Дневник ИХТИКА. Часть сорок третья

19 июня 2004 г.

Наш дом построен специально для ветеранов ВОВ, афганской и чеченской военных кампаний. Всюду эти старушки, на всех скамейках сидят целыми сутками, ничего не делают. Обсуждают, прошло ли 40 дней со дня смерти того-то и того-то, и на сколько копеек подорожал хлеб. Видно, как в своих квартирках они занимаются ужасно важным делом – хлопают газетами мух. Есть ещё в нашем подъезде одна старая карга, лицо у неё ужасно злое, ни с кем она не разговаривает и будто ненавидит всех людей.

У нас в семье давно уже завелась такая традиция всех пугать. Когда человек, ничего не подозревая, пробравшись на кухню и залезая, скажем, в холодильник, что-то там ковыряется, нужно спокойно подойти к нему рядом и весело прокричать что-то вроде «Ага!» или «Попался!». После такого уличения человек иногда даже приседает на пол от чувства вины и неожиданности.

Крадусь ночью по квартире с банкой горячего чая в одной руке и кусками хлеба, намазанного паштетом, в другой. Хорошо так крадусь, не спеша, штатно. Но все-таки натыкаюсь впотьмах на что-то и всё валится у меня из рук. Неожиданно для себя и для штатной ночи я разражаюсь неслыханной бранью...

25 июня 2004 г.

Пока никого не было в деревне, соседские крестьяне по просьбе отца свезли в наш огород 20 возов свежего навоза с колхозной конюшни, что стоит на задах, за что получили литра два городской водки. Разбросанный по полю, через некоторое время, навоз дал обильный всход овса, семена которого, видимо, не переварились в желудке лошадей. И вот, бедный Ихтик, притащив из бани миниатюрненькую скамеечку, сидит потный в зарослях сорняка, полит и полит. Солнышко припекает мечтательного философа, который обдумывает своё недавнее решение быть предельно спокойным и уравновешенным, ко всему относится с каким-никаким юмором.

Когда-то в детстве он любил наблюдать животных за едой, как они, аппетитно похрустывая, жуют траву. Руки, уже наловчившиеся рвать сорняк, напоминают ему об этом, а звук вырываемых из земли корней – пережёвывание жвачных. Щелчками сбивает он колорадских жуков с листьев картошки, а листочки со стройными рядами яиц, отойдя в сторонку, ехидно подставляет печься под палящими лучами. «Эй малай, эй шалай, һөрмәгән ер тырмалай!» – (Эй, мальчик, эй проказник, обрабатывает невспаханную землю граблями).

Попив чаю, прячется в автомобиль, где коварно читает «сталиниста» А.С. Макаренко, причём всё время поглядывает в зеркало заднего обзора на то, что творится на улице и кто там проходит. Давно я не читал бумажных книг, всё с компьютером сижу, робот мне читает тексты своим синтезированным голосом.

Вечером залезаю на крышу дома, чтобы позвонить по сотовому телефону в Уфу, на это сбегается поглазеть вся местная малышня-шантрапа.

На футбольном матче, во дворе деревенской школы заикающийся распалённый мальчик кричит своим товарищам: «Я в аба-аба-абароне буду!». А когда забьют гол, все из другой команды кричат: «Апсай, апсай!» (типа, offside – положение «вне игры»).

Ах, ах! Атаҡ атаҡ! Ниңа алдың аны (огромной ветеринарный шприц для скотины), санселаhең бит, в основном?! Ну, тянись, ынтыл, вот сметанку бери, конфетами угощайся, – и подвигает всё ко мне. – Что ты мне рассказываешь, что, я не вижу, что ли, что на столе стоит: надо будет – возьму сам. – Как хошь, дос, как хошь. А псю-таки... питалетом, атаматом, дэтрилю. И хвастался потом на зависть всем деревенским мальчишкам, что читал книгу про приключения, «Три мушкедра» называется.

