Мой век. Часть шестая

Детство и юность

Ғилем – ҡош, аҡыл – ҡанат (Ученье – птица, ум – крылья)

Я родился 10 сентября 1946 года в поселке Тубинский в 7 километрах от деревни Исяново. В ту пору там жила семья деда, и туда с Дальнего Востока вернулся мой отец с молодой женой, моей матерью. Однако во всех моих личных документах в качестве места рождения указывается город Баймак. Почему? Вот как рассказывал об этом отец: «Мы принесли тебя в Тубинский сельсовет, а там какая-то незнакомая инэй (тетка) сидит и зевает. Это кто у вас – девочка? – спрашивает. Я разозлился: «Ты что же, не видишь, что батыр?» Она смеется: «Не ругайся, атай, обижусь – точно девочкой запишу». «Ах так», – говорю я. – «А ну-ка пиши немедленно – Салават, мужчина! А что в вашем Тубинском родился, не пиши. Пусть будет местом рождения Баймак – а то по жизни ему всегда придется объяснять, что это за поселок такой, никому не известный, которого, может, и на картах нет...»

Вот такое волевое решение принял мой отец – и не прогадал, собственно: через полгода мы переехали в Баймак, районный центр, где Хурмат устроился работать в сельхозотделе райисполкома.

До моих шести лет мы жили в городе Баймаке, а затем переехали в деревню Кожзавод, рядом с селом Темясово. Несмотря на непритязательное название, Кожзавод – старинное поселение, известное с XVIII века. А Темясово, основанное как деревня оседлых башкир в XVII веке, с 2019 года указом президента и правительства Республики Башкортостан объявлено историко-культурным центром. Дело в том, что с марта 1919 по июнь 1920 года Темясово считалось первой столицей республики: после подписания Соглашения центральной Советской власти с Башкирским правительством о Советской Автономной Башкирии Темясово стало временной столицей республики. В Темясово сегодня имеется около 20 памятников истории и архитектуры, в том числе каменный склад-запасник, построенный в 1827 году и до сих пор используемый по назначению, здание волостного правления, лавка золотопромышленника Рамиева. Историко-краеведческий музей расположен в двухэтажном здании, построенном в 1896–1897 годах.

В годы моего детства в Кожзаводе жили в основном русские, и что меня удивляло в то время, да и сейчас: почти все они довольно сносно говорили по-башкирски. В Темясово башкир было больше, но русских семей – никак не меньше четверти. Причем жили все «чересполосицей», никаких отдельных русских улиц никогда не было.

Темясовская школа-десятилетка имела обучение на башкирском и русском языках. В двух русских классах учились не только русские ребята – и татары в них были, и башкиры. Так же обстояло дело и в башкирских классах – сплошной интернационал. На улице пацаны всех национальностей болтали в основном по-башкирски, а дома, конечно, на родном языке.

А вот с дедом Андреем Чинейкиным, благодаря которому началось мое увлечение лошадьми и конным спортом, я общался исключительно на русском. Дед Андрей работал конюхом на промкомбинате, который был в Кожзаводе. Из-за конюшни я не смог пойти в первый класс в 1953 году со своими сверстниками, потому что простыл там, заболел воспалением легких и долго болел. Но научился на конюшне у деда Андрея очень многому! Мне это потом в жизни на селе очень помогало, я до поступления в техникум в 1961 году от лошадей не отрывался. Приходилось за кучера возить маму в Баймак, когда она работала там в промкомбинате. Ездил я кучером и с отцом.

Не раз участвовал в конных скачках на сабантуях. Работал на конных граблях в сенокос. Я очень любил лошадей и с удовольствием занимался ими во внеучебное время.

Я рано научился косить траву, пилить и рубить дрова, более того, уже в классе 5-м самостоятельно ездил в лес на лошади за дровами. Отец с самого раннего моего детства поручил мне работу по двору: уход за скотиной, заготовка дров, уборка снега. В эти же годы отец брал меня с собой на рыбалку и на охоту, и это было не баловство. Не развлечение, а настоящий промысел, обеспечивающий мясом и рыбой надолго целую семью.

Темясово стоит у отрогов Уральских гор, неподалеку от впадения в реку Сакмару притока Талашти, в который, в свою очередь, впадает речушка Ширда. Водное изобилие – а для детей раздолье кататься на лыжах, санках, коньках! Лыжи крепились на валенки, коньки тоже, а сани были самодельные, деревянные. Конечно, нам все это нравилось, ведь никаких иных спортивных принадлежностей мы не знали.

