Тернистый путь в искусстве. Часть семнадцатая

Драматург Газим Шафиков

С Газимом Шафиковым был знаком давно, знал его как журналиста – тонкого знатока и большого любителя театра. Он писал рецензии на наши спектакли. Его статьи всегда отличались оригинальностью мысли, поэтому заранее обрадовался, когда он обратился ко мне:

– Вот написал пьесу «Операция», может, прочитаем вместе?

Прочитав, пришел в неописуемый восторг. В пьесе было что-то новое, отличающее ее от национальной драматургии. Тем не менее, вижу, Газим не совсем доволен своей первой работой. Начали подробный разбор произведения, фантазируем над возможными вариантами отдельных сцен. Мои предложения Газим воспринимает молча, улыбаясь. На следующий день понял, в чем дело. Он полностью переписал одну картину. За одну ночь. Мастерски были выстроены остроумные, конфликтные диалоги.

– Стало быть, – говорю я, – придется заново переписать всю драму, но мы пойдем другим путем. Все это давайте оставим для следующей пьесы. «Операция» и так хороша. Мне очень нравится тема драмы. Надо скорее воплощать ее на сцене.

Я был счастлив, что встретился с настоящим драматургом. Главное, Газима не надо подстегивать, наоборот, иногда просто необходимо притормаживать его стремительный бег. Может быть, в последующем мы бы так и работали с ним, однако и без меня нашлись желающие стать его партнерами, только они, вцепившись в него как клещ, тянули его назад, вспять.

Спектакль получился. Артисты Загир Валитов, Хамит Яруллин, Ильсияр Газетдинова, Рафиль Набиуллин, Хана Мингажева, Рамиль Богданов, Савия Сираева, Марат Султанов, Тансулпан Бабичева играли вдохновенно, с упоением. На сдаче спектакля худсовету поэт Муса Гали сказал:

– Я не считаю себя знатоком театра, но спектакли смотреть люблю, поэтому в театр хожу часто. Когда смешно, с удовольствием смеюсь, печально – плачу. Обычно трогательные сцены усиливаются либо музыкой, либо форсированием голоса артиста. В сегодняшнем спектакле этими средствами не пользуются. Артисты не повышают голос, говорят тихо, как в жизни, но их игра волнует меня до глубины души.

На премьере, когда артисты вышли на поклон, на сцену поднялся человек без цветов. Им оказался известный хирург, профессор Наиль Гиниятович Гатауллин. Он сказал:

– Спасибо коллективу театра, создавшему спектакль, который смотришь увлеченно, на одном дыхании. А ведь его герои – люди тяжелой профессии, отнюдь не развлекательного характера. Артисты на сцене – настоящие медицинские работники. Спасибо!

Через несколько дней в газете вышла рецензия Наиля Гиниятовича на спектакль «Операция».

Муки творчества

И что ни говори, я родился в рубашке. Асхат Мирзагитов принес мне свою новую пьесу «Жизни счастливый миг» – психологическая драма, затрагивающая многие аспекты жизни. Как раз такого произведения не хватало в репертуаре театра. Добротная работа драматурга, ничего не добавишь. Приступили к работе над постановкой. За художественное оформление спектакля с готовностью взялась Галия Имашева, композитор – Рим Хасанов. Главные герои пьесы – сыновья Шахи Султанова Хасбулат (Загир Валитов) и Тимербак (Фидан Гафаров) – знатные нефтяники, герои социалистического труда. Роль Таскиры, самой красивой и бойкой в поселке девушки, в которую влюблены оба брата, поручил Ильсияр Газетдиновой. Спектакль получился блестящим, а по-другому и быть не могло! Он интересен тем, что талантливый коллектив показывает яркую картину жизни башкирских нефтяников. Только чем больше спектакль привлекал зрителя, тем сильнее ощущалось появление беспокойства в руководящих органах республики.