А русская городская девочка, гуляя по башкирской деревне, пела так: «Ветка чуть качается, дождик не кончается, с нами старый скворушка до весны прощается. В путь дорогу дальнюю скворушке лететь. Песенку прощальную как ему не спеть». Деревенская же шантропа пытались повторить красивую песню, но у них ничего не получалось, кроме как искаженных нескольких первых слов: «Питка-щутка-а...»

И этот старый татарин, когда не находил уже за что ещё можно выпить, торжественно тостовал: «Щабыс!» или даже «Чибыс!», что означало, примерно как «Пьём».

У башкирского языка тоже есть диалекты, сильно напоминающие татарский: «Ҫу буйына ҫуған ултыртҫаң, ҫу ҫипмәҫәң дә үҫә».

Отец вдруг останавливается от своих дел, стоит посреди двора замерев. Сделав полшага, поворачивается к солнцу, запрокидывает голову, закрывает глаза и начинает моргать ими. Вижу, что пытается чихнуть. Но так и не добившись ничего, с досадой выругивается и идет дальше возиться по хозяйству.

Там сбивают китайскими петардами ворон с деревьев.

Дождь идёт, в основном.

27 июня 2004 г.

Грустный вечер, ящик передаёт криминальную хронику. Двое немолодых китайцев и ещё одна гражданка КНР приехали в Москву на автобусе, спрятавшись там под тюками. Корреспондент, еле сдерживая смех, спрашивал у них о цели их визита в столицу России и удобно ли им было ехать.

Ну и рожа у тебя, когда, перескакивая с канала на канал, ты уже хотел было выключить телевизор, но попал на какую-то передачу про животный мир Мадагаскара. Крупным планом на меня с экрана не моргая смотрит маленький лемур. От растерянности я даже приоткрываю рот, не в силах оторвать взгляда. Не знаю, сколько продолжалось это оцепенение, а только было это чем-то необыкновенным. Потом это существо, сидевшее, оказывается, на баобабе, куда-то упрыгало. Засыпая поздно ночью, я то ли думаю, то ли плачу только одно: «Лемур с острова призраков. Лемур...»

Ужас. Всю ночь и всё утро промучился тем, что не мог решить: ехать на выставку кошек, морских свинок и карликовых кроликов или нет? Прямо весь извёлся. Разве это подобает взрослому серьёзному человеку, в самом деле?

17 июля 2004 г.

Пьяным в хлам осторожно сесть на детские качельки, запрокинуть голову на звёзды, думать о том, что все спят, один я, дуралей, тут сижу и на качелях скриплю.

Мечта о приборе, который бы определял, в каком же из окон этих серых домов есть такая же, как я, девушка-дурашка, что не прочь встретить рассвет за игрой в дурака, на раздевание? Всё отдал бы.

И почему, например, когда едешь в поезде, лежа в темноте на верхней плацкартной полке под мерный стук и свои уже давно надоевшие мысли... почему я не могу знать о том, кто же думает обо мне сейчас и, скажем, в каком контексте, понимаешь? Мне бы очень хотелось. Понимаешь?

Я понял, почему я перестал писать в последние годы. Вокруг меня почему-то не осталось необычных людей. Только в присутствии них у меня появляются оригинальные мысли, которые стоит записывать и вообще делиться. Теперь вокруг меня только простые и хорошие люди, понимаешь?

И еще, я понял, о чем все эти фильмы, эти истории. О странных встречах. Как и настоящая любовь, такое бывает только несколько раз в жизни. А также о памяти, которая остается после таких встреч.

Так никто не делает. Ранним утром ждёшь безразлично автобус и ни с того, ни с сего вдруг заулыбаешься и не знаешь, куда спрятать своё лицо от сонных людей безразличных.

В середине ночи сидел в странной комнате, белой-пребелой от света, как в операционной. Это зал для игры в пинг-понг. Я глазами только слежу за шариком: туда-сюда, прыг-прыг, тук-тук.

Ночью тихо в лесу, только жёлуди иногда падают, ударяясь об листья.

