Дневник ИХТИКА. Часть сорок вторая

8 мая 2004 г.

Вчера за полночь сижу читаю «Воспоминания о Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе» современников издательства Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Вдруг – телефонный звонок и молодой женский голос заговорщицки сообщает оттуда, что звонят мне, ни много ни мало, как из туалета одного из черниковских подвальных баров, где чувствуешь себя точно как в бомбоубежище, и что тебя там за столиками середь бутылок и переполненных пепельниц окружают одни дебилы, и ещё, что ты сегодня уволилась с работы и поэтому у тебя куча денег, и что тебе всё нипочём и, может быть, ты прямо сейчас прыгнешь в какое-нибудь волшебное такси с шашечками и примчишься в мой дворик посидеть на скамейке под окном со мной или без меня. Ты ещё не успеваешь, запыхавшаяся, проговорить всего этого, как в трубке появляется какое-то шипение и автоинформатор уведомляет, что связь с абонентом потеряна.

Я недоумённо и очень медленно кладу трубку на место, поднимаю взгляд на стену, где висит карта города, слежу путь от моего дома к северу по Проспекту Октября до твоей Первомайской улицы. При этом всё ещё продолжая думать о русских социал-демократах, навещавших Маркса на его квартире в Лондоне. Глубоко вздыхаю, хмурюсь: что это такое только что было? Тут я опять резко вздрагиваю от следующего звонка: ты ещё быстрее тараторишь в трубку, то ли спрашивая разрешения, то ли просто заявляя, что вот ты уже едешь ко мне очень-очень, ладно? хоть как, по-любому, да ведь? ну ладно (смеясь).

Тогда я покорно натягиваю штаны, свитерок и крадусь по квартире в зал, там встаю возле окна, прислонившись лбом к холодному стеклу и смотрю на дорогу. Любой сильный человек когда-нибудь бывает беспомощен и жалок; такой и я сейчас, со мной можно сделать, что угодно. Таким ребёнком я стою и ласкаю пальчиками стебли помидорной рассады, потом подношу пальцы к лицу и нюхаю их, часто моргаю.

Выхожу к тебе, где ты уже сидишь на той самой скамейке, схватив как хомячиха свою сумочку, и вертишь головою по сторонам. Увидев меня, ты вскакиваешь как угорелая и мчишься ко мне, но я сгибаюсь в три погибели и упреждаю тебя приложенным к губам помидорным пальчиком знаком “т-сс”, и показываю наверх, мол, мамаша следит за нами. Твои глаза начинают сверкать ещё сильнее, и ты тоже как бы припадаешь к земле, но всё равно продолжая хищнически красться в мою сторону.

После всех жеманств и кривляний мы усаживаемся на всё ту же скамейку, и я начинаю выпрашивать у тебя покурить твои тончайшие, белоснежные ментоловые сигареты. Потом мы обнаруживаем, что скамейка крашеная и наши задницы прилипли. Нисколько не расстроившись, а даже напротив, возвеселившись, бредём куда-нибудь в сторону пивного ларька, где стоит распахнутый весь мусорской бобик. Вспоминаю, как на этом же самом месте, приехав с поезда поздней ночью с военных сборов, я сидел и пил задумчивое пиво, и меня чуть не скрутили менты за то, что карманы мои были набиты настоящими боевыми патронами от пистолета Макарова, автомата и пулемёта Калашникова, а также запалами от ручных гранат.

