перенес инсульт.

— Когда война началась, мне было семь лет, а Петровский пороховой завод срочно эвакуировали на Урал. Часть завода под номером 850 был отправлен в г. Стерлитамак. Вместе с заводом эвакуировались рабочие. Отец на фронте. Таким образом, нас с мамой разместили в деревне Новое Барятино, в 7 км от Стерлитамака. До 1947 года жили в деревне Новое Барятино. После войны, мне было 14 лет, я вернулся в родные края, многие ровесники, оказавшиеся в оккупации, уже умерли. Кто-то умер от голода, кто-то от рук фашистов.

Мы идем по ул. Шаймуратова к одному из таких друзей детства Владимира Порфирьевича, Зимницкому Анатолию Михайловичу. С первого момента встречи у нас появилось взаимопонимание. По дороге Владимир Парфирьевич изредка смотрит в мою сторону и с улыбкой проговаривает: «Земляк, землячок!», и похлопывает ласково по моей спине. Это означает, что в далеком детстве, во время войны он был жителем Башкортостана: мы –действительно, земляки!

Конец сентября, но день по-особому выдался тихим и солнечным. Во дворе Анатолия Михайловича Зимницкого мы расположились на скамье, что под раскидистой яблоней. Мои пожилые ветераны вспоминают свои суровые детские годы, а я взял блокнот и стараюсь зафиксировать интересующие меня факты.

— Когда война началась, мне было 7 лет, мы жили в Фромандировке — начал свой рассказ А. И. Зимницкий.

— Годы военных лихолетий никогда из памяти не стираются. Все, что в детстве видели, все перед глазами, даже вкус еды… Сейчас у нас жизнь испортилась, пошла в худшую сторону. Мы тоже сильно состарились, многое, уже вчерашнее забывается, а то что давно, в детстве было — никак не стирается из памяти.

Зима в 1943 году была снежная, выпало много снега. Желая спасти нас от фашистов, проникшие в наши края советские кавалеристы дрались с фашистами отчаянно. Они между собой разговаривали на своем, нам непонятном языке. Это мы потом только поняли, что это были башкирские конники…

В наших краях люди пухли от голода, от холода. Люди из-за голода, готовы были предать друг друга. При выходе из рейда группу кавалеристов предал наш местный предатель, представившись проводником. В наших местах партизанских отрядов не было, а предателей много было… Местность у нас открытая, скрыться негде. Рейд конников прошел по окрестностям нашей деревни, прикрываясь по оврагам и балкам через Фромандировку — Юлино 1 — Юлино2 — Ивановка. От нас на расстоянии 20 км находится железнодорожная станция Штеровка.

— Конники же должны были выйти на железнодорожную станцию Штеровка, а они, ведомые предателем-проводником, вышли в деревню Штеровка, прямо к фашистам. Проводник ночью сбежал. Вот там-то, под Штеровкой, осталось лежать много башкирских конников. Другие же, следом идущие две дивизии кавкорпуса, увидев, что башкирская дивизия наткнулась на фашистов, обошли этот участок по сторонам и спаслись.

Один разведотряд башкирской дивизии когда находился в нашей Фромандировке, разыгралась трагедия, тоже из-за местных предателей. В крайний дом в деревне ночью прибыли усталые, передовые отряды конников. По сигналу предателя, под утро их окружили фашисты, закрыли снаружи дверь, облили керосином и подожгли дом. Прыгающих из окон кавалеристов тут же из автоматов обстреливали, уничтожали огнеметом… Мы, жители деревни никак не могли помочь, издали все видели, а помочь не могли. Разбуженных, охваченных огнем, изнутри выходящих воинов каждого в упор расстреливали. Конники кричали, на своем родном, нам непонятным языке, а форма одежды была советской. Мы не понимали, что за солдаты, эти нерусские? Потом выяснилось, что это были ваши — башкиры. Эти обугленные трупы сгоревших заживо башкирских конников, умершие кони, запряженные в тачанки долго находились возле обгоревшего дома. До сих пор перед глазами стоит обугленная фигура солдата, который сидел в тачанке… Это была большая трагедия, страшно было… И предателя знаем, по фамилии Чичиков… Умер не своей смертью…

В деревнях было много мародеров, от умерших конников они сапоги снимали. В разговор включается Тищенко:

— В тех местах, где раньше по тылам фашистов проходили конники: хутор Юлино1, хутор Юлино2, д. Фромандировка (правильнее говорить Фомандейровка), теперь все их названия переименованы в Ковыльное, Степное, Красный Кут. Как будто, кто-то старается все из памяти стереть и, переименовав их названия, забыть трагедию?!

— В 1948 году делегация из Башкортостана впервые прибыла в эти края. Они искали могилу Шаймуратова. Вы об этом факте знаете? Что можете сказать?

