Мой век. Часть восьмая

Клара: вместе навсегда

Һәр кешенең уҙ пары менән тыуа (Каждый человек рождается со своей парой)

Нас с женой часто спрашивают: «Вы знакомы почти 70 лет, женаты пять десятилетий – и не наскучило, не устали друг от друга?» Клара всегда отшучивается, а я отвечаю серьезно: «Как мы могли друг другу наскучить? Мы менялись, и каждый год были друг для друга новыми. И сейчас каждый день открываем какие-то новые черты – я в ней, она во мне!»

Как я уже говорил, в первый класс Темясовской средней школы мы оба пришли в 1954 году и учились вместе до 7 класса. Когда-то я допытывался: «Клара, ты обратила на меня внимание в первом классе? Какой я был, помнишь?» Нет, конечно, она меня не помнит среди без малого двадцати мальчишек-первоклашек. Конечно, в таком возрасте девчонки совсем не замечают своих сверстников, а если замечают, то хулиганов. А я хулиганом не был.

И я Клару не сразу выделил среди сверстниц, хотя всем нам было известно, что она – дочь учительницы, Гайникамал Зариповны.

Ее семья была во многом необычной для Темясово. Я попросил ее рассказать о ней, чтобы не упустить важных подробностей.

«Мой отец, Бухар Атаулович Газин, прошел всю войну, вернулся в село с орденами и нашивками за ранения. От ран и умер молодым, в 39 лет. Ему я обязана своим именем, необычным для башкирской семьи. Отец после Победы год служил в Группе советских оккупационных войск в Германии, и вроде бы была у него там подруга-немка. Ну или жил он некоторое время в доме, хозяйкой которого была некая Клара. Не очень охотно он о ней говорил, а мама из гордости не стала расспрашивать. Когда я родилась, на семейном совете мне решили дать имя «Карима». Отец согласился, пошел в сельсовет... и приносит оттуда свидетельство о рождении с именем новорожденной – Клара. Мама в слезы: да как же так, мы же обо всем договорились! Зачем ты и тут свою немку вспомнил? А отец смеется: никакой немки! Просто имя красивое – ни у одной девочки в селе такого не будет!

Вот так я стала у отца-башкира и мамы-татарки дочкой с немецким именем.

Папа прожил с нами недолго, и я не очень хорошо его помню. Последние годы он болел, часто лежал в госпиталях. Через шесть лет после его смерти мама вышла замуж за Шакира Саитовича Байрамгулова, тоже фронтовика, вернувшегося с войны офицером с орденами и медалями. Он, как и мама, был учителем и проработал в Темясовской школе до самой смерти на 57-м году жизни в 1980 году. Его я считаю не отчимом, а отцом – настолько мы с ним были дружны, настолько хорошо, по-доброму, по-отечески он ко мне относился.

А у мамы была уникальная учительская судьба – хотя, наверно, у всего поколения, пережившего военное лихолетье, судьбы были как романы или даже поэмы...

Гайникамал Юмагулова, моя мама, настолько хорошо училась в школе, что после окончания все деревенские собрали деньги на обучение одаренной девочки в Караван-сарае в Оренбурге – чтобы там она стала учительницей и вернулась в Темясово, учить новых ребятишек.

Караван-Сарай был построен в середине XIX века на добровольные пожертвования для размещения канцелярии Башкирского казачьего войска и школы для башкир. Историко-архитектурный комплекс состоит из Башкирского народного дома и мечети. По оригинальному проекту архитектора Александра Брюллова было построено уникальное здание, стилизованное под традиционный башкирский аул: центральной доминантой ансамбля стала восьмиугольная мечеть. После ликвидации управления Башкирским войском в 1865 году Караван-Сарай был незаконно отобран у башкирского народа, а в 1918-м декретом В.И. Ленина был ему возвращен. В 1920 году в здании Караван-Сарая был открыт Башкирский институт народного образования, преобразованный позже в Башкирский педагогический техникум, просуществовавший до 1936 года. Это учебное заведение выпустило множество башкир – деятелей культуры и искусства, которые в первые годы после революции были родоначальниками башкирской интеллигенции. С 1980-х годов руководители Башкирии не раз обращались к руководству Оренбургской области о передаче Караван-Сарая под юрисдикцию Республики Башкортостан как исторического памятника башкирского народа, но положительного решения по этому вопросу принято не было.