Долго разглагольствуем под ёлкой о методах дошкольного воспитания и, замёрзнув и спрятав недопитые бутылки в мой саквояж, торопимся в какой-нибудь подъезд. По пути туда я всё никак не могу понять, почему у меня одна штанина влажная; может, там где-нибудь кровь идёт, а я просто не чувствую боли от раны? Ты предлагаешь меня раздеть, но я не соглашаюсь и продолжаю ощупывать и обнюхивать свою мокрую ногу, как самец-хомяк. Ах, блин! Это же пиво из сумки вытекает прямо на меня! А там же вещи! И давай быстро вытряхивать всё содержимое. Документы: читательские билеты национальной библиотеки им. А.-З. Валиди, Башгосуниверситета, Центральной городской библиотеки; Паспорт с квитанциями и извещениями о ценных бандеролях и почтовых переводах, удостоверение аспиранта, трудовая книжка; мой новый блокнотик, пытаюсь перевернуть его страницы, а с них буквы, слова, мысли стекают на мои руки и радостно капают на бетон; адресная записная книжка стала раза в три толще; две дискеты, лазерные компакт-диски, маленькие и большие, – все блестят от влаги; сборник стихотворений Иосифа Бродского – о, какое кощунство! лекции по философии учителя Лу (проф. Лукьянова А.В.); красочные объявления в папке о молодёжном философском клубе; журнал посещений и оценок студентов второго курса специальности «прикладная математика»; расчёска, ключи, банковская пластиковая карта для снятия стипендии по ночам в городских банкомётах, карты игральные, атласные, дорожная карта города Уфы, Правила дорожного движения. И всё это в липкой, противной жёлтой жидкости, какой ужас!

«От грязи не треснешь, от чистоты не воскреснешь».

Я провожаю тебя до дороги, ты сама садишься в какую-то сплошь затонированную и блестящую разноцветными лампочками, как новогодняя ёлка, тачку, что я успеваю только запомнить государственный номер.

Целая орава каких-то кочующих бездомных собак. «Ребята! (восторженно) Ну, как дела! как жизнь? Фигово, наверное, как всегда, да?» Притянешь к себе на корточках нескольких, псиной пахнет. Хвостами машут усердно, дураки. Ребята вроде бы чего-то ищут, а как будто бы и нет.

Когда, поставив рядом с собой бутылку минеральной воды, я уже падаю в пьяное забытье, снова ты, весёлая, звонишь мне чёрт знает откуда. Я, не открывая глаз, слушаю твои признания о том, что ты счастлива, счастлива как никогда, и что «а жизнь такое», «а новогодний шофёр приставал ко мне и я испугалась, никогда ещё не смешивала алкоголь со страхом». Ватный, я глажу провод от телефонной трубки и так мне приятно от этого. Думаю: когда, в самом деле, я ещё смогу всё это ощущать, если меня не станет, если всё это уйдёт куда-то... Вот, лежу, сильно думаю о тебе, веришь ли, плачу и смеюсь.

На утро моя комната превращается в некое подобие дедушкиного гаража: баночки-скляночки с синтетическими растворителями, толуолом и формальдегидом, жидкостями для снятия лака для ногтей без ацетона французской фирмы AVON; щёточками и тряпочками, даже мочалками. Вся моя семья достают меня каждый со своими советами о том, как лучше тереть краску от скамейки. Мама суёт мне медицинский шприц, чтобы я набрал туда бензина и прыскал на джинсы, сестра уверяет, что даст в долг на покупку новых штанов и даже сходит со мной выбирать. Папа норовит зайти к соседу-сантехнику ещё чёрт знает за чем.

И спрашивается: зачем ты всё это барахло на ночь глядя с собой попёр?

Уже я стою в очереди за мороженым, женщины начинают брезгливо морщиться, трогать свои носы и подозрительно вглядываться в соседей; я же, делая вид, что разглядываю пивные бутылки на витрине, не в силах сдержать счастливой улыбки.

Ночь с 14 на 15 мая, 2004 г.

Какие только нашла в доме... таблетки. Ха-ха-ха, как всё смешно, боже мой. Ты был прав, ты был абсолютно прав...

Карету скорой медпомощи всю трясёт от быстрой езды по Проспекту, и в то время, как ты, ухватив мою руку, твердишь и твердишь какой-то бред: прости, я не хотела, частная жизнь и дурында, прости, статисты, частная и под занавес я не... Ах, оставьте ради бога!

Я смотрю в окно на горящие рекламные вывески, видеть тебя я не хочу.

«Будьте добры, бил меня, пальцы под рёбра совал, а они все чужие... всё, что нашла... у меня ведь больше никого... будьте так добры, я не хочу, не хочу...» Ты начинаешь метаться на носилках и мне приходится схватить твою голову. – «Всё будет хорошо, тихо, всё будет хорошо...»

