Театр абсурда, или Совещание у секретаря обкома КПСС по идеологии
В январе 1974 г., будучи директором 20-й школы, по своим личным делам (за счет неиспользованного летом отпуска) поехал на неделю в Москву. Решив свои вопросы, вернулся в Уфу и на работе узнал, что в мое отсутствие в школе полдня побывал заведующий отделом науки и учебных заведений обкома КПСС, встречался с секретарем парторганизации, заместителями директора, ознакомился со школой, заходил в интернат, столовую и кабинеты.
В том, что такое важное лицо побывало в единственной башкирской школе города ничего необычного, странного нет, значит, высшее партийное руководство республики не равнодушно к ней, интересуется. Это же хорошо. Но в голове затаилась мысль, что тот в школу приезжал не зря, а интуиция меня никогда не подводила. Я приехал в Уфу в конце недели, сразу вышел на работу. В начале следующей недели получаю телефонограмму о том, что меня вызывают на совещание в обком КПСС, которое назначено на 14:00 часов. Я еще не знаю о повестке дня, какие там будут обсуждать вопросы, мне кажется, не только мне, никому из приглашенных (за исключением министра просвещения) не была известна повестка дня совещания.
Я подошел к зданию обкома КПСС где-то без 20 мин. до окончания обеденного перерыва. У входа я заметил заведующего РОНО, секретаря райкома партии по идеологии, секретаря горкома партии по идеологии, позднее подошел к этой толпе и министр образования. Тут-то я сообразил причину, здесь собрали людей идеологического фронта, которые в свое время препятствовали открытию 20-й школы. Совещание… нет это было вовсе не совещание, там никто ни с кем не советовался, я бы его назвал театром абсурда, сейчас я все это опишу.
Совещание открыл и вел его хозяин, секретарь по идеологии, который задал тон совещанию. Он сказал, что наш товарищ (читатель, пойми: не мой товарищ, т. к. среди них не было моих товарищей) на днях побывал в 20-й гимназии и выяснил, что направление ее работы неправильное. Совершенно не стесняясь, он сказал, что до сих пор в Уфе было три центра национализма (Институт истории, языка и литературы, Башгосуниверситет и Башкирская школа-интернат № 1), а теперь стало четыре. Сюда он присовокупил 20-ю школу. Он говорил недолго и сказал, что мы должны исправить положение. Затем он предоставил слово проверяющему лицу, который начал лить грязь на нашу школу. Вначале все-таки сказал, что с назначением нового директора в школе заметны положительные сдвиги. А дальше пошла сплошь грязь, обвинения.
Обвинения в адрес школы были очень серьезные, на них я хочу остановиться (я недавно поинтересовался в Национальном архиве, не сохранился ли протокол этого совещания, по всей вероятности, протокол этого совещания не велся). Проверяющий слово в слово повторял главное обвинение в наш адрес – Областной комитет партии не устраивает направление работы школы; по их мнению, оно неправильное, завотделом науки и учебных заведений начал обосновывать свою главную мысль. Вот основные обвинения.
Когда было закончено выступление проверяющего, ведущий поднял нашего министра образования. Ему он задал конкретный вопрос: имеет ли право родительский комитет школы вмешиваться в дела администрации? Я убедился, что министр был предупрежден заранее о повестке дня совещания, даже с собой взял «Положение о родительском комитете школ», утвержденное Министром просвещения Российской Федерации, которое он читал вслух всем присутствующим. Мне было неприятно слушать министра, мне даже стало его жалко. С ним я много лет был знаком, жили в одном доме (только в разных подъездах, много лет до 20-й школы работал в школе-интернате с его женой, в 1973 г. он меня назначил директором 20-й школы). Я думаю, что с отчетом проверяющего он был не согласен, но на совещании по-другому себя вести не смог. Выступил с защитой своего директора, на второй день его бы не было на этой должности.
Забегая вперед, хочу отметить следующее: после совещания он подошел ко мне и сказал, что я держался на совещании достойно. Мне тогда не хватило смелости (я это считал неловким) сказать, что директор-то держался достойно, хорошо было бы, если достойно вел себя на совещании министр. Этого я не посмел сказать. После министра ведущий предоставил слово мне и сразу напомнил о регламенте говорить не более 5-ти минут. В регламент я не уложился, говорил около 10-ти минут, но ведущий не стал прерывать мое выступление.