Сегодня на пляже одна девушка читала книжку, я присел рядом на камешки, попросил почитать и мне, вслух, на что она с радостью... Всё было как-то безразлично. Закрыл на солнце глаза, и всё там было про нас с тобой. Потом уж она одна продолжала думать, лежа на песке. Вот у меня спина даже не прикасается к земле, неужели оттого, что попа большая? Да, это точно, даже в транспорте иногда люди протиснуться не могут...

Не знаю, когда ты прочтёшь мои письма, но я всё равно пишу их тебе, вскарабкавшись на свой скрипучий стул.

Что же, в каком-то богом забытом летнем детском лагере для детдомовских детей, лежу ночью в сверчках на сыром и вонючем матраце. Мистер Кутаковский из деревни Малые Кутаки. Кукей Кутлеяров из Усрак-Кудейской волости.

А ты сейчас тоже где-то, не спишь в этот час, озабоченно-нахмурившись сосёшь свой пораненный пальчик, потому что «бо-бо».

И я тоже уснул пьяным, и над моей кроватью повесили табличку, исполненную из какого-то огрызка туалетной бумаги: «проф. ихтиологии Ихтиандропулас Таврическiй. Приём: с 11:00 до 23:00». Эх, па-лю-била парня я, – оказался Ихтиандр! Жизнь не сахар и не мёд, никто замуж не берёт!

Катались буржуями по ночному городу. Приставали к девушкам, спешащим домой, а потом нашли-таки парочку припозднившихся студенток, которых не пускали в их общежитие Института искусств. Привезли их домой. Застенчиво попросила прощения, но нельзя ли какую-нибудь, хоть самую плохую, футболку, чтобы спать? И ещё один нюанс: я всегда сплю исключительно одна. Из меня откуда-то так и сыплется песок, больше всего его почему-то в моих трусах и на простыне. Сердце начинает колотиться всё быстрее, но потом стихает, когда я вспоминаю, что купался в реке, валялся на пляже, ходил по дну под водой. Наутро – как всегда – беспорядок и все уже ушли. Захожу в комнату, вижу: она аккуратно сложила ту футболку, сцену с которой я тут же вспоминаю, и повесила на спинку кровати. Присаживаюсь рядышком, медленно кладу руку на ткань, поворачиваю голову набок и, прижав губы, крепко зажмуриваюсь.

10 августа 2004 г.

Всю ночь просидел со слипшимися глазами, сканируя философский словарь – этакий талмуд в 1280 стр., и слушая «Маятник Фуко» Умберто Эко.

Ждал утра, когда все, торопливо походив с деловитыми и значительными физиономиями по комнатам, наконец, уйдут на свои работы. Посидел как сомнамбула перед телевизором, посмотрел какие-то модные клипы MTV или МузТВ. При этом думалось о древних человеческих пращурах, из учебника по антропологии, который мы с тобой недавно купили в книжной лавке, и которые, видимо, тоже, как эти грудастые негритянки с какими-то атлетами танцевали свои дикие танцы, надеясь на что-то, или, наоборот, от безысходности и отчаяния.

От этих однообразных в нашу эпоху движений мне становится как-то стыдно-противно и жалко, я горестно нажимаю кнопку выключения и иду бродить по дому неизвестно зачем. Чёрр-т, это уже где-то было, но со мной? И сколько ещё будет. Что-то скверно мне, не стоило курить на голодный желудок, хотя, какая, нафиг, разница.

Знаешь, наш с тобою фильм так и останется недописанным сценарием, но я тебе не выскажу этих сомнений, ведь ты так легко расстраиваешься от внешних причин.

Я хочу жить один, провести туда кабель и воткнуть его в телевизор, и ничего не делать, потом сойти с ума до того, как кончатся деньги.

Если бы я решился отослать тебе этот абзац по электронной почте, то в графу «Тема письма» я бы вписал «Утро нахлебника».

 (Лексика, синтаксис и орфография авторские).

 Продолжение следует…