Дневник ИХТИКА. Часть двадцать четвертая

Она рассказывала однажды мне, что в её деревне, из которой она приехала в наш "негостеприимный" город, совсем не было проведено электричество, а природного газа уж подавно. Добраться до этой глуши может только местный человек, иной же, заплутав, подыхает с голоду или становится съедаем волками или медведем. В её 5-м "Б" классе есть «мальчик, который ужасно похож на тебя», – говорит она. – «Он, конечно, заметил, что я часто смотрю на него и совсем из-за этого переживает, бедный».

Потом мы долго спорим на темы национализма, государственного суверенитета, самоопределения народов и проч.; я рассказываю ей о пороках либеральной демократии. Причём разговариваем мы с ней исключительно на башкирском языке, этим мне она нравится больше всего, кажется какой-то родной и настоящей. По крайней мере, за всю свою жизнь это единственный встреченный мною мой языковой сородич, которого бы я мог назвать хорошим и не глупым человеком. У неё на подоконнике рядом с кактусом стоит допотопный радиоприёмник, который всегда настроен на одну и ту же волну и никогда не выключается.

Вообще с башкирско-татарской культурой я могу соприкасаться, пожалуй, только через музыку, мелодичность которой меня привлекает и навевает какую-то первобытную тоску крови. Разве я виноват, что лучшие годы моей жизни, моего хрустального детства, облечены в эти неуклюжие средневековые слова и поговорки. Да что там, деревня. Однажды я очутился у неё в школе, где она вся такая ужасно деловая утопала в ворохах каких-то бумаг; заставил показать мне журнал успеваемости 5-го «Б», вглядывался в имена, трогал оценки.

Кажется, я начинаю понимать, откуда у башкир эта вселенская грусть, почему башкиру жалко своей жизни.

В древности жизнь племен и родов зависела от оптимального поголовья скота. Соответственно, деревни были небольшие, всего по 5-6 дворов. И только при введённой кантонной системе управления краем была взята политика на укрупнение дворов до 20-25. Башкиры всю жизнь жили просто чтобы жить, или выживать в особо неудачные годы. А человеку хотелось жить ради чего-то, не просто так, потому что просто так коротать дни – очень обидно и жалко... Я бы сказал, что это тоска по какой-то своей цивилизации, к которой они уже были готовы.

Многие века лишь у самых продвинутых и богатых башкир был «салыр» – деревянная лопата с железным резцом для выкапывания съедобных корней растений. А сейчас, пожалуйста, чего только нет, можно запросто купить что угодно.

Ранним утром, едва проснувшись, она, внимательно присмотревшись на меня, констатирует: «Эйе, ир-атка был донъяла йәшәүе рәхәтерәк, ә ҡатын-ҡыҙҙарға – ҡыйын...» («Да, мужчинам в этом мире жить легче, а женщинам – труднее»).

Проходя мимо старушек, слышу родную речь: "Бөтөн нервамды бөтөрҙе" – то есть "все нервы мои кончал". Сказано это было неизвестно кому, но с таким чувством, злым и ненавидящим, даже жмурясь от накипевшей искренности.

14 мая 2003 г.

"А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём". (Матф.5:27-28)

На средней полосе России наступают времена смущения плоти похотью и соблазном юных мужских сердец. Эти времена не продолжительны, как жаль. Сколько, сколько я вижу ног, на лица я не смотрю специально, их я придумаю сам, но ноги... Ах, кто же придумал делать из женских ног культ? Провожая нецеломудренным взглядом очередные стройные ножки, я томным дремлющим котом опускаю свой взгляд ниц, переступаю с ноги на ногу, отворачиваюсь. И хочется почему-то глубоко вздыхать. Женские обнажённые тёмные локти. Стою на транспортной остановке, не замечая толкающихся женщин возле; заглядевшись на мокрые колёса подъехавшего автобуса, я автоматически и бездумно залезаю в него, дождавшись пока все залезут.