Так вот: 18-летняя Гайни, почти не знающая русского языка, нашла в Оренбурге знаменитый Караван-Сарай и записалась там в математическую группу, так как отлично знала именно математику. На первых занятиях, по рассказам мамы, она ничего не понимала (уроки шли на русском), но, как видела на доске математический пример или формулу, тут же рвалась к доске с поднятой рукой: я знаю, я решу! Через некоторое время педагоги поняли, что у девочки русский «хромает», приставили к ней опытного учителя, и вскоре Гайни уже и примеры решала, и с подругами щебетала на русском, как на башкирском.

Закончив техникум, она вернулась в Темясово, вышла замуж и родила сына Юнера. В первые дни войны муж Гайни Зариповны ушел на фронт. Вскоре с фронта стали приходить похоронки, от голода и невзгод умирали и вдовы. В близлежащих деревнях появилось множество детей-сирот. В 1943 году было принято решение об открытии в Темясово детского дома. Республиканские власти приняли решение доверить руководство им 23-летней учительнице Г.З. Юмагуловой.

Как рассказывала мама, она была в панике, когда ей сообщили о таком решении. Написала на фронт своему старому учителю: что делать, боюсь, не справлюсь, хозяйственной работы не знаю. Он ответил: не переживай, возьми завхозом такого-то, и справишься. Гайни согласилась и всю войну растила и воспитывала сирот – детей войны. Мама рассказывала: поначалу было сто ребят. Только что ни день – прибавление: встанем утром, а у крыльца лежат еще пять-шесть детей, больных и голодных. Со всей округи везли, подкидывали сирот всех возрастов, до 400 воспитанников было в Темясовском детдоме. После Победы мама еще 10 лет директорствовала в детдоме. А когда его расформировали, закончила Магнитогорский учительский институт и вернулась в школу преподавателем математики.

Как и мой отец, и моя мама, мой отчим Шакир Саитович был учителем.

До войны он успел окончить техникум и преподавал труд и географию. Его любили и в учительском коллективе, и все дети: был заводилой, организатором школьных праздников и всех походов, коих было множество, порой и высокой степени сложности. По горам и малопроходимой тайге. Он был мне как родной и очень хорошо ко мне относился, берег меня. Пошлет мама за водой, и он тут же отправляется следом, перехватывает у меня тяжелые ведра. Мама рассказала, что, когда Шакир Саитович умирал, все про меня говорил: я ухожу – ты Клару береги, она хрупкая девочка, не перенапряглась бы...»

Добавить к рассказу Клары я могу только одно: авторитет ее мамы и отчима в селе был непререкаемым. Еще с военных времен, когда Гайни поставили руководить детдомом, ее все темясовцы, даже люди постарше, называли исключительно Гайни апай, как традиционно обращаются к старшей сестре или сестре отца, уважаемой и любимой тете. А в школе только на уроках двух преподавателей можно было услышать полет мух – у Гайни Зариповны на уроках математики и Марата Абдурахмановича на уроках географии, настолько уважаемы были эти педагоги и так интересно проводили они свои уроки!

Впрочем, вспоминая всех учителей школы в Темясово, не устаю повторять, какого высокого класса это были люди и специалисты: мужчины-фронтовики с богатым опытом жизни на фронте, женщины – труженицы тыла, которые в тяжелейших условиях продолжали учить детей и вести дела своей семьи – никто ведь с них сельских обязанностей не снимал, а это и дрова, и скотина, и птица с проблемами заготовки для них корма. И еще об одном вспоминаю – о высоком уровне преподавания в школе. Думаю, в Баймакском районе, а может, во всей Башкирии, не найдется другой школы, выпускники которой в таком количестве закончили вузы и техникумы. Скажем, в нашем классе и классах рядом, на год старше и моложе, продолжили обучение и получили дипломы не менее 80% учащихся.

Однако – вернемся к нашей с Кларой истории. Итак, после 7-го класса я поступил в техникум в Баймаке, она же осталась в Темясово, учиться в школе. Не сказать, что до этого момента я выделял ее среди девчат моего возраста, а она – меня. Из Баймака я часто приезжал домой, благо это недалеко, всего 55 километров. Большую часть летних каникул помогал родителям – рубил дрова, заготавливал сено на зиму для домашнего скота.