Конькобежный сезон был коротким – когда Сакмара и ее притоки уже застывали, а снега на реке еще было мало. Наши реки горные, течение в них быстрое, и застывали они неравномерно. Поэтому возвращение домой мокрым с ног до головы после купания в полынье было довольно частым явлением. Конечно, одобрения со стороны взрослых это не вызывало, но, как правило, такие инциденты не вели к простудам и гриппу. В наших краях зимой морозы в 30–40 градусов не редкость, и в самые холодные дни в школу можно было не ходить. Но гора Рапат рядом с Темясово была полна детей, все с утра до вечера катались на санках и лыжах!

Лето в те годы у нас, сельских ребят, было занято работой – на огороде и сенокосе. На огороде сажали очень много картошки, ее нужно было полоть, мотыжить, а потом собирать. Картошка шла на питание как для семьи, так и для скота в период откорма. А сенокос – особое время, в детстве это труд и развлечение, а для взрослых это, безусловно, тяжелый труд без освобождения от основной работы. В отличие от современных детей, мы к труду приучались с раннего детства. Возможно, именно поэтому во взрослой жизни я никогда не тяготился объемами любой работы: надо, значит сделаю. И сделаю хорошо.

Учеба в школе давалась мне легко. «Троек», а уж тем более оценок ниже у меня никогда не было. Здесь свою роль сыграли как природная любознательность и усидчивость, так и контроль со стороны мамы. Надо сказать, был он довольно строгим: в начальных классах за отсутствие прилежания можно было отведать офицерского ремня, который висел дома на видном месте.

Еще Темясовская средняя школа важна для меня тем, что именно в ней я познакомился с Кларой, моей будущей женой. В школу мы пришли в первый класс в один 1954 год и учились вместе до 7 класса.

Не раз мы с ней вместе пытались вспомнить нашу первую встречу, освежить в памяти, что подумали друг о друге мальчик и девочка. Нет, не получалось. Огромные классы, по 20 учеников, волнения 1-го сентября, множество впечатлений... Нет, никак не вспоминается наша первая встреча. А вот класса со второго мы всегда вместе. Клара, дочь нашей классной руководительницы, своим положением не кичилась, была бойкой, подвижной девочкой. В Темясово вся жизнь кипела вокруг школы, и мы все время были пусть пока не вместе, но рядом, и так каждый день.

В 1961 году я закончил 7 классов и решил поступить в техникум (в те годы в средние специальные учебные заведения принимали после семилетки).

Каждый новый учебный год нам старались купить новую школьную форму, а другая одежда, повседневная, была весьма скудной, штопаной-перештопаной. Надо было хоть что-то заработать и купить одежду для поступления в техникум. Так на каникулах я устроился на первую серьезную работу. В это лето в Темясово работала геологоразведочная экспедиция, и меня после небольшого экзамена взяли работать в электроразведку. Премудрость была невелика: нужно было таскать кабель от одного прибора к другому. Кабель был довольно тонкий, то есть нести его сил вполне хватало, но измерения проводились по проложенным магистралям через каждые 200–300 метров. В течение дня проводили по 10–12 измерений, значит, нужно было пройти по 25–30 километров в день. Организм у меня был натренированным, и мне это удавалось, хотя и не скажу, что было легко. Но геологов моя работа устраивала. В короткие минуты отдыха они с любовью рассказывали о своей работе, и меня тоже это увлекло, но техникум, где учили геологоразведочным специальностям, был тогда в Уфе и в городе Октябрьском. И тот и другой адрес для темясовского жителя были далековаты, и родителям такая идея не понравилась. Но они поддержали меня в другом. На заработанные деньги купили мне первый в жизни костюм, рубашку, обувь и разрешили поступить в Баймакский горно-механический техникум. Я успешно сдал экзамены и был зачислен на первый курс по специальности «Разработка рудных и россыпных месторождений», одним словом, горняк для работы и на подземных горных выработках, и на открытых. Время учебы и постижения специальности, новые друзья и знакомые – все было абсолютно новым и романтичным, интересным и необычным для сельского подростка.

После второго курса нас всех направили на производственную практику в город Кумертау, на Кумертауский угольный разрез. Определили меня «нижним рабочим» на роторный экскаватор – немецкий RS-600 (попал к нам после войны по репарациям). В смену на экскаваторе работали четыре человека – машинист, помощник машиниста, машинист погрузчика и я, то есть моя работа была самой простой: подай – принеси – убери и т. д. Несмотря на это, первая трудовая специальность показалась мне очень интересной. К тому же мне платили настоящую заработную плату рабочего-горняка, солидные шахтерские деньги. В Кумертау я проходил и преддипломную практику на четвертом курсе. У меня на всю жизнь остались самые теплые воспоминания о людях, с которыми мне посчастливилось там повстречаться, о годах, когда, наверное, началось мое взросление, формирование меня как личности. Когда мною впервые были преодолены тяжести и трудности настоящей взрослой рабочей жизни.

