Дневник ИХТИКА. Часть двадцатая

05 марта 2003 г.

Мои бабушка с дедушкой под старость ударились в религию. Так приятно смотреть на людей, боящихся смерти и бога.

Это очень неприятное чувство, когда слышишь, как кто-то кого-то зовёт, а он не слышит.

Со спичкой в зубах энергично ходишь по кухне туда и сюда, ждёшь когда вскипит чайник на плите, думаешь быстро. Засмотревшись на чайник, весь как бы коллапсируешь в него, взяв с собой всё то, о чём думал вдруг... ужасно вздрогнешь, как взрыв суперновой звезды, когда кто-то, щурясь, в этот утренний час откроет дверь. Пижама, всё ещё продолжая щуриться ото сна, спросит о том, почему я плачу. А у меня всегда слёзы идут, когда я впадаю в транс, потому что, видимо, глаза не закрываю, смотря в одну какую-то точку. "Взасплох".

12 марта 2003 г.

Неужели это я слышу пищание своего будильника, это я его поставил? Так рано, но с какой стати я должен вставать. Ах, какие крамольные мысли, студент Шакиров! Вам нужно поменьше читать умных книг. Досадую, что домашние ещё не ушли по своим работам, помешиваю пельмени. Какого чёрта я делаю, но вот я, уже ежась от холода, бреду к своей традиционной трамвайной остановке. В голове стучат мысли о ненужности всей затеи; университет, где какой-нибудь жалкий человек будет объяснять, как заполнить ненужную бумажку. Не-е-т. Но прочь абстрактные размышления, не рассуждать! Спустимся на землю и узреем жалкого в своей крамоле студента Шакирова, который ещё не знает, что жалеть об этом и не только об этом не надобно.

Я зацепляю своим сопливым взглядом худого школьника, он держится за поручень трамвая и спит на ходу, глаза полуприкрыты и усталы. Я замечаю на его руке чёрные пластмассовые китайские дешёвые электронные часы и... рубец на запястье; шрам глубокий, значит, правил решительно. Он замечает это и меняет держащуюся руку, потом зло смотрит на меня, и я как-то почему-то бессознательно облизываю губы, он, немного подумав, всё же чуть улыбнётся на это своими уже на самом деле добрыми глазами. Трамвай встряхивает на повороте и снова в мире вокруг царствует пошлость... мы с ним больше не взглянем в сторону друг друга.

Специально дождался дешёвого государственного икаруса – старого разваливающегося гармошечного автобуса, в котором выхлопные газы идут прямо в салон. Потом, если с кем-нибудь будешь ты обниматься, она спросит, почему от моей одежды пахнет керосином. Дрянной день да пусть окончится дрянным транспортом.

Сестра налила, не заметив, прокисшего молока себе в чай, и продолжая задумчиво помешивать ложечкой свернувшуюся жижу, вздыхает обречённым тоном: "Не везёт мне что-то сегодня..."

8 марта 2003 г.

Всю ночь проторчал на молодёжной дискотеке. Танцевал я изящно и нежно, как женщина; движения мои были аккуратно плавны. Заговаривал с улыбающимися, глупыми и очень красивыми девушками – куколками. Когда одна из них покупала себе джинсы, пришлось даже лёжа их натягивать – так сильно они обтягивали её бёдра и ноги. Продавщица, живущая одна в общежитии, смотря на одиннадцатиклассницу, примеряющую вечернее платье с блёстками на свой незабываемый выпускной вечер, первый бал... продавщица думает о юной Наташе Ростовой, ей чудятся сверкающие хрустальные люстры в вышине, громкая музыка, шум праздника. Несчастная, она каждый выходной уговаривает одну из своих подруг пойти с ней в какой-нибудь ночной клуб, где тебя не будет. Всё это только для того, чтобы встретиться там с тобой, не любящим дискотеки. Несчастен и я сам.

И всё-таки я упивался радостью смешаться с толпой, потягивать пиво, быть с кем-то, кто заглядывает тебе в глаза, берёт тебя за руку, а потом уводит прочь от этой толпы.

В прокуренном туалете я вываливаю наружу свои причиндалы, кто-то переругивается по сотовому телефону. Не в силах удержать приятное пьяное равновесие, я прислоняюсь к стене и от этого запаха чудится мне, будто я еду в поезде...

В темноте танцпола прозрачны белоснежные кружевные бюстгальтеры. Девушки будто охомутованы ими каким-то невидимым наездником сзади. Ты будешь весь насквозь пропахший запахом сигарет, от трусов до волос. Торопливо целоваться, танцуя. Чувствовать во рту табачный привкус и ещё что-то неразборчивое. На утро проснуться с болящей головой, обнаружить в своём бренном теле болезнь «грипп». Лежать в недуге, мучиться, наблюдать баночки-скляночки возле себя, быть безразличным уже ко всему, то есть доступным внешним влияниям. Всё-таки, среди бисера разноцветных таблеток заметить такую, которая на языке отдаёт вкусом той самой помады, что была у припоминаемой всё сильнее девочки, подарившей мне болезнь, не свою, а просто бо-ле-зинь. Думать в потолок о том, что ничего не нужно; потом о том, что понимаешь такое только в такие моменты. Невероятно и недоверчиво выздоровев, переродиться, много и беспричинно улыбаться, и... снова заговаривать в маршрутках с незнакомками...

