Солнце всходит и заходит. Часть сорок девятая

В тех местах, когда автор передает речь своих героев – нет, не персонажей, а вот именно что живых людей – получается очень трогательный поток сознания. Прием, здесь более чем оправданный – ведь на самом деле сознание этих людей не слишком ясно, а речь затруднена. Автор очерка помогает им уже своим переложением на бумагу их нехитрых, но таких острых проблем.

Получается очень трогательно! Может быть, гораздо более трогательно, чем Евгений Попов позволяет себе в художественных вещах. А будто это не художественно! Вот как они говорят о себе: «Ведь они совсем не сумасшедшие, два года собирали электропатроны для лампочек, где знаете какие маленькие шурупчики? Разве сумасшедшему под силу их завинчивать, а они с этим справлялись и заработали себе пенсию 1600 руб. вместо 1300, как у других, кто не работал. И что Воищев был в детском доме помощником воспитателя, ему доверяли, а в центре, который на Днепровском, у них у обоих за тринадцать лет не было никаких замечаний. Так за что же их тогда, за что, за что и есть ли надежда, какой хотя бы примерно процент надежды, что они хоть когда-нибудь выберутся отсюда? И что если на прежнее место нельзя, сказал Середа, то, пожалуйста, ну не мучьте меня, не мучьте, пожалуйста, отправьте к моей Галочке, ведь я ее так люблю и она меня любит, и мы никого никогда не обидим, мы обещаем, что никого не обидим, мы и здесь ведем себя хорошо и оба хорошо рисуем, мы любим родину, что может подтвердить даже главный врач Анатолий Валентинович, что мы ведем себя хорошо и хорошо рисуем, он добрый и тоже не понимает, зачем нас отправили сюда, никто не знает, зачем нас отправили сюда, никто»...

Куда большая сдержанность, стилевая и эмоциональная, видна в очерке из Перми «В принципе, их можно найти...». Речь в нем идет о милицейском произволе – избиении в отделении милиции Алексея Южакова, которого автор характеризует так: «кроткий инвалид с врожденным детским церебральным параличом, да к тому же страдающий эпилепсией». Автор очень сдержанно, без лишних эмоций, приводит факты, отнюдь не пылая гневом по отношению к милиционерам, не делая далеко идущих выводов, разумеется, не обвиняя строй и всю страну – но заканчивает именно по-писательски: «Грех таких агнцев Божьих обижать, ребята!».

О публицистике нашего героя его старший товарищ Василий Аксенов отозвался так: «Эти репортажи написаны жестким, сухим слогом возмущенного писателя. Пусть это покажется преувеличением, но я вижу в этом слоге какую-то связь с традицией Вольтера, выступавшего против издевательств над гугенотами».

Говорит Евгений Попов

Работая в фонде, я обнаружил еще одно удивительное совпадение – чем выше чином был сотрудник милиции, тем он был интеллигентнее. Когда я спросил одного полковника в Перми, как участковому сержанту пришло в голову издеваться над подростком с симптомом Дауна, он ответил: «Да что же вы от него хотите? Это же быдло полудеревенское. А держим только потому, что работать-то больше некому. Вы же к нам в милицию не пойдете?

Опера и трехтомник

В 2006 году в издательстве «Вагриус» вышла необычная для нашего героя книга – «Опера нищих». Ее составили три раздела: рассказы нового времени, интервью с самыми разными людьми, от поэтов до сантехников, и раздел, озаглавленный «Случаи» – публицистика автора, включая процитированные выше очерки. Редактором была Елена Шубина, впоследствии ставшая знаменитой как глава «Редакции Елены Шубиной»; работа шла небыстро, но результатом, в общем, все остались довольны.

В предисловии к книге под названием «Композитор Попов», Василий Аксенов писал: «Евг. Попов принадлежит к определенному числу тех писателей, что постоянно сочиняют неожиданные книги. Вот вроде бы давно всем любителям русской литературы ведом этот бородатый и слегка чуть-чуть несколько седоватый мастер слова... вот вроде бы и первый основательный юбилей уже не за горами, и слог уже выработан, и глаз иронический уже стабильно нацелен на всякие аляповатости жизни, ну казалось бы, борзись перо, расширяй то, что нам всем знакомо и любимо... Ан нет: расширения ему мало, внедряется в новые почвы, воспаряет в новые головокружительности, вот таким образом и возникает своеобразная «евг-поповщина», некое путешествие наобум под разноцветными парусами...»

Заметила книгу и критика. Реакция в целом была положительной, хотя особой глубиной анализа не отличалась, в основном, как обычно, пишущие об «Опере...» сосредоточились на ее структуре, попутно комментирую то да это.