Иногда обтянутые тканью ягодицы идущих ног, вообще, вся эта женская спекуляция на мужской похоти, напоминает навязчивую рекламу. Зачем толкаться, ведь сразу же видно, что сидячих мест хватит на всех. Терпеть не могу, когда лезут вне очереди, особенно, когда буквально физически оттесняют туловищем, работают локтями, мне становится дурно, тошнит и неостановимо хочется умереть. Как обезумевшие насекомые. Я тоже хорошо научился наглеть, но слишком противно, слишком. Не то чтобы я был недоволен, я думаю: "Вы не виноваты, просто нужно сделать как-то так, чтобы у вас даже не было возможности драться, или, чтобы это попросту было не нужно вам. Вы не виноваты". Если бы не эта трещащая музыка из охрипших динамиков ларька на остановке, может, я бы не впал в это своё сомнамбулическое состояние, когда весь мир превращается в замедленное кино.

Сев поудобнее, я достаю свой блокнотик и карандашик, трясущимся почерком присваиваю чувствам символы, ощущая себя при этом отчего-то ужаснейшим подлецом, но и это чувство мне приятно. Когда я ещё не завёл себе блокнотика, чиркал на последних страницах лекционных тетрадей, бывало забавно обнаруживать там такие записи. Спрятав специальную маленькую ручку обратно, я удовлетворённо глазею в окошко. На перекрёстке возле Гостиного Двора, когда наш автобус на повороте ждёт сигнала светофора, я замечаю, как на тротуаре стоят две девушки по направлению к Макдональдсу и тоже ждут зелёного света. Они держатся за руки и незаметно гладят друг другу ладони. Когда им загорается зелёный свет, одна нежно обнимает другую за талию, как бы увлекая и говоря "пойдём", та трогается с места, и, не обращая внимания на дорогу, улыбается другой девушке, повернувшись к ней лицом. Наш автобус тоже трогается с места и видение пропадает.

Я сглатываю слюну, отрываюсь от окна и обвожу салон взглядом. Вижу, что сидящая через одно сидение девочка-подросток как и я всё это видела; она замечает мой взгляд и сразу же опускает глаза вниз. Так мы сидим и думаем с ней... О чём? О том, что в салоне этого старого автобуса очень сильно пахнет бензином, и никому из пассажиров это не нравится, а только мы с ней не поморщили носы. Отдав водителю деньги за проезд и вылезая, она, смелая, всё-таки одаривает меня, остающегося сидеть, своим последним как бы улыбающимся взглядом, но мне довольно и того. Кто-то рядом визгливо кричит в свой телефон: "Я немножко опоздаю, займите мне там место, о’кей?". Я смотрю на вентиляционный люк на крыше автобуса и спрашиваю себя: "Может, проехать свою остановку?"

Искал в сети материал на тему "Условия и порядок заключения брака по российскому законодательству", поисковик выдал мне страничку, предлагающую скачать реферат на тему "Любовь должна быть трагедией".

Ещё по кабакам всю ночь прошатался. Оказаться в полупустом подвальном баре, когда вырубается всё электричество, и только огоньки сигарет видны. Эти несколько секунд непонимания...

Подобно тому коту, который мёрзнет возле входной двери подъезда, и никто на него внимания не обращает. Он бы и рад попасть внутрь дома, но его пугают люди и страшный звук входной металлической двери, которую они то открывают, то закрывают. Скоро люди совсем перестают заходить и выходить. Тогда кот становится каким-то безразличным, садится на грязный и холодный бетон, подбирает лапки и свой хвост, съёживается, от чего становится ещё более незаметным, закрывает глаза и старается не думать о людях и о страшной двери с огромной скрипучей пружиной. К коту приходят разные упаднические видения, грустные и успокоенные. Он уже не чувствует голода и холода, и постепенно засыпает. Но иногда, посреди ночи, его замечает подвыпивший запоздалый, тогда его жалеют как никогда в жизни, кормят и, попросив прощения, выгонют прочь.

16 мая 2003 г.

Ненавижу, когда меня спрашивают о том, как я провёл праздники.

Купив себе милейший букетик ландышей, на вопрос университетских одногруппников, кто подарил ей эту прелесть, она отвечает так: "Просто я сама решила сделать себе приятное".

