Салават. Исповедь. Часть третья

Глава 3. «Мальчишки», или Как я писал полечки

Интермедия

Уже на третью нашу встречу я поняла – Салават во всём любит стабильность. Может это даёт ему большую уверенность для ориентации в пространстве и в жизни. В его характере это трансформировалось в чувство ответственности. Все договорённости неизменно выполнялись. Даже в ежедневном нашем «полднике» ничего не менялось – кофе (1 чайная ложка), сахар (1 кусочек), вода (полстакана).

За кофейком и возник вопрос, почему до определённого времени в афишах стояла фамилия через «у», а потом появилось «е».

Салават:

– Низамутдинов – это русское толкование моей фамилии. Когда я учился в школе, в 16 лет в паспорте мне написали – Низамутдинов. Уже когда написал оперу «Ночь лунного затмения», решил исправить на правильную версию  – Низаметдинов. Это моя настоящая фамилия, да и звучит так ласковее, мягче…

В моей жизни было несколько таких людей, которые сыграли особую роль. И одним из первых педагогов в самом высоком значении этого слова и замечательным человеком был очень мною любимый Дамир Мингазович Тагиров.

Он взял меня уже чуть подготовленным по баяну, но в 1968-м произошёл количественный и качественный скачок. Мы с ним выучили 24 пьесы, начали обучение по сольфеджио, а во втором классе и музыкальная литература появилась – стали слушать музыку. Я с большим увлечением и удовольствием занимался в музыкальной школе. Дамир Мингазович преподавал очень интересно и, по-моему, меня он как-то выделял из других: уделял побольше времени, никогда не отказывал в помощи.

Во втором классе музыкальной школы мы начали играть уже сложные полифонические вещи, пьесы Баха, Гайдна, Мусоргского. И очень много слушали. Дамир Мингазович жил недалеко от школы, и каждую свободную минуту посвящал ученикам.

Однажды я услышал, что к нам пришёл преподавателем Николай Яковлевич Инякин. Дамир Мингазович сказал, что это композитор, и можно с ним позаниматься. Мы на урок к Николаю Яковлевичу пришли втроём – я, Серёга Малышев и Роза Латыпова. Мы поиграли какие-то пьесы, и он сказал: «Завтра начнём заниматься».

Первый урок я помню отчётливо. Мы говорили, чем отличаются друг от друга разные танцевальные жанры – полечка, марш, вальс. Потом мы сыграли «Подмосковные вечера» и убедились, что там всё сделано настолько правильно, что никакие другие ноты нельзя поставить. Потом Николай Яковлевич сыграл тему Пятой симфонии Бетховена и объяснил, что это тема и показал, как она работает в произведении.

И вот мы начали таскать Николаю Яковлевичу свои сочинения. Я принёс полечку. Он похвалил. Я на радостях принёс ему и вторую полечку. Он самым безжалостным образом остановил этот поток и развернул меня в сторону других танцев, пока я не почувствовал себя мастером одного жанра.

Помимо музыкальной школы в интернате воспитание было на должном уровне. Нас по-прежнему нещадно таскали по театрам, и очень большой заслугой было то, что нам читали книги – от простых до сложных. Ещё у нас каждую субботу-воскресенье проводились Клубы выходного дня. В интернате не было задачи отправить детей по домам, а наоборот, сплотить коллектив, чтобы все праздники дети проводили вместе, чтобы все приняли в них участие, и чтобы мы почувствовали себя частью большой страны, с которой у нас всё общее.

Среди наших воспитателей я с большой теплотой вспоминаю Галину Петровну Жирову. Она из семьи потомственных учителей, человек очень образованный. Причём, в младших классах у нас работала удивительно добрая, мягкая и интеллигентная женщина, Тамара Александровна. Оказывается, Галина Петровна была её дочерью. Она пришла к нам в 6 классе, когда мы находились в очень трудном возрасте. Нас с первого по пятый класс держали в ежовых рукавицах, а в шестом мы почувствовали себя взрослыми. Но Галина Петровна так старалась нас занять, чтобы у нас не оставалось времени на «свободу». К сожалению, мы частенько отвечали неадекватно на её заботу и огорчали её своим поведением.