Так вот – в каникулы после первого курса я приехал в село уже почти взрослым парнем, которому было позволено, например, ходить на танцы. А вот восьмиклассникам и восьмиклассницам это еще рано было – не пускала их бдительная завклубом Бика апай. Только для двух девчонок моего возраста было сделано исключение – для Клары и ее подруги Вали – такая им была награда за то, что в клубе полы мыли! Бика апай строго блюла нравственность среди молодежи и не разрешала на танцах танцевать входивший в моду в то время твист. Она вообще по своему усмотрению могла не пустить на танцы или же выпроводить из клуба, если ей что-то не понравилось. Вот в таких условиях начиналось наше юношеское увлечение друг другом. В деревне есть такая особенность: во-первых, все друг друга знают и, во-вторых, обо всех мало-мальских событиях также знают все. Мы, может быть, пару раз припозднились после танцев, но Кларины родители уже забеспокоились. Они ждали ее, пока не придет, и отчим выходил ее искать, когда истекал определенный ей срок для прогулок. Однажды мама Клары серьезно отчитала Клару, но, разобравшись, с кем она гуляла, больше не проявляла неудовольствия. Как она впоследствии объяснила, ей показалось, что Клара гуляет с другим нашим одноклассником, хулиганистым парнем. А я в представлении Гайни Зариповны был человек вполне солидный, студент техникума, и в школе ни в чем предосудительном не замеченный...

Вот так у нас все начиналось, но до свадьбы было еще очень далеко. И я снова прошу Клару рассказать о тех давних событиях.

«Когда я училась в 9-м классе, ввели 11-летнее обучение. Мне не хотелось терять год, и я, самостоятельно выучив все предметы 10-го класса, уехала в Баймак поступать в 11-й класс.

Салават всегда думал, что такую «штуку» я провернула, чтобы быть с ним рядом, видеться почаще – а я, хоть и мелькало что-то такое на заднем плане, больше хотела поскорее поступить в институт... Но, действительно, в этот год виделись чаще, уже, как в те годы говорилось, гуляли вместе.

Продолжить учебу я решила в Магнитогорске. Этот город всего в 100 километрах от Сибая, куда в последующем переехала моя семья. Страшновато было поступать в Уфе – далеко, никого знакомых. А в Магнитогорске, в Горно-металлургическом, уже учился мой брат – у него была своя машина, и он обещал меня возить к родным, когда соскучусь. Окончила я школу с серебряной медалью, школьную программу знала отлично по всем предметам – было, как говорится, море по колено. Подала документы сразу в два вуза: в Магнитогорский горно-металлургический институт (МГМИ, ныне Государственный технический университет) и в педагогический. И отлично сдала экзамены в оба сразу! Выбрала горный, в общем-то, из чувства противоречия: уж больно хотела мама, чтобы я стала учительницей. Когда она узнала о моем решении, примчалась в деканат стройфака МГМИ – в национальном платье, со всеми наградами – и давай уговаривать декана: это ошибка, не нужно ей в горный, она прирожденный педагог! Декан в растерянности: она же все экзамены сдала на отлично, и профессия востребованная, интересная. Но надо знать мою маму, женщину очень упорную и уверенную в правильности своих решений. Стоит на своем: это ошибка, отпустите студентку Газину! В общем, договорились так: если после первого курса у меня что-то не так пойдет с учебой, декан сам переговорит в «педе», чтобы меня взяли на второй курс.

Но ничего этого не понадобилось: первую сессию я сдала на отлично, профессиональные предметы очень нравились. В общем, маме пришлось смириться.

Но в итоге она оказалась права: окончив вуз, ни в науку, ни на стройку я не пошла – а отправилась по распределению в Новотроицкий строительный техникум, преподавать сопромат и теоретическую механику, мои любимые предметы. И так мне понравилось преподавать, что, проработав в Новотроицке год и уйдя в «декрет», устроилась я затем в Уфимский автотранспортный техникум, где проработала 20 с лишним лет...

А отношения наши с Салаватом в годы нашей учебы и его службы в армии развивались в основном. в эпистолярной форме. Писали друг другу часто, а встречались только летом в Темясово, а потом в Сибае.

В селе мы всегда жили довольно далеко друг от друга: Аминевы несколько раз меняли место жительства, а мы всегда жили рядом со школой. На лето все приезжали в деревню, а школа была настоящим центром притяжения: выпускники разных поколений встречались у школы, после чего организовывали совместные походы в горы, на танцы, в гости друг к другу. Многие так и поженились – учились в школе, потом встречались у школы, потом свадьба с обязательным посещением школы.