Не выдержал и сказал сегодня нашей гардеробщице в институте, что у них там внутри пахнет свежесобранными грибами. "Что?!", – хмурясь спрашивала она. "Ничего", – улыбаясь отвечал я.

Меня опять едва не сбил автобус.

«Если водитель видит пешехода, который не обращает внимание на приближение транспорта, ему нужно "помигать" дальним светом фар (в крайнем случае подать звуковой сигнал), внимательно следить за его дальнейшим поведением и быть готовым к экстренной остановке. Особое внимание поведению пешеходов следует уделять в ненастную погоду и при ограниченной видимости. Из-за спешки, а также из-за зонтиков, поднятых воротников, головных уборов и т. п. они могут не замечать опасности» (Практическое пособие по вождению легкового автомобиля).

Вот уже фильм подходит к концу, неужели всё так быстро. Ты осознаёшь это, озираешься по сторонам, смотришь на часы и буквально физически ощущаешь, как утекает время, как проходит жизнь. И становится очень обидно и нестерпимо жалко её. Ведь жизнь – это тоже фильм, но длиннее и оттого незаметный, как бег минутной стрелки.

Когда ты со мной не соглашаешься, ты всегда говоришь «может быть, может быть...» или просто «угу». Я ужасная собственница и я конечно же понимаю, что так нельзя, но что я могу с собой поделать... "Неужели, – спрашиваю я её, – ты не поступила бы так же, будь у тебя возможность и желание?"

– Ты скучал по мне?

– Я думал... – поправляю я её.

– Ты всегда просишь всю ночь, а мне хочется только погулять с тобой – заявляет она обиженным голосом. – Говоришь соскучился, а встречаться не хочешь. Разве так бывает? – немного погодя будто спрашивает она кого-то с упрёком.

После этого я замолкаю и между нами воцаряется долгая пауза. Она глубоко и как-то сонно вздыхает, мне же представляется шум морского прибоя и будто я лежу на песке ногами к морю и всё такое. Она спрашивает, прерывая видение: "Я тебе помешала, да?" Смотря со своего второго этажа во двор на радостную семью, усаживающуюся в свой семейный автомобиль, следя за тем, как он осторожно разворачивается и отъезжает, я ничего не отвечаю ей. Трогаю стебельки рассады помидоров, что растут на окне в картонных пакетах от кефира, нюхаю свои пальцы. И уже я думаю о том, куда и к кому пойти бы мне в этот субботний вечер – спастись от этого нестерпимого одиночества в моей пустующей на выходных квартире. "Подари мне котёнка" – еле слышно и, кажется, плача говорит она в трубку. "Ты меня слышишь?" – жалобно и в то же время недовольно...

Старый собутыльник в пьяной задушевности поведал мне, что хочет назвать своего сына Диего. Имя совсем уж "не в тему" в нашей местности, мексиканских телесериалов насмотрелся, наверное. За бабами, друг, как на рыбалку едем, "цеплять" их, а потом зажечь с ними... "Не открывай ту водку, потом в баню с собой возьмём".

Я спускаюсь в подъезд к почтовым ящикам, из раскуроченных них торчат кипы газет, вдыхая их свежий типографский запах, я вынимаю одну, состоящую только из рекламных объявлений, беру первое попавшееся сутенёрское, звоню и говорю примерно так: "Вы могли бы, допустим, прислать самую молодую из ваших, которые?.. Эм... А восемнадцать есть?".

Угощали пирожеными-морожеными, прищур сквозь сигаретный дым. Странные вопросы: ну, в свободное время увлечения, хобби там какое-нибудь? Какой-то не такой. Говорю, что это всё не так важно и ещё признаюсь, что люди рядом со мной обычно добреют. Жизнь незлобная, каждая, добрая, стоическая.

Дёшево и сердито. Ну, что ты? Хочешь, я чай поставлю? Просто мой друг немного перепил, с ним такое бывает. Смотря на её мокрые волосы, я размышляю о принципах гуманизма в международном праве. Все мы немного распутные... и даже такси, в котором я пытаюсь записать всю эту бодягу.

(Лексика, синтаксис и орфография авторские).

 Продолжение следует…