Как писала об «Опере нищих» признанный критик и прозаик Майя Кучерская, “Опера известного писателя трехчастная. Первую часть составили „рассказы о непонятном” со сквозным героем, писателем Гдовым, вторую – диалоги Попова с Аксеновым – Ахмадулиной – Войновичем – Фрэнсисом Грином – Струве – Владимиром Хомяковым – Шнуровым и Петером Эстерхази. Третью – реальные несправедливые случаи из жизни, вопиющие об отмщении. Плотное письмо, пересыпанное едкими шутками-прибаутками, выросшими из великой русской литературы, а также советской юности и диссидентской молодости автора, который еще со времен „МетрОполя” говорит, в общем, все о том же – о современной русской жизни, местами глупой и гадкой, но еще чаще звучащей загадочной и пронзительной музыкой”.

Обратим внимание на «прозаический блок», который составили 12 рассказов, написанные преимущественно в конце 90-х – начале 2000-х. Здесь появляется очередное альтер эго автора – писатель Гдов (как обычно для авторских аватаров имеющий одинаковую с Евгением Поповым биографию и внешность). Интересно, что здесь ему «придан» спутник совсем из другой социальный среды – не очень удачливый «новый русский» Хабаров (списанный нашим героем во многих характерных чертах со своего однокашника по Геологоразведочному институту Бориса Егорчикова). Такая двойственность позволяет охватить самые разнообразные социальные практики текущего времени – в том числе связанные с бизнесом.

Героев ждут трагикомические приключения. Например, в кафе под простым названием «Кафе» героев, мирно беседующих о судьбах Родины, насильственно напоили недешевым виски крепкие парни в кожаных куртках (читай – бандиты). Так сказать, реальность вторглась – грубо, но не обидно – в разговоры немолодых интеллигентов о ней (рассказ «Без хохм»).

Любопытен рассказ «Небо в алмазах» – написанный нашим героем по заказу для международного конкурса «по Чехову», проводившемуся на Западе. В рассказе, повторяющем структуру «Зеленых музыкантов» (текст и многочисленные – хотя и не такого сравнительного объема как в романе комментарии), травестированно представлена «Чайка» в лице подруги юности рассказчика Розалии Осиповны Аромат. По условиям конкурса, в текст необходимо было инкорпорировать девять предложенных фраз из чеховских записных книжек (выделены в тексте жирным шрифтом).

А в рассказе «Валютное пространство», обратившись в пункт обмена валюты, герои вдруг проваливаются в некое подпространство, где представлены сразу все эпохи современной отечественной истории. «…и друзья оказались ввергнутыми в следующее узилище. «Черного кобеля не отмоешь добела», – высказал с экрана древнего советского телевизора «КВН» свою точку зрения на американский империализм Никита Сергеевич Хрущев, правивший непосредственно после Сталина, а белозубый комсомолец с пшеничным чубом, внимательно слушавший содержательный доклад тогдашнего лидера, сначала им незаметно подмигнул, а потом, на секунду оторвавшись от телевизора, от важного дела собственного политического просвещения, угостил каждого из них хорошим пинком, отчего они тут же и вылетели в следующую дверь, лишь на секунду удивившись, сколько тут, в простом обменном пункте, просторных арендованных помещений. Наверное, недешево стоит эта аренда в свете набирающей силу рыночной экономики обновленной России?

…Время – назад! Сталинские соколы в темно-зеленых френчах и мягких кавказских сапожках. Какой-то запомнился тип, в полотняном картузе, с нашлепкой усов над тонкой губой. Трудновато пришлось ребятам: бессонные ночи, конвейер на Лубянке, ледяной ад колымских лагерей… но вот уже новые врата распахнулись, за которыми оказался полный НЭП, организованный лично тов. Лениным «всерьез и надолго», где им за их доллары сулили кучу неведомо чего, каких красивых благ – и жареного гуся, и трактор «Фордзон», и концессию на забайкальских приисках, да не сошлись в цене, и опять им немного напинали бока.

…Смотались, Троцкого встретили – не соблазнились… а тут и какие-то совсем уже брутальные личности тянут их куда? Естественно – снова на допрос, и сидит там живописный дядька такой в усах пушистых, свисающих ниже подбородка, в смушковой папахе с красной лентой, да в кожане, тельняшке, да портупеей перепоясанный, да оружием обвешанный – и чего уж у него только нет, братцы! Тут тебе и граната, и наган, и маузер, и разрывная пуля «дум-дум», и сабля – клинок боевой. Чего хочешь! На любой вкус! А одесную и ошую от него двое в таких же национальных костюмах времен Гражданской войны, пока еще безусые, хотя тоже очень храбрые». – Кто такие, почему не знаю? – спросил красный командир.