В моей же судьбе Галина Петровна сыграла важную роль, прежде всего преподав пример хорошего воспитания, человечности и доброты. Она узнала, что я хожу на уроки композиции к Инякину, и стала читать мне стихи. Среди них было, конечно, много патриотических, соответственно нашему времени и моему возрасту. Из того, что она мне прочла, как-то особенно запали в душу строки Якова Козловского из стихотворения «Советскому пионеру»:

Ясноглазый, мужественный, честный,

Юный гражданин своей страны!

Тёплые, взволнованные песни

О тебе в народе сложены.

Это был припев. Мне здесь понравилось всё – и что он с ясными глазами, и что мужественный, и про всенародную к нему любовь. Это был подходящий припев. И я написал свою первую песню на эти стихи. Иногда, на своих авторских вечерах или встречах со слушателями я даже вспоминаю это песню.

А тогда я принёс своё сочинение Николаю Яковлевичу. Начало было в миноре, с восходящей кварты:

Синий вечер над Кремлём зубчатым,

Площадей сливается простор…

В умачёвом галстуке крылатом

Ты идёшь на пионерский сбор.

Всё это я с волнением спел своему учителю. Николай Яковлевич тоже разволновался, встал. Сказал: «Молодец! За это произведение тебе пока Ленинскую премию, правда, не дадут, но давай работать дальше».

Наступил 1969 год, и журнал для незрячих детей «Советский школьник» организовал Всесоюзный конкурс, посвящённый 50-летию пионерской организации. В нём приняли участие дети со всей страны, а это ведь 15 республик! Мы послали ноты, написанные по Брайлю, в чём мне, конечно, помог Дамир Мингазович. И нам дали третье место! Для начала это было неплохо.

Мы взрослели, и круг наших интересов не ограничивался учёбой. Помимо хора мы организовали ансамбль с незатейливым названием «Мальчишки», которым руководил я. Седьмой-восьмой класс мы пропели и перепели всё, что нам тогда нравилось – песни из репертуара ансамблей «Орэра», «Ялла», детские и взрослые хиты, как это сейчас называют. Пели на несколько голосов всё, что могли и всё, что было на слуху, в том числе и мою про ясноглазого пионера. Но тут я начал уже писать для «Мальчишек» и песни про любовь. Стихи мне  помогала найти опять же Галина Петровна. С её подачи появилась песня на стихи Рашита Нигмати «Сердце верит, что я когда-нибудь её встречу».

Среди тех, кто очень помогал мне в период моей новой деятельности, Наиль Якупов. Человек уникальных способностей, обладающий природной техникой, на слух он играл как бог. Я у него учился правильно гармонизовать мелодию. Я вообще любил общаться с людьми старше себя, потому что это давало возможность  узнать что-то новое. С большой теплотой я вспоминаю своего друга, который очень помогал мне во время каникул, когда я не мог ездить домой. Его звали Нафис Гильманов, и он даже брал меня как-то с собой в Татарию, в Бугульму к своей маме, познакомил с родственниками, и мы очень интересно провели время.

Меня постоянно тянуло на конкурсы. После успеха «Пионера» я отправил новую песню на конкурс художественной самодеятельности, организованный Всероссийским обществом слепых. Песня была написана на стихи Андрея Дементьева – «Баллада о матери». На те же строки в своё время написал песню Евгений Мартынов. Но без ложной скромности скажу, что моё прочтение текста было глубже. Мы с Николаем Яковлевичем такие модуляции использовали! Я, правда, не сразу оценил его предложения по гармонизации песни, но подумал и принял. Эту песню пел Наиль Якупов, а я на баяне аккомпанировал. В результате на конкурсе мы получили 1 премию.

Как я сейчас понимаю, все виды деятельности в интернате и музыкальной школе готовили меня к будущей композиторской судьбе. Я осваивал духовые, баян, фортепиано, учился разбираться в литературе и поэзии. В том числе среди наших внешкольных занятий был театральный кружок. Руководил им Виктор Аркадьевич Колтынюк. Он принёс с собой дух театра, приглашал к нам в гости артистов, сам водил нас на спектакли и обсуждал, разъясняя непонятные вещи. Я помню первую встречу с ним. В том году была какая-то памятная дата, связанная с восстанием декабристов, и мы начали готовить вечер, читали много стихов Пушкина, Лермонтова, Некрасова, разыгрывали сцены из пьес Островского.

