Дневник ИХТИКА. Часть двадцать шестая

12 июня 2003 г.

Люблю рассматривать в Интернете прогнозы погод в мире: в Лондоне +20°С, в Париже как всегда солнечно и т. д. Курсы валют.

А сегодня 429 лет как молодые стрельцы основали наш город, а тогда ещё крепость, на стыке трёх рек. Множественность исторических названий городов... Я, например, многие года жил на улицах имени всяческих отчаянных ухарей, коммунистов-революционеров, убийц и прочих деятелей. Сейчас же праздник, День города и я стою в самой гуще пьяной и прыгающей толпы. Под ногами валяются пластиковые бутылки и осколки стёкол, всевозможные плакатики, флажки и прочий мусор. Моё плечо неприятно болит от сигаретного ожога. "Рок-н-рол этой ночью, у-у-у!.." Толпа скандирует, я тоже, но скоро мне это надоедает, и я начинаю развлекаться тем, что рассматриваю окружающих.

Длинноволосые, одетые в чёрную кожу мужики, на их плечах сидят малолетки, которые истерично выкрикивают слова поющего «Мумий Тролля» о неприступной, чуть капельку рассерженной девочке. Я зачем-то нагибаюсь вниз и удивляюсь, там под ногами всё совсем тихо и прохладно, ощущение невероятное. Но всё же, пробираться ночью к тебе, тихими и неизвестными никакому миру улицами не хуже, а в сто раз лучше. Счастливы люди, счастливы толпы.

Пьяными мутными глазами вглядываюсь в толпу. Спокойно подхожу вплотную и чётко проговариваю ей в лицо:

– Вы очень приятны...

"Спасибо", – немного погодя отвечает она. При этом её глаза, которые стали больше, пытаются пристальнее вглядеться в мои.

– Извините (опуская голову и начиная уходить).

– Ничего (провожая меня растерянным улыбающимся взглядом).

Я вижу, как её подруги окружают её и начинают расспрашивать о том, кто это. Она, ничего не говоря, только смотрит на них отрешённо и улыбается растерянно.

Когда я подбираю прилагательные к тому, с каким именно взглядом она провожала меня, я закрываю глаза, пытаюсь воссоздать ту ситуацию и те секунды, вспоминаю все подробности, сам пробую улыбнуться так же, как она, и, довольный, продолжаю дальше стучать по клавишам.

Администрация города, один из её комитетов или департаментов по молодёжной политике выделил пару трамваев для подростков, чтобы они изрисовали его корпус своими рисунками. Эти дети с помощью пульверизаторных баллончиков с краской в стиле граффити изобразили шприцы, что-то вроде презервативов, фрагмент милицейской фуражки, названия каких-то музыкальных групп и т. д. Я всё ещё не могу поверить, что это было на самом деле и в нашей стране; больше я эти трамваи не видел никогда, может даже и привиделось.

Становится как-то всё безразлично, что сваливаешься на сиденье в трамвае, запрокидываешь голову, закрываешь глаза и начинаешь свистеть какие-то джазовые экспромты, забывая обо всём на свете и как будто ты в сюжете какого-то психодраматического кино непонятно о чём.

Возвращаясь посреди ночи домой, заходя в круглосуточный магазин-супермаркет, я думаю о прелестях демократической формы государственного устройства, в магазине я вижу охранника в чёрной форме и начинаю думать о гитлеровских молодых чёрнорубашечниках и о том, как они разъезжали на грузовиках по ночному Мюнхену. Итак, я покупаю противопехотную мину, то есть консерву в виде шайбы – атлантическую кильку в томате, а также корейские "супчики" быстрого приготовления. Перед продавщицей вдруг зачем-то оправдываюсь, мол, это нам с кошкой, мы с ним, мол, едим пополам.

Какой-то бомж на скамейке не даёт зайти мне в подъезд, задавая несуразные вопросы, я не выдерживаю и близко наклонившись к нему, доверительным шёпотом быстро выговариваю ему о бессмысленности и жестокости жизни, о том, что «ты стар, скоро подохнешь и ты никому не нужен», о том, что мне хочется скорее разминировать и съесть заряд, который я только что купил в магазине. Однажды я повел себя подобным образом в гостях у одной вдовой женщины с её ребёнком; к счастью, маленький человек, кажется, ничего не понял из мною сказанного. Но и не испугался тоже.