За многолетнюю работу в школе я участвовал на многочисленных совещаниях различного уровня, на которых приходилось выступать. Но не помню такого случая, когда я сумел так быстро мобилизовать свои мозги, собраться с мыслями, как на этом совещании. В своем выступлении я пытался аргументированно опровергнуть совершенно нелепые, надуманные доводы проверяющего. По поводу отсутствия портрета вождя и висящего на стене портрета национального героя я сказал, что в зале, куда заходил проверяющий, действительно портрета вождя не было, т. к. это вовсе не клуб, а столовая, которая совмещается с актовым залом.
Что касается портрета Салавата Юлаева, дело обстояло следующим образом. В 1973–1974 гг. в стране по решению АН СССР проводились юбилейные мероприятия к 200-летию Крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева. В середине декабря в школе проводились вечера, посвященные этой знаменательной дате. В это время студенты Уфимского музыкально-педагогического училища на базе нашей школы проходили педпрактику. Руководитель группы, преподаватель этого учебного заведения, предложил силами студентов оформить один из тематических вечеров. Они на простой бумаге нарисовали портрет Салавата Юлаева и установили его на сцене, который там стоял довольно длительное время. Как раз в это время и нагрянул в школу ответственный работник обкома партии. Я пристально посмотрел на этого работника, мне показалось, что ему после моего ответа стало очень неловко.
Педагогический коллектив при открытии школы в основном состоял из башкир и татар. Работали еще трое русских, в том числе один немец. С приходом в эту школу у меня были серьезные намерения постепенно обновить педагогический коллектив, и я это сделал. Представителей русской нации в коллективе стало заметно больше. Я убежден в том, что данное мое решение вполне себя оправдало в дальнейшем. Проверяющий еще говорил, что все совещания, заседания педсоветов проводятся якобы на башкирском языке, что работающего учителем физвоспитания немца тоже заставляют на них выступать на башкирском языке. Я в школе проработал более 7 лет, не помню случая, чтобы немец произнес хоть одно слово на башкирском. А ведь он родился в Благовещенском районе, вырос там, учился в Уфе, т. е. получил образование, диплом, всю жизнь работал в советских школах, не выучив башкирского языка, в начале 1980-х г. он с семьей уехал на свою историческую родину, ныне живет в Берлине, приезжает в Уфу. На педсоветах я обычно не ограничивал людей, кто-то выступал на русском, кто-то из воспитателей выступал на башкирском языке и т. д. Сказал, что считаю ложью выступление проверяющего о том, что в школе детей заставляют учить башкирский язык. Родители сами по доброй воле привели своих детей в башкирскую школу. Я считаю, что это тоже какой-то бред. Отверг еще одно обвинение проверяющего о том, что якобы родительский комитет школы вмешивался в дела администрации. Это тоже ложь. Но, в отличие от других школ, родители были исключительно активны, заинтересованы, чтобы дела школы шли как можно лучше. Ведь они сами открыли ее, многие родители бесплатно руководили различными кружками, которые дети посещали с удовольствием.
Несмотря на то что своим убедительным выступлением я опроверг отчет проверяющего, ведущий данное совещание в конце выступил с тем же тезисом, с которым он начинал, открывая его. У русских есть поговорка «куй железо, пока горячо». Сразу после совещания завотделом науки и учебных заведений (т. е. проверяющий) позвал меня к себе, т. е. совещание продолжалось дальше. В беседе со мной он предложил, чтобы с нового учебного года я открыл в школе наряду с башкирскими классами русские классы, на что я, естественно, выразил свое категорическое возражение. На предложение важного партийного чиновника я ответил очень кратко: я не открывал эту школу, я не стану ее закрывать.
В 20-й школе все еще серьезно продолжала оставаться проблема башкирского языка: поступающие в первый класс дети слабо его знали, значительное количество детей переходило из русских школ, где с родным языком было еще хуже, повсюду люди в городе общались на русском, многие родители сами плохо знали башкирский язык. В такой ситуации нам предлагают открыть параллельные русские начальные классы.
Представьте картину: дети из башкирских классов со звонком выходят на перемену из классов в коридоры, там русские дети. Как вы думаете, на каком языке они будут общаться между собой? Конечно, на русском. Я убежден, что предложение об открытии параллельных классов было сделано для того, чтобы дискредитировать саму идею национальных школ (в данном случае башкирских) и вести дело