А потом, видя наш интерес к театру, Виктору Аркадьевичу захотелось поставить пьесу. Название сейчас уже не помню, но там был герой по имени Гена Зайчиков, которого играл я. По ходу спектакля у всех действующих лиц были песни, и я как почти готовый музыкант со всеми их разучивал. Среди музыкальных номеров была песня про кляксу, где повторялись слова «Клякс-клякс-клякс». Нам песня не понравилась, и я сам решил написать свой вариант, потом добавил ещё одну или две песенки, и мои песни прозвучали в спектакле наряду с другими, композиторскими.

Особые отношения связывали меня с оперным театром. Первое, что я очень хорошо запомнил, это был спектакль «Салават Юлаев» Исмагилова. Я был тогда в седьмом или восьмом классе. Отчётливо промелькнула мысль, словно удар: «Я же тоже пишу музыку. Может, и я когда-нибудь напишу оперу?» Я слушал совместное звучание оркестра, хора, голосов солистов. Меня настолько это взволновало, что возникло острое желание написать что-то такое самому. Я не знал, как это делается, но очень захотел. И привлекла меня не сама опера как действо, а масштаб, мощь звучания, сложная палитра звуков инструментов и голосов.

Еще один запомнившийся музыкальный вечер – концерт в Уфимском училище искусств, где пела Хоровая капелла. Там дирижировал знаменитый хормейстер Тагир Сергеевич Сайфуллин и его молодая помощница Файруза Динисламовна Шайдуллина. И в том же 1971 году я побывал на концерте цикла «Учитель и ученик», где звучала музыка Загира Гариповича Исмагилова и его студентов Рима Хасанова и Роберта Газизова. Так что значимые события в культуре республики мимо нас не проходили.

В музыкальной школе мы перешли на готово-выборные баяны, и стали играть очень даже неплохо. Конкурсы баянистов проходили у нас в городе регулярно, потому что уфимская баянная школа была тогда на пике популярности, развивалась полным ходом, конечно, благодаря прекрасным педагогам. И мы с моим другом, Сергеем Малышевым, стали участвовать в конкурсах городского и республиканского значения и стали занимать призовые места – он первое, а я второе. Анатолий Кукубаевич Кукубаев и все народники нас в лицо знали. Забегая вперёд, когда я поступал в Училище искусств, Кукубаев меня и слушать не стал.

Сергей Малышев был очень одарённым парнем с немецким складом характера – аккуратист во всём. Но не пошёл по музыкальному пути, закончил среднюю школу с золотой медалью, поступил в университет, который тоже закончил с отличием. Но потом не стал нигде работать, занимался только собой – катался на велосипеде, занимался спортом, ездил на тандеме. Очень здоровый человек, но как он жил без работы, я не представляю. К сожалению, в ноябре этого 2011 года я с ужасом узнал, что он умер, находясь в больнице. Оказывается, за месяц до смерти его и его подругу сбила машина, когда они ехали по совершенно пустынной дороге. Нелепая смерть. Жаль, жаль, жаль.

Когда я перешёл в старшие классы, началась бурная жизнь, в которой я активно участвовал – везде выступал, «светился», где можно. Меня уже знали, я был человеком известным в интернате. В девятом классе уже не возникало вопроса, куда мне идти учиться дальше. Дамир Мингазович моё стремление пойти в Училище искусств, естественно, поддержал.

Интернат я оставил без сожаления, потому что, на мой взгляд, жизнь там была довольно тяжела. Не было проблем с едой. А то, что было самым сложным, впоследствии сослужило мне хорошую службу, и теперь я за это благодарен своей школе. В интернате нас с самого первого дня приучали к дисциплине, внутренней организованности, уважению к старшим и другим людям. Это называется – воспитание и рациональное распределение времени. Отдых надо заслужить честно сделанным делом, и мы выкладывались все – и дети, и взрослые.

Интернат подарил мне встречу с Дамиром Мингазовичем Тагировым. Я чуть не со слезами на глазах вспоминаю, как на Новый год он мне предложил впервые подзаработать, аккомпанируя на ёлке. Этот праздник проходил для детей работников медицинских учреждений. Я отыграл, и мне дали подарок и целых пять рублей за работу. Это были колоссальные для меня деньги. Дамир Мингазович вообще старался нас одарить родительской заботой, которой нам в детстве так не хватало. Когда он брал нас на концерты, то кормил пирожками за свой счёт. Он был не только педагогом – он был мамой и папой. Его жена и сейчас говорит ему: «Позвони сыну», имея в виду меня.

Литературная запись Виктории Симоновой

Продолжение следует…