13 июня 2003 г.

Сестра заходит ко мне в комнату и, глядя на свои ноги, смущённо спрашивает: "Ну как, так нормально?" Объясняет, что ей захотелось чёрные колготки в сеточку, вот она и купила такие. Я говорю, что они как у девушек с низкой социальной ответственностью; она, улыбаясь: "Я знаю". Мы оба смеёмся. Потом начинаем вместе рассматривать её новые туфельки, которые пахнут ракетками для бадминтона и воланчиком.

Потом она увлекла и меня снова на базар ХБК. Я ходил меж торговых рядов, задевал висячие на вешалках одежды, оттенки соскучившихся запахов. Молоденькая девушка-купчиха отрывается от какой-то многотиражки-детектива, когда мы подходим к её столу и начинает нам дружественно улыбаться. Ну зачем она смотрит мне прямо в глаза, ведь я так ничего не смогу у ней купить! Мужские плотные cotton джинсы, чёрные, нет, без шёлка. "Давайте померим талию, приподнимите свитер" – привычно просит она и тут же тянется ко мне. Я делаю глубокий вздох и сжимаю скулы, мне ужасно неловко, к тому же везде вокруг ходят люди, но её проворные руки уже обхватили меня и взяли в измерительную петлю сантиметровой ленты. "Что такое?" – спрашивает она удивлённо. "Щекотно", – ещё больше смутившись, отвечаю я. Почему-то я всегда чувствую себя ужасно дурно насчёт покупки, примерки и т. д. одежды. Это примерно так же, как стыдно кушать домашнюю пищу в присутствии незнакомой девушки. Мне даже кажется, что это берёт свои корни в моей деликатности в разговорах с людьми. Но зато мне ужасно нравится конкуренция купли-продажи на этих огромных рынках, когда только и делаешь, что вертишь головой, и уже другой продавец предлагает тебе свой товар. Чувство независимости, свобода абсолютного выбора среди бесчисленных альтернатив, плюрализм, то есть. Примерно то же, когда перебираешь каналы кнопками на пульте от телевизора, если не нравится то, что там идёт; каналов много и поэтому испытываешь какое-то ощущение власти отменять чье-то желание навязать. К женщинам-торговкам со злым лицом я никогда не подхожу. "И почему ты зациклился на чёрном цвете, у тебя и так всё чёрное, уф, пессимист". Да, перебирая телепередачи или даже радиоканалы, я стараюсь найти что-нибудь по возможности грустное, чтобы на том выключить всё и уйти, задумчив.

На рынках одежды все продавцы – женщины, на автомобильных – толстые загорелые мужики.

19 июня 2003 г.

Ища глазами своё объявление в газете, зацепился за первое слово сообщения, выделенное жирным шрифтом "Читать", – остановился – «ребёнка... научу за 16-20 занятий; логика, память, мышление. Звонить до 24 часов».

«Обучу мастерству вождения по городу».

«Испеку торты домашние оригинальные, воздушные, с заварным кремом, бизе и свежими фруктами, свадебные с лебедями, с фигурками жениха и невесты, юбилейные, детские и т. д. для любых торжеств, одно- и многоярусные, очень красивые и вкусные, имеются фотографии. В любое время дня».

«Воспользуюсь услугами гипнотизёра-специалиста по восстановлению утраченных в памяти событий. Шарлатанам просьба не беспокоить».

«**Нужна суррогатная мама выс. гонорар + пансион».

Даже не начав слушать, недовольно перебираю одну за другой музыкальные композиции в своей компьютерной коллекции песен – надоело всё и как-то невыразимо неможется. Надоело бегать от крикливых лозунгов и слоганов, но всё равно смотреть эту рекламу для красивых скотов. Вся она направлена только на потребности тел, туловищей. Молодые, разодетые эстрадные кривляющиеся мартышки, которым с их мускулами и крутизной место где-нибудь в полевом блиндаже или в бою погибать от избытка энергии. Эти бесконечные журналы на великолепной глянцевой бумаге с качественнейшими фотографиями, но разве мне, знатоку тонких эмоций не разглядеть за натянутыми, якобы, улыбками всей жизни этой девушки, стоящей почти голой в обнимку с каким-то красавцем серфингистом. Секс по всем каналам телевидения. Иногда меня натурально начинает тошнить и кажется, что вот-вот вырвет. Вся эта культура дебилов, ведь мне не то, что повоевать с достойным, даже просто поговорить не с кем, нет никого. Как стадо прут внутрь автобуса, ибо посадочных мест ограничено. Да нет, и не в этом дело. Ведь даже если удастся попасть в эту тесноту, там тоже есть сильные люди, которые, пробираясь к выходу, заботливо удерживают тебя от падения. Просто всё вокруг смешно. Я не говорил ещё, что хотел бы подохнуть под забором, как последнее ничтожество?

