Дневник ИХТИКА. Часть двадцать первая

07 апреля 2003 г.

В моём доме надо ходить всегда крадучись, чтобы не разбудить невзначай кого-нибудь, ибо все ложатся спать очень рано, ведь утром нужно вставать, идти на работу, а я живу только по ночам.

Не хочу укладываться спать, тяну время зачем-то. Бесцельно то открываю, то снова сворачиваю окна и вкладки в компьютере. В сотый раз обновляю посещаемость своего сайта с книжками, но она такая же, как и 5 лет назад — примерно 500 суточных уников. Глаза слипаются и делать что-либо уже невозможно: читать, тем более слушать или смотреть; а хочется только поскорее заснуть — мне почему-то всегда не по себе в это время. Всё выключаешь, но хоть ты как — не хочется ложиться спать. Печальнее некуда, когда ты смотришь на свою нерасстеленную кровать, как на какую-нибудь гробницу Тутанхамона. Кажется, будто умираешь, всё заканчивается и сделать уже ничего нельзя. Сколько недоделанных дел, недописанных текстов остаётся, а я ничего не успел. Не страшно только потому, что привык благополучно просыпаться на следующий день. Поглядываю на часы: «надо ложиться» — кто-то тревожно повторяет внутри меня. В стотысячный раз обещаю этому внутреннему кому-то, что нужно ложиться пораньше, чтобы не быть весь день как сонный мух.

Сейчас, чтобы самоуспокоиться, что ли, я пошёл на кухню и стал кипятить чайник — хоть чайку попить перед квазисмертью. Когда через много лет встречаешь когда-то хорошего друга — тоже возникает это странное чувство — а где был этот человек все это время? ведь для тебя он был все равно что мертв? сколько еще всего будет таких воскрешений?

А ещё бывает так: глаза закроешь и тут же откроешь, посмотришь на время, а прошло уже часа 2; выходит, те секунды, на которые ты закрыл глаза, расточительно заняли более двух часов — ужас, да и только.

Выкурить, что ли, сигаретку перед сном — напоминает последнее желание смертника. И в тот момент, когда ты стоишь так посреди ночи и печально смотришь на свою кровать — многообещающее телефонное сообщение от соседа-собутыльника: «Спишь?»

Легкая паника на рассвете — как теперь распределится мое предстоящее время дня. Стряхиваю с кровати крошки, взглянув на часы, что-то подсчитываю и ложусь спать. Думаю, Том Сойер тоже ведь всегда любил почесаться перед сном… Солнце никогда не останавливается, оно просто не может остановиться.

Просыпаясь утром, открывая глаза, понимая кто ты и где ты, я чувствую какую-то неловкость перед самой жизнью, будто я чем-то ей ужасно обязан. Некоторые дни я сминаю, комкаю, как удачно начатое, но забракованное.

Если у хорошего человека хорошее настроение и он идёт по дороге или по улице, что он делает? Он начинает попинывать разные предметы, встречающиеся ему на пути и ещё, может быть, негромко напевает или насвистывает.

Этим ранним утром я еду в пустом старом трамвае мимо деревянных домов по улице какого-то китайского революционера Сун-Ят-Сена. Помню, когда мы были мальчишками и ездили по этому пути в школу, то переиначивали это странное название улицы как «сука, ят сенага», что в переводе означало примерно «сука, ложись на сено».

Я захожу в кабинет криминалистики юрфака и шучу со старостой. Но вдруг, дрогнув, картинка замирает, и я понимаю, что это был просто сон, воспоминание. На самом деле сейчас вечер, и я иду за руку со своим отцом и полностью поглощён мыслью о предстоящей поездке в деревню. Я не могу дождаться завтрашнего утра, чтобы испробовать новый велосипед. И это утро наступает.

Я захожу в какой-то районный суд, иду по коридору и встречаю всю ту же нашу старосту в черной судейской мантии. Не могу сдержаться, чтобы не воскликнуть: «А! О! Сколько же лет, сколько зим! Какие люди в Голливуде! Это же наша штароста Зарипукина, ты слы-ы-шь!». Но от этих эмоций картинка снова становится нестабильной, начинает подрагивать и как бы подвисает. В голове появляется какой-то ультразвуковой писк, наподобие того, когда сильно высморкаешься.

Я просыпаюсь в темной затхлой комнате, где очень тихо. Я один, моя жена давно умерла, на столе много каких-то лекарств и рамок с фотографиями каких-то молодых людей с их маленькими детьми. Я снова начинаю проваливаться в сон лежачего болеющего человека, понимая, что больше никогда уже не проснусь…

Но ведь вот только что, уложив сперва нашего ребенка, а потом утешив и меня, мы с женой еще какое-то время устало перебрасываемся словами, пока я не начинаю проваливаться в тягучий и липкий сон. Я уже не в силах осознать свою последнюю оброненную фразу, когда я уже перестаю отвечать, но как-то при этом отчётливо успеваю почувствовать, что мой последний прерванный ответ — всегда безнадёжно грустный…

Первокурсница, которой нравятся мои тексты, но не нравлюсь я сам, рассказывает мне о том, что на хоккее (она большая его поклонница и посетительница) больше всего парней, но они там все почему-то ужасно матерятся, что даже потом охрипшие ходят немного. Я спрашиваю, нет ли у неё мячиков от большого тенниса — мне нужны для жонглирования, она, нисколько не удивившись, отвечает, что есть только для настольного. «Любили вместе посидеть с ним: баночки пива, сухарики, орешки. Но однажды он принёс слишком много… Да, у них часто такое бывает и поэтому приходится от них потом убегать».