– Валюту менять пришли, – бесстрашно и четко, как в фильме «Мы из Кронштадта», ответили писатель Гдов и безработный Хабаров, стоя, как на одноименной картине «Допрос коммуниста» художника Иогансона.

– А вот щас вам будет валюта, – посулился командир и ласково обратился к своей подрастающей смене: – А ну-ка, хлопцы, всыпьте-ка по пятьсот горячих двум этим мудакам.

…Закрыв глаза, до крови закусив губы, тяжело дергались под свистящими ударами революционного ремня. Больно-то – больно, но самое главное – за что?

– …А за то, милостивые государи, что все мы коллективно виноваты в трагической истории нашей многострадальной матушки-России, – учил их какой-то сухощавый дореволюционный господин в пенсне, с добрыми близорукими глазами и бородкой клинышком. – Мы коллективно задолжали народу, совершенно оторвавшись от него. Гляньте окрест – какая чушь и дичь творится в наших бедных селениях! Поля и долы буквально стонут: свободы, свободы!.. И свобода придет, она неизбежно придет в 1917 году. Она будет нагая и с нагайкой. И лик ея будет ужасен и прекрасен, и судорога ужаса, восторга и сладострастия пройдет по нашей великой земле, нежели прежде все в конце концов не закончится естественным наилучшим устройством, и покой снизойдет на нашу усталую, обагренную кровью, пропитанную потом, пропахшую дымом пепелищ родную почву, и все люди действительно станут как братья, каковыми они и являются изначально безо всякого там Шервуда Андерсона. Но – труд и терпение! Тяжкий труд и великое терпение – это единственное, что может быть реальной дорогой, колеей, тропой или тропинкой. Так победим – в единении с землей, почвой, народом и прогрессом! И еще увидим небо в алмазах!

Ялта, естественно. 1904 год. Греческая кофейня на берегу лазурного залива. Белый парус по кромке горизонта слепит глаза. Жужжание насосавшейся опивок белого «Абрау-Дюрсо» пчелы, как аккомпанемент правильным речам солирующего хорошего господина, чьи речи убаюкивают писателя Гдова и безработного Хабарова, волею судеб перенесенных сюда из Москвы третьего тысячелетия. Мир, благодать… До Японской войны остался год, до Первой мировой – десять лет, до Второй мировой – тридцать пять.

Мир, благодать, но темнеет горизонт, и шквальный ветер перечеркивает пространство, и бесследно гибнет в черной пучине белый парус, и взбаламутивший море смерч гигантским штопором вонзается в берег, и выдирает оттуда, как пробку, и писателя Гдова, и безработного Хабарова». Впрочем, кончается все благополучно: «попаданцы» возвращаются в 2005 год (дата указана в рассказе), где их встречает актуальная реальность, реальное «валютное пространство» – не менее странные и даже абсурдные! «Усталые, но довольные клиенты время от времени покидают пункт, теребя во взволнованных руках кто антисоветский рубль, кто американский доллар, кто континентальный евро, страна уверенно идет маршрутом рыночной экономики после того, как завершились классовые и национальные катаклизмы, утихла кровопролитная война на Кавказе, торжествует демократия, социал-демократы получили на последних выборах подавляющее число голосов, рейтинг Президента повысился совсем, погода устанавливает правила игры, фермер Краснов изобрел двигатель, работающий на воде и моче, пресечена попытка контрабанды старинных икон, в Башкирии установили особый порядок контроля за валютными средствами, думская согласительная комиссия предложила депутатам не лишенный остроумия выход из щекотливого для страны положения, мошенница обманула клиентов на 20 миллионов рублей, американская корпорация поддержала поддержанные правительством США проекты в России, столичные капиталы перенесли схватку в регионы, политические проблемы подкосили западную валюту, управляющие активами пенсионных фондов объединились, а прибалты принялись винить в своих бедах и Запад, и Восток… а украинцы признали «незалежность» Крыма, но поставили в качестве необходимого условия переименование города Симферополя в город АКСЕНОВ – ПИСАТЕЛЬ, по фамилии автора популярной исторической хроники «Остров Крым», определившей судьбу этого региона… а долгое воздержание от выборов чуть не сыграло на руку оппозиции, а соотношения центра и регионов достигли состояния неустойчивого равновесия, а вновь введенную цензуру вновь отменили, а друг врага не обязательно враг».

Вымысел, реальность, прошлое и будущее, как обычно у Евгения Попова перемешиваются и образуют причудливую постсоветскую среду, в которой действие рассказов и разворачивается.

Продолжение следует…