В мае 1965 года я защитился в техникуме и получил диплом о среднем специальном образовании по специальности «Горный техник». Наш техникум относился к Министерству цветной металлургии СССР, и поэтому распределение на работу (что было обязательно во всех вузах и техникумах) мы получили на предприятия, относившиеся к Минцветмету. И мы, три выпускника и три друга, – Виктор Калиничев из Зилаира, Мустафа Ибатуллин из Баймака и я – поехали на Ждановский горно-обогатительный комбинат в город Заполярный Мурманской области.

Путь был не близкий и проходил через Москву, чему мы были несказанно рады, поскольку все трое ни разу не бывали раньше в столице СССР. Очень интересно было увидеть воочию, о чем читали, слышали, видели по телевизору. Мы целый день ходили по центру Москвы, так нам казалось, а в общем-то несколько часов мы крутились вокруг Кремля и Красной площади. И, хотя мы видели лишь краешек столицы, нас троих, выросших в небольшом уральском городке, поразил масштаб города. Огромное метро с потрясающе красивыми станциями. Толпы куда-то спешащих людей. Делясь впечатлениями, мы размышляли о том, хотелось бы нам когда-нибудь жить в столице, и каждый из нас твердо сказал «нет!»: красиво тут, конечно, но очень шумно и много народу. Гор нет, лесов... Я и подумать не мог тогда, что древняя и вечно юная столица когда-нибудь станет моим домом, родным городом для меня, моих детей и внуков.

К вечеру мы приехали в аэропорт Внуково, откуда рано утром должны были улетать в Мурманск. Ночевали на бетонном полу аэропорта, поскольку не нашли ни единого сидячего места – почему-то было очень много отъезжающих. О другом способе ожидания самолета мы и не помышляли, поскольку денег было мало и само понятие гостиницы казалось нам из какой-то другой жизни.

Утром мы вылетели в Мурманск. Приземляясь в Мурманском аэропорту, самолет пролетает над Кольским заливом, и я в иллюминатор впервые в жизни увидел море, точнее морской залив. Это зрелище произвело на меня глубокое впечатление, памятное по сей день.

А вот Мурманск после Москвы особого впечатления на нас не произвел, кроме разве что порта, где у длинных и широких причалов стояло множество кораблей и среди них огромный атомоход «Ленин», о котором тогда много писали в прессе. До Заполярного из Мурманска мы ехали по железной дороге, почти всю дорогу рассматривая в окно пейзажи Кольского полуострова. После нашей красавицы Башкирии полуостров с голыми сопками и жидкой растительностью тундры казался нам унылым и скучным. Правда, его оживляли небольшие речушки и озера, то и дело открывавшиеся нашим заинтересованным взорам.

Город Заполярный начал строиться в середине 1950-х, когда здесь начали разработку гигантского месторождения меди и никеля. Ждановский горно-обогатительный комбинат, созданный в 1956 году, десятилетие спустя, когда я начал там работать, имел в своем составе все подразделения для успешной работы. На ГОКе в начале 1960-х побывал первый секретарь ЦК КПСС, председатель Совета министров СССР Никита Хрущев, поэтому все сооружалось там, как говорится, по первому разряду. Работал рудник с карьером, который разрабатывал сопку. Были организованы все обслуживающие подразделения: электроцех, железнодорожный цех, автотранспортный цех и т. д. После увиденных мной в Башкирии горнодобывающих предприятий, где в основном работало довоенное и трофейное немецкое оборудование, меня поразило, что здесь всюду стояли новые и, главное, не до конца запущенные в работу машины и оборудование. Произвели впечатление новенькие, «с иголочки», гэдээровские и чехословацкие электровозы, норвежские буровые станки и многое другое, о чем старые предприятия могли только мечтать.

Нас троих на комбинате очень по-доброму приняли, заселили в общежитие квартирного типа для инженерно-технических работников и направили на работу на рудник. Попали мы в разные смены и на разную работу. Я был определен помощником машиниста 8-кубового экскаватора ЭКГ-8. Для понимания, это махина размером с двухэтажный дом, с ковшом, куда может въехать автомобиль «Волга». Начались у нас обычные трудовые будни, работа по сменам, то в ночь, то в день.

Параллельно шло освоение жизни за полярным кругом. Надо отметить, что Заполярный был в то время городом приграничной зоны, въезд и выезд строго контролировался. С точки зрения криминальной обстановки, город не был идеальным и спокойным, впоследствии мы это сполна ощутили. Вспоминаю по этому поводу слова женщины-коменданта общежития в день нашего заселения. Увидев нас, она воскликнула: «Какие же вы молоденькие! Берегитесь, детки, вечером никуда не ходите, здесь очень мало девушек, и что только здесь не бывает, драки и даже убийства почти каждый день». После таких слов стало как-то не очень уютно... Но нам, наверное, повезло: все трое остались живы и здоровы и оттуда благополучно ушли служить в армию. 

Продолжение следует…