А мы еще и переписывались, горы писем написали друг другу. Он писал из Баймака, из Заполярного, где работал по распределению, из армии – и из «учебки», и из воинской части в Свердловской области. Правда, в 1968 году ему дали пятидневный отпуск после очередных учений, и мы встретились и в течение суток были вместе. Затем у меня опять учеба в институте, у него служба в армии. Вот он уже в горкоме комсомола в Сибае, а я пишу дипломную работу в Магнитогорске... Встретились в Темясово: пора уж определяться в отношениях, уже и родные интересуются: вы уже когда поженитесь?! А тут его приглашают в Москву, на учебу в ВКШ!»

Да, все так и было: во время моей работы в Сибае мы более-менее регулярно встречались, а когда в 1969 году я уехал учиться в Москву, встречи наши опять стали редкими. Но мы тогда договорились: она в 1970 году заканчивает институт, я – первый курс, и мы летом во время каникул поженимся. В этот год на каникулы я поехал в стройотряд в Карелию, чтобы заработать деньги на достойную свадьбу. Удалось купить кое-какие подарки Кларе и внести свою лепту на затраты на свадьбу, которые в основном несли наши родители. 15 августа 1970 года, по возвращении из стройотряда, мы с Кларой расписались в Темясовском сельсовете о совместной жизни на многие годы.

Свадьба проходила в доме родителей Клары в Темясово, куда были приглашены мои и ее родные, учителя, да и просто знакомые и друзья. Мои родители жили в Сибае, квартира там была небольшая, а у родителей Клары – и дом просторный, и двор. Собралось около 100 человек.

Описать это радостное событие я прошу свою жену.

«Салават приехал вместе со своими однокурсниками. Один из них, Наиль, был свидетелем, и подарил мне букет гладиолусов – вся деревня удивлялась, такой он был большой и красивый. Во дворе постелили доски, провели «иллюминацию» из разноцветных лампочек с питанием от автомобильного аккумулятора и плясали до самого утра. Помню, что-то у электрика не ладилось. Свет постоянно гас, и всех это очень веселило.

Через несколько дней после темясовской гулянки пришлось накрывать стол и в Сибае. Пришли друзья и соратники Салавата по работе в горкоме комсомола и те родные, которые не были в Темясово.

А через четыре дня мы разъехались – он в Москву, я в Новотроицк. Вместе жить мы стали только через три года.

В те годы такие ситуации были в порядке вещей: работа, учеба – вот что считалось главным в жизни. Свадьба же – мимолетное и не так чтобы очень важное событие. Совместная жизнь – ну уж как сложится, можно и в разлуке потерпеть...

Итак, пошли обычные будни: у Салавата студенческие, у меня преподавательские. Несколько раз он приезжал ко мне в Новотроицк, но мы сразу договорились, что рваться ему к молодой жене не надо: и стоимость билетов велика, да и учебный процесс было не просто прервать в условиях столь солидного вуза, как ВКШ. Весной 1971 года я вышла в декретный отпуск и уехала к родителям в Темясово. Рожать меня родители устроили в Сибае, а забирал меня с сыном из роддома друг Салавата – не смог студент приехать из Москвы – была сессия. И это тоже было в порядке вещей: как это отпроситься с сессии? Никак невозможно! Как сессию сдал – дня через четыре после выписки приехал. А уж когда дочка родилась, забирал нас сам, был уже не студентом, в обкоме работал.»

*  *  *

... На страницах этой книги еще не раз своими воспоминаниями поделится Клара – жена, спутница, помощница и советчица во всех моих делах. Она не скажет только одного – как нелегко ей приходилось все эти годы. Я приходил домой часто за полночь – у партийного работника, министра, налогового «генерала» день ненормированный. Но я знал – меня ждет тепло и уют, готов вкусный ужин, дом сияет чистотой, дети, а потом внуки отлично подготовили домашние задания, и все их заботы утрясла-решила мама и бабушка. От груза житейских забот она меня освободила раз и навсегда, и то было ее продуманное личное решение. Она делила со мной все победы и достижения, переживала мои разочарования и поражения. Так что все события, описанные далее в этой книге – наши общие, одинаково важные и для меня, и для Клары.

Продолжение следует…

«