Руками выжимал дольку лимона в стакан крепкого чая, рассерженно втирал оставшийся на пальцах сок в ладони, хотя и терпеть не могу липкие и грязные руки. По улице медленно шёл белоснежно-седой старичок, он нёс прозрачный полиэтиленовый мешок, наполненный крупными огурцами и помидорами.

FM-радиостанция, каких много, приветствует вас своими нарочито деланными жизнерадостными голосами и желает всем-всем-всем самого лучшего в мире настроения! Да, и ещё хочу передать привет своим друзьям, которые вот сидят возле меня и вообще всем, кто меня знает, пожелать им всего того сказочного, чего никогда не бывает, в связи с чем прошу поставить ещё какую-нибудь весёлую песенку ни о чём. Спасибо. До свидания. Будьте, по крайней мере, счастливее меня.

Бесхозные сумки и автомобили настораживают и отталкивают: вдруг взорвутся. Сесть на мирный автобус – "разговор с водителем запрещён!" – доехать до военного комиссариата, проситься на Кавказ... офицер запаса... боевое применение мотострелковых частей и подразделений на БТР и автомобилях. Успокаивающий стук колёс.

Вспоминать, как пришёл однажды к ней в общагу и вдруг по стене неторопливо ползёт здоровенный, какой-то американский таракан. Я как заору на всё общежитие: "Дайте мне коробок, кто-нибудь, коробок же!"

Мать, в очередной раз затеяв упрекать меня в безнравственности, говорит в бессилии: "Ты что, совсем что ли?" Задумавшись над вопросом, к её удивлению, соглашаюсь с ней.

Ненавижу. Дерьмо какое-то. Звук опорожняющегося смывного бачка в туалете.

Какой-то маленький городок по пути, маленькая кафешка под названием "Счастье".

Когда принесли пиво, хлебнул и сразу почему-то вспомнил, как однажды купил нам с Мурзаханом кефирчику, разлил – ему в мисочку и себе в блюдце – и мы, посматривая друг на друга, хлебаем, придурки.

В магазине люди стоят в очереди. Может я один такой, но где бы ни было, к какому бы прилавку или ларьку я не подходил, всегда почему-то передо мною оказываются какие-то толстые люди, долго и бесконечно разборчиво что-то выбирающие, расспрашивающие и вертящие в руках ничтожный товар.

Женщина виновато и неуверенно спрашивает дешёвого крепкого пива. Мы – рабы вещей.

А как лучше сказать мне: «Можно мне молока топлёного и сигарет» или «сигарет и топлёного молока»? Я поцеловал тебя или я поцеловал твое лицо?

Выходя из магазина, автоматически ищу глазами мусорную урну и рука кидает туда мелочь-сдачу – ах, чёрт!

Во время броска время будто замедляется, и я не слышу звенящей мелочи, потому что урна – это бездна, где живут лангольеры, пожиратели времени.

Закрываю злые глаза свои и вижу картинку. Тихий деревенский вечер, сверчки где-то и людские весёлые голоса. Мой отец задумчивый сидит на бревне, в руках у него папироска; видно, что он сильно пьян. Всю-то свою жизнь он своим личным примером мне доказывал, что курить и "так" пить просто не можно, категорически. Я сажусь рядом с ним и мы молчим. «Это бывает – стряхивая пепел, успокаивает он меня – это бывает...»

Добредаю до мечети, расстёгиваю рубашку и показываю серебряный полумесяц на шее спокойному бородачу из Душанбе, на литературном башкирском объясняю, что я не знаю, зачем живу, что мне всё осточертело, что я очень устал. Мулла понимающе молчит.

Смотрю на невесть откуда взявшихся старушек и думаю: нужно узнать, что самое главное и важное в жизни...

Самое прекрасное в жизни – возможность выбора.

День до того удался, что я, видите, в дневник записал.

 (Лексика, синтаксис и орфография авторские).

 Продолжение следует…