— Знаем, видели! Они искали тело генерала Шаймуратова. Выкопали отдельно находящуюся могилу и подняли оттуда одно тело в синем галифе с красными генеральскими лампасами. Эту могилу показал свидетель выхода конников из рейда, старый житель Штеровки, который в феврале 1943 года сам же участвовал при захоронении этого генерала.

В составе Комисси по определению личности генерала участвовал хирург из наших мест, Поршенко Афанасий Павлович. Как сейчас помню, после окончания прорыва из рейда, в 23-24 числах февраля 1943 года, немцы сначала собрали и похоронили все свои трупы, а потом только, спустя 3-4 дня разрешили нашим жителям собрать с полей убитых кавалеристов. Вот тогда-то на поле нашли убитого того генерала. Немцы сразу же отделили его тело от остальных воинов, велели выкопать отдельную могилу для этого командира. Скоро весна, трупы нужно было хоронить. Советских солдат под дулами автоматов хоронили жители ближайших деревень. Все было под контролем немцев. Сам не видел, но говорили тогда, что когда похоронили этого советского генерала, немецкий генерал сам честь отдал, провожая в могилу. 1948 году, когда Комиссия из Башкирии выкопала его тело из могилы, то из поясного кармашка брюк этого генерала достали медальон с сохранившейся надписью: «Шаймур…» Открыв крышку медальона, смогли ее прочитать.

После трагического 23 февраля долго на полях лежали мертвые, замерзшие трупы лошадей до весны там находились, пока их не съели люди и собаки. Вокруг везде шастали озверевшие немцы. Никого не жалели, раненых расстреливали на месте. Однажды, в поисках сьедобного, на поле мы нашли труп мерзлой лошади, а внутри распоротого живота, вместо кишков, находился убитый советский боец. Видать, при выходе из того, злополучного рейда, отстав от своих, он так решил спрятаться от фашистов. А немцы этих конников в плен не брали, всегда на месте расстреливали… (В этот момент, Анатолий Михайлович посмотрел на меня и протер влажные глаза, уткнувшись вниз) …Эти же фашисты долго не разрешали собирать и хоронить ваших конников… На дальних полях долго, до весны, они находились на месте гибели. Не могу их забыть, они всегда перед глазами.

У моего собеседника тут глаза прослезились.

Это было самое холодное и голодное время для нас… Мы чудом остались живы благодаря мертвым лошадям, которые остались лежать в наших полях после рейда кавалеристов. Ты прости меня, пожалуйста, сынок, мы ведь ели ваших, башкирских лошадей…

— Иначе, все в округе с голоду умерли бы, если бы не ели мясо умерших башкирских лошадей… Сами немцы не ели конину, они искали для еды только говядину, свинину. Мы, детвора, с нашими матерями ходили по снегу на ближайшие поля, топорами и пилами отрубали куски мяса. Мамы тянут сани, мы маленькие мальчики, толкаем сзади, тонем, падаем от бессилия. И так на маленьких санях привозили мясо в свои дома.

Так, мы потихоньку начали изредка питаться. Особенно запомнился вкус конины с жирным бульоном. Начали бодро шевелиться и двигаться, порядком поправились: сытые, даже и перестали бояться. Бывало, когда мы варили супы из конины, к нам в дом, по запаху ворвались фашисты и как рога, поставив пальцы над головами, спрашивали: «Му-уу? Му-уу»? А мы в ответ все хором кричали: «И-го-го, и-го-го!». Это значит, что они нас спрашивали, не едим ли мы мясо коровы. А мы отвечали, что мы едим мясо конины. Немцы сами конину не ели. Глядя на нас, они плевались, и уходили, ругаясь: «Шайзе! Сакрамен!» Вот, если кто дома ел свою говядину, им не повезло. Если их заставали за трапезой, то отбирали мясо, бульон выливали, не щадили никого, избивали, нередко были случаи, что всех членов семей расстреливали.

— Недалеко от нашего дома находилась конюшня, где немцы держали своих лошадей, — продолжил Анатолий Михайлович. — Своим коням немцы давали буханки черного хлеба. Мы, мальчишки, подкрадывались к коням и с земли собирали остатки хлеба, прятали за пазухи и убегали. Вот однажды, нас, голодных мальчишек, немцы поймали. С нами там был Родионов Анатолий — прекрасный музыкант, Виктор Романов тоже был… Давно они все умерли…

Немецкий офицер ради забавы, собрал нас всех в один круг, солдаты сзади связали наши руки и начали бросать над нашими головами кусочки хлеба. Открыв широко свои рты, мы должны были поймать эти кусочки губами и кушать. От ударов друг в друга наши лбы синяками покрылись, носы разбивались, мы кричали от боли. Если не могли поймать на лету кусочки хлеба, безжалостно издевались, избивали палками. Вот однажды, немецкий солдат кинул над нашими головами целую буханку. Эта черная, как камень, буханка упав на меня, рассекла лицо. Все мы, избитые, израненные, измазавшись кровью, стали красными. Я от боли кричу, а немцы, сволочи, смеялись, били нас безжалостно… Изверги…