Газим Шафиков написал вторую пьесу «Старая квартира» – очень смелая драма, раскрывающая острую правду послевоенной жизни. Прочитав, я испытал чувство гордости за него и за башкирскую драматургию. По привычке похвалил понравившуюся пьесу артистам и председателю Союза писателей Башкортостана Асхату Мирзагитову. После прочтения он сказал:

– Сильная пьеса! Молодец! Умеешь находить отличный материал.

В приподнятом духе, со светлыми надеждами приступили к репетициям. Ролей не много, но легких – нет, на каждого исполнителя ложится большая ответственность. Действующие лица – герои, вернувшиеся с войны: Харис (Иршат Валеев), Муслим (Ильшат Юмагулов), Флюза (Гюлли Мубарякова, Райса Сайфуллина). В прологе они молодые, далее события происходят через 25 лет. Детей Муслима и Флюзы играли Ахтям Абушахманов, Рамзия Хисамова и Ильсияр Газетдинова. Через некоторое время стало известно о распространении тревожных слухов о нашем будущем спектакле, якобы театр искажает послевоенную действительность. Долго ждать не пришлось, нас пригласили в Союз писателей Башкортостана на обсуждение пьесы «Старая квартира». Судя по лицам собравшихся людей, можно было догадаться, что разговор будет нелегким. Заседание открыл Асхат Мирзагитов:

– Мы с Вазихом ведем разговоры о драматургии много лет. Большей частью я разделял его мнение. На этот раз, согласившись с ним по привычке, ошибся. Перечитав пьесу, понял, что недочетов достаточно много. Что ж поделаешь? И так бывает. Сегодня нам надо вместе определить все недостатки произведения и дать автору и режиссеру квалифицированные рекомендации по их исправлению.

Выдержав паузу, он посмотрел в глаза каждому из присутствующих и продолжил:

– Прошу меня извинить, я вынужден вас покинуть. Срочно туда вызывают.

Он направил многозначительный взгляд в сторону обкома, резко повернулся к выходу и удалился. Впервые я не поверил Асхату Масгутовичу. Никто его никуда не вызывал. Ему «Старая квартира» понравилась. Сейчас он понял, что не сможет защитить ни Газима, ни меня и скрылся. Только вот что странно: среди собравшихся драматургов не было никого, кто бы мог напугать его. Они ему верили, почитали его, значит, за всем этим стояли более могущественные силы, а решение уже было принято до заседания. Асхат Мирзагитов не в силах его изменить.

Разговор был нервозным. Первыми начали старшие коллеги, участники войны при орденах и медалях. Речи произносили пафосные, на высоких тонах:

– Какое вы имеете право судить героев войны?

– Кто вам дал право оскорблять нас?

И все в таком духе. Надо было бы возразить им, дескать не судим мы героев, а показываем нашу действительность, правду о вашей послевоенной жизни. Разве все было прекрасно? Куда там? Сидим, помалкивая в тряпочку, боясь, что с кем-нибудь из них приступ случится. Спектакль еще не поставлен, а нас уже судят как преступников. Критика была пристрастной. Возбудившись, наши эксперты забыли, за что нас ругают, какие уж там квалифицированные рекомендации. Главный приговор прозвучал так: не надо ничего исправлять, просто таких пьес не должно быть.

После заседания пару дней мы ходили как огорошенные, ничего не делали. Потом испугавшись, что пьеса не увидит свет рампы, решили поработать над ней, смягчить некоторые острые сцены: Хариса сделали таким же героем и в мирной жизни. Поработав в Сибири, он возвращается домой героем социалистического труда, у него нет никакой обиды ни на кого и ни на что. После такого «ремонта», конечно же, пьеса много потеряла, мощные драматические сцены пропали. Что от нас требовали, то и сделали: скрасили, причесали, пригладили правду жизни. Идеология была построена в то время на лжи. Если ты против неправды, прочь с дороги, не мешай плести кружева другим. Однако странно то, что зритель очень тепло принял спектакль, он шел всегда с аншлагом. Мастерски, правдиво выписанные образы Флюзы, Муслима, их детей завладели любовью зрителей.