Рассказывала, что, когда была маленькой, очень любила возиться с солдатиками, такими красными с чёрным брюшком, но это на самом деле клопы. Я рассказал ей про мои эксперименты с колорадскими жуками, о божьих коровках и червях. «Придурочные» мальчишки хотели подсмотреть её, когда она проходила флюорографию — рентген грудной клетки на предмет туберкулеза. Для этого приходится раздеваться по грудь в специальном мобильном прицепном вагончике, припаркованном возле школы. Если у вас есть металлическая цепочка, то её нужно зажать в зубах, чтоб не облучилась. Но она заснула на контрольной, и проснулась только когда уже все сдавали свои работы. Смеялась, никак не могла успокоиться, пришлось так и выйти из класса. Даже в школе, когда учили зачёркивать неправильное или лишнее слово, она никогда этого не делала. «А я вот люблю в плохие дни брать свою записную книжку и мазохистически чиркать там» — признаюсь я ей. — А одну, однажды, я даже утопил в унитазе, так как она не горела в огне.

Есть такой фокус. В выходные, ближе к ночи, встать перед любым высокоэтажным жилым зданием: в одних окнах огни, а в некоторых — нет. Если топнуть по асфальту ножкой, через несколько секунд загорается или потухает какое-нибудь окно. Проходящие прохожие не могут понять, почему встали тут и топают.

Как, интересно, эти инженеры-проектировщики решали, где будут стоять эти многоэтажки…

Она обиженным голосом обращается ко мне: «Ну что ты такой загруженный. Если будешь сидеть таким грустным, я уйду домой, ведь я пришла к тебе в гости». Мне становится приятно от этих её слов и я, продолжая пристально смотреть на неё, начинаю как-то странно улыбаться. Она, обрадовавшись перемене, садится поближе ко мне и, пытаясь поймать мои глаза своими, быстро проговаривает: «Ну вот, ну вот». Потом я прошу её рассказать мне, как её пригласили быть снегурочкой на новогоднем утреннике и как она ею была. Она с радостью и воодушевлением начинает сбивчиво описывать свои воспоминания, смешно мимикой изображая своих начальников по работе. Постепенно звук выключается для меня, и в тишине, продолжая улыбаться, я только смотрю на её быстро меняющееся лицо, беззвучно говорящие губы, неоконченные жесты рук. Ну вот, ну вот.

Кто знает, может, какие-то из древних праобезьян тоже грустили, подобно мне, на свой манер; что если и не сделало их людьми, то хотя бы, наверное, подтолкнуло. Трудовая теория происхождения человека — и возникает потребность что-то сказать друг другу. Задолго до человека…

Тот брусочек разноцветного мыла у тебя в ванной, запах которого мне так нравился, со времени нашего знакомства уменьшился, почти уже исчез, как и наша любовь.

Вот уже сколько лет мы хотим с тобой пойти на окраину города и посмотреть, как тронется лёд на реке, о чём он скажет нам. Но, похоже, этого никогда уже не будет.

Я говорю ей слова прощения и прощания, ей хочется плакать — так жалко себя. Она идёт в ванную комнату, пускает тёплую воду, опускает руки под эту струю и так стоит минут 10, смотря на своё заплаканное отражение в зеркале. Крем-масло жожоба и витамин E для капризных… волос. Против перхоти, против пехоты. Пусть нежная пена унесёт прочь дневные заботы… Продолжая держать руки под струёй, вдруг понимает, что именно это снилось ей сегодня. Я же рассеянно останавливаюсь посреди своей комнаты, беру с полки коробочку от шоколадной игрушки с сюрпризом, открываю её и самозабвенно вдыхаю белоснежный стиральный порошок «Зифа», запах моего прачечного детства. В этот момент я конечно же не знаю, что она, задумавшись, смотрит на недавно постиранный чёрный бюстгальтер, висящий на батарее отопления для сушки полотенец. Я не знаю также, что в этот же самый момент, мой двойник в далёкой Аргентине выкручивает перегоревшую лампочку; но и он не подозревает, что в эти секунды она, морщась, проглатывает чашечку с ромом, которая… Там, в том городе, ночь и тишина; где-то каблучки гулким эхом «цок-цок». И в полях поезд стучит и стучит.

Вечером того же дня, сижу истуканом, строго смотрю в одну точку не отрываясь, не знаю сколько времени, но довольно долго…

Я заболеваю. У меня повсюду галлюцинации: то обойным клеем запахнет, то лягушками погребными, то сбруей лошадиной, мукой.

Аккуратное замороженное масло крестьянское (чувствую себя холопом в лаптях, да на печи) я режу тупым ножом, и оно выглядит как ровно нарезанные пластмассовые пластинки.

Я задумываюсь и понимаю, как сильно болят мои обкусанные губы.

Странные дела. Только то, что не нужно, меня одолевает.

Звонил друг. Из разговора запомнил только то, что его подруга разбила об стенку будильник, а ему страшно иттить к зубному. Ехал куда-то, говорил с кем-то по телефону о какой-то ерунде, вдруг кровь носом пошла, никак не остановить и ведь платочка даже у аристократа духа нет с собой.

Набрал горячей воды в ванной, свалил туда все свои грязные вещи, посыпал ароматным порошком, который пахнет Альпами, и ушёл куда-то.

Но можно ли производить разворот на пешеходном переходе при разрешающем сигнале светофора или нет, а на зебре можно, или нет?

(Лексика, синтаксис и орфография авторские)

Продолжение следует…