Она, всё-таки, оказывается, дала мне свой телефон, где отсутствовала последняя цифра, значит – кино с рулеткой десять к одному, и снова игра!

12 марта 2003 г.

Долго колдую над её компьютером – борьба духа с материей. Устанавливаем сканер, я предлагаю, засунув головы туда, отсканировать наши с ней физиономии, она поспешно отказывается. Уезжать уже поздно, четырёхколесные существа спят в своих холодных гаражах давно. Грызём на кухне сухари, беспрестанно колупаем полиэтиленовую скатерть на столе, где стоит пустая пластиковая бутылка из-под кетчупа, на ней яркий рекламный девиз: "Что может быть любимее?!" Мы оба в который раз перечитываем его и, заметив её слегка прищуренные глаза, я догадываюсь, что и она не может понять этих слов. "Может в дурака поиграем? – предлагаю я, – так ночь быстрее пройдёт... должна". Она долго роется в своих ящиках и шкафах, но не находит колоды карт. Снова садится рядом со мной, и нам почему-то опять долго не надоедает смотреть друг на друга. "Тебе нравится?" – спрашиваю я её. "Так" – отвечает она, и мы продолжаем молчать. Нельзя играть в карты сидя друг у друга на коленках, нужно сидеть насупротив. Вдруг я подумаю о шахматах, но ей не предлагаю. Знакомое неприятное чувство, когда знаешь, что чего-то не нужно говорить кому-то, но от этого сказать хочется ещё сильнее. Нельзя играть в шахматы с добрым сердцем, но женщины не любят шахмат.

25 марта 2003 г.

Рассыпал перед продавщицей с несуществующим будущим последние свои деньги, купил хрустящих вафлей и отправился с ними к другу. Мы построили с ним из них башенки и пирамидки, заварили зелёного чая. Друг играл на гитаре и пел про одинокие горы в Челябинской области, которые он так любит. Когда бы я к нему не пришёл, у него всегда неизменно стоит на кухне нетронутая чашечка с конфетами и мне удивительно это, как их никто, обрадовавшись, не съедает вдруг.

Есть человек, который "расклеивает свои объявления", есть те, которые их читают. Я – из первых.

Долго обсуждали, дарить ли торт победителям викторины, и все заметили, как от этого в аудитории очевидно запахло кондитерской.

5 апреля 2003 г.

Старался не задевать покупателей-обывателей в сутолоке да на вульгарном базаре. Удушье толпы. Однако, только одна картинка осталась нетронутой – и только эти жалкие торгашки могли повесить это среди своих второсортных тряпок – небольшой плакат, на котором небывалая девушка вся в обтянутой джинсе, такая уютная, удобная и аккуратная.

Государственный магазин (такие ещё сохранились в нашей милой отдалённости). В обувном отделе я коварно вдыхаю несравнимые запахи заморской кожи и каучука. Осторожно и с опаской трогаю вороватыми пальцами лакированные туфли на стеллажах.

В этом суть всех измен. Когда трогаешь, гладишь, берёшь на руки кошку ли бедняжку, другую, третью. А они ластятся, не подозревают...

Но как я мог так неосторожно забыться. Впрочем, всё равно. Засмотрелся на большую картонную вывеску-рекламу – увеличенная фотография парня с девушкой, совсем не таких журнально и телевизионно типических, а как-то неуловимо единственных, делающих этот магазин центром чего-то..., стоящих на коленях, оба с засученными рукавами, обнявшись, они улыбаются не друг другу, а как бы каждый самому себе. Почему-то я бы не сказал, что они счастливы, потому что... не знаю почему, но это что-то другое, что, собственно, и приковало мой взгляд и ввергло меня в столь опасное и столь приятное забытье.

Сложное разворачивается медленно, оно хранится в себе, как улитка. Тени секунд соломенных, соломенных не суетливы, тени вещей не неподвижны.

Вот я уже возвращаюсь в сей мир и крайне неприятно предчувствую, что кто-то заметил мой цепенелый транс. Только молодая продавщица от удивления не сразу отводит глаза, когда я посмотрю на неё уже нормальным взглядом. На груди у неё маленький крестик, а в волосах французская заколка в виде морской раковины. Только теперь я замечаю, что где-то в магазине играет громко музыка: «Кто-о, кто-о, придумал эту любовь, заставляя жить как в последний раз и не отпуская тебя и меня...»

Уходя из этого обувного отдела, куда я завернул-то всего на минуту, я замечаю не увиденную мной до этого надпись под гипнотической вывеской: "Не уходи, мне хорошо с тобой..."

Секретарша ждёт, морщась на заходящее солнце в окне, слегка слепящее в глаза и этим мешающее допечатать документ. Она всегда знает: ещё немножко потерпеть, от рамы до кактуса на подоконнике, всего несколько минут, планета прокрутится, шар повернётся, солнце уйдет...

(Лексика, синтаксис и орфография авторские).

 Продолжение следует…