В какой-то совершенно идиотской ночнушке тебя укатывают по больничному коридору, где ты всё ещё продолжаешь глухо хныкать, и всё это, знаешь, точно как в кино. Мне не верится, что всё это происходит.

И мудрые уставшие врачи: «В 3 часа ночи кто ж мировые проблемы решает. У меня у самой такая же дочь».

Джинсы голубые, кофта вязаная с железными пуговицами; футболка тёмно-синевая с красными рукавами; ботинки кожаные, чёрные; тапочки тряпочные, серые. Распишитесь тут.

Госпитализация в реанимационно-токсикологическое отделение, посетители не пропускаются, с часу до двух можно принести минеральной воды, зубную щётку.

И впечатляться не надо, молодой человек. Теперь вы видите, теперь вы убедились...

Завтра под капельницу, потом с ней психолог побеседует, может в психиатрическую придётся ложить – попытка, вы сами понимаете. А сама на психологии учится, карьеру...

– Что за дежурство сегодня.

Стоим с молодым милиционером курим в ночь на больничном крыльце.

– Таких часто сюда по ночам привозят...

Я стою на безлюдной ночной улице и разглядываю твой паспорт под столбовым фонарём: гражданка Российской Федерации – просто ты, пол – женский, дата рождения такая-то; внимательно вглядываюсь в твою неудачную чёрно-белую фотографию и, крепко зажмурившись, несдержанно хохочу...

1 июня 2004 г.

Что-то я всё время вскакиваю и хожу бесцельно по квартире, перебираю каналы по ТВ. За этот день, наверное, уже раз 50 открывал и закрывал холодильник, убеждаясь каждый раз, что кроме кусочков тыквы там всё равно ничего нет. Кроме ещё чьей-то шоколадки, мне она положительно не даёт покоя, специально что ли, её туда для этого положили.

Пишу эти строчки и ухмыляюсь; с улицы слышен шум проезжающих авто.

Сестра подсаживается ко мне, пьющим чай, задумчивая, и, не смотря на меня, доверчиво начинает: «А знаешь...» Потом замолкает примерно на полминуты. Я продолжаю потягивать чай из своего жбана в полном молчании, только приподняв на неё глаза. Но она вся в себе: «Что знаю?» – шепчу тихо. «Ах, – вздыхает она, вертя в пальцах чайную ложечку, – Ну, бывают же такие вот...». И смотрит на меня уж совсем жалостливо. «А что?» – стараясь скрыть любопытство, спрашиваю я её. Она, сделав неопределённый жест рукой, продолжает: «Ну, может быть видел когда-нибудь... такие маленькие, как у школьников... рюкзачки... (пробует слабо улыбнуться) так хочу такой вот, представляешь себе? Ах...» Уже через секунду я расплываюсь в несдерживаемой, безобразнейшей по своей циничности улыбке, на что сестра, смутившись и потупившись, начинает поправлять халатик на груди. «Тебе там в морозилке мороженое осталось, – обижается она. – Я бы к нему свою Зайку (её любимая мягкая игрушка) подвесила, пришивать не стала бы, как некоторые делают».

– А знаешь, как называется это печенье?! – прищуриваясь, спрашивает она. Я поднимаю на неё глаза. – Царское, – многозначительно сообщает она.

В самом деле, когда хочется поесть чего-нибудь вкусненького, идёшь в супермаркет и покупаешь: консервированные тушёнка говяжья или паштет, рыба в томате (калининградская); масло икорное лососевое. Колбаски или сосиски молочные, сыр голландский. Салаты на вес, маринованные огурцы венгерские или польские; замороженные пельмени ручной лепки или вареники, котлеты. Потом бананы, лук репчатый к отваренной фасоли. Шарообразные печенье-орешки, а внутри у них сваренное сгущенное молоко.

Под дряхлой машиной-развалюхой котёночек притаился.

Творог хитреет, становится сыром.

(Лексика, синтаксис и орфография авторские).

Продолжение следует…