И все же в душе поселилась щемящая боль за автора. На сабантуях, на скачках, бытовал такой порядок: строптивую лошадь, рвущуюся еще на старте вперед, хлестали по морде камчой. Газим, как та лошадь, получил по носу. Про себя я уж и говорить не буду, мой нос давно разбит, а чтобы вдруг не забыл об этом, время от времени напоминают. Давно надо было бы привыкнуть – не получается. Вынудившие нас «поправить» пьесу критики спектакль, кажется, даже не смотрели, а может быть, кто-то и посмотрел. Не запомнилось. С Асхатом Масгутовичем после того заседания говорили. Задушевная беседа, как было раньше, не получилась. Я ему всегда искренно верил. Среди театральных деятелей, с которыми я близко общался, он был единственным, кто не боялся говорить о своих недостатках. Может быть, таким он был только со мной? Не знаю. И этого человека сегодня было не узнать:

– Про «Старую квартиру» говорить не будем. Мне нечего сказать.

– Почему? Разве сегодня эта тема не главная? И что? В искусстве – либо правда, либо ура-патриотизм? Если ошибаюсь, скажите. Я готов встать с вами в один ряд.

– Не надо. Не вставай. Иди своим путем. Я тебе давно уже говорю, пиши сам пьесы. А ты? Думаешь, сможешь поднять на сцену всю бездарность?

– Газим Шафиков – бездарность?

– Я не о Газиме. Газим – особый разговор! Ты ведь кого только уже не вытащил в драматурги!

Он перечислил их имена. В одном ряду с написавшими всего одну пьесу оказались имена именитых драматургов, стоявших у истоков башкирской драматургии.

– Асхат Масгутович! Среди перечисленных тобой спектаклей каждый принят зрителем, мягко выражаясь, очень хорошо. Ты меня ругаешь за замечательные постановки?

– Ругаю! Ты заворачиваешь их дерьмо в красивую обертку и заставляешь меня кушать это!

Я понял, кому был адресован последний упрек. Может быть, доля правды и была в его словах, но другие? Произведения восьми драматургов увидели свет рампы в моих постановках. Про Газима Шафикова он сам сказал, что «особый разговор». Ругать Тамьяна Бикмаева у него тоже язык бы не повернулся. В тот раз он даже позавидовал Тамьяну, и пьеса ему понравилась. Пьесу Шамиля Рахматуллина «Перед смертью» он принял на ура. Гайфуллу Валиева, назвав драматургом, подающим надежды, сам попросил поддержать. Фарит Богданов сейчас один из ведущих драматургов республики. Кабира Акбашева постоянно ставят в Салаватском и Стерлитамакском театрах. Агиш Гирфанов не претендовал на звание драматурга, попросил поставить свое единственное произведение, которое называл комедией. Колдавлет и Сулейман Латыпов в то время еще не вышли на арену. Приходилось мне помочь довести до кондиции некоторые пьесы Нажиба Асанбаева, Ибрагима Абдуллина, да и самого Асхата Мирзгитова.

За кого же он меня ругал. Нет! Он не меня ругал. Он хорошо относился ко всем, кого я сейчас перечислил, мы часто об этом говорили. Сегодня Асхат Масгутович ругает и обвиняет себя, и, конечно же, этому есть причины, о которых я, к великому сожалению, не знал. А он не хотел о них говорить. Он не чувствовал себя комфортно на посту председателя Союза писателей, на него давили сверху. Такие мысли приходили мне тогда в голову. Возможно, я ошибался, но, к несчастью, так и не нашел подходящих слов утешения Асхату Масгутовичу. Сейчас не покидает меня жгучая боль в душе за то, что оставил тогда своего старшего друга наедине с его проблемами.

Продолжение следует…