— Однажды, по какому-то ложному сигналу, немцы как-то исчезли на несколько дней. Узнав об этом, мы, группа мальчишек ворвались в дом № 18, где находилась комендатура (этот дом до сих пор там есть), на улице Первомайская в Петровске. Первым делом, измазали чернилами портрет Гитлера, который висел на стене, порвали все найденные документы в ящиках под столом. Все подряд громили и разбили в пух и прах. По-своему, по-детски радовались и кричали: «Ура, немцы ушли!» А назавтра, неожиданно они снова вернулись и начали все вокруг обыскивать. Они искали партизан и им в голову не приходило, что это сделали мальчишки 7-15 лет.

— Среди нас, мальчишек, предателей не было, мы стойко держались. Немцы, озверев, повсюду искали партизан, но их не было в здешних местах, так и никого не могли найти. Вот так, весной 1943 года, мы маленькие дети, отомстили фашистам.

Было еще вот такое. Фронт был рядом, и в небе была фашисткая авиация. Все граждане спрятались в подвалы и погреба. Как-то открылся люк нашего подвала, где мы прятались. Вышли на улицу и увидели советского солдата, с автоматом в руке. Этот солдат, помню, по фамилии Лаптев, дал нашему соседу Вовке, 18-летнему парню, гранату и дал задание взорвать водонапорную башню в Петровске. Эта башня построена в 1915 году и до сих пор стоит! Вовка согласился и пошел, но попал в руки к фашистам. Его расстреляли. Тело Вовки сейчас покоится в братской могиле на улице Шаймуратова. Там же, кроме кавалеристов, еще похоронен советский летчик Н. Н. Павличенко. Его трагическая гибель произошла на наших глазах.

— Хорошо помню, как немецкие самолеты сбили его в воздушном бою. Мы это наблюдали из открытых окон, высунув свои головы. Был горячий воздушный бой. Вот однажды, несколько немецких самолетов догнали советского истребителя и открыли по нему огонь. Самолет Павличенко охватил огонь, и он рухнул недалеко от Никитовки.

Еще были в наших краях итальянцы. Они давали нам противогазные сумки, пистолеты и просили принести лягушек. Мы отстреливали пули в небо и ловили лягушек руками, запихивали их в сумки и живыми приносили лягушек. Когда солдаты открывали сумки, лягушки выпрыгивали. Все солдаты начинали ловить прыгающих лягушек. Были еще румынские солдаты. Румыны любили курятину обменивать на хлеб. Итальянцы взамен лягушкам давали нам хлеб и мясные консервы.

Под теплым солнышком мы разговаривали долго. Анатолий Михайлович пожаловался на здоровье. Недавно он перенес инсульт, говорит, что постоянно в голове стоит шум.

— У нас лекарства дорогие, пенсия маленькая… В разговор включилась его жена, Мария Федоровна, она в 1941–1944 гг. жила в д. Каменка:

— В нашем доме до лета 1943 года жили фашисты. Они зимой очень боялись холода, поэтому сильно топили печь. Однажды у одного немца на плите сгорели лицевая маска, теплые вещи, вязаные варежки. Этот немецкий солдат, подумав, что моя мама нарочно сожгла все вещи, направил винтовку и заорал ей. В тот момент, бабушка встала перед солдатом и закрыла своей грудью нашу маму, заступилась со словами: «Ваши товарищи сами по оплошности это сделали, а она тут ни при чем!» Так, она чудом спасла ей жизнь. До 1946 года здесь был голод. Люди ели гнилую картошку и помногу умирали. Мы чудом, кое-как остались живы. В 70-е, 80-е годы, когда был СССР, жизнь немного улучшилась, но сейчас и этого нет, снова все покатилось назад, разрушилось…

Анатолий Михайлович: «Когда нас освободили, мне на прощание подарили жеребенка. Я его поил козьим молоком и вырастил. По ранению с войны вернулся папа. Только что выросшего жеребенка начали запрягать в телегу. Однажды, когда возили муку, от тяжелого груза молодая лошадка надорвалась и умерла от тяжелой работы. И людям и животным было одинаково тяжело, никакого покоя не было, порой, люди сами оставались на месте животных… »

В разговор вступил Владимир Тищенко: «Когда мы жили в Новое Борятино, под Стерлитамаком, в соседнем доме рос парень Иван. У них отец погиб на фронте. Вскоре и Ивана отправили на фрон. Через месяц, пришла похоронка…»

После этой встречи мы с Владимиром Порфирьевичем пришли на Братскую могилу, где с минутой молчания постояли у памятника, под которым покоится тело генерал-майора М. М. Шаймуратова.

21.09-03.10.2009 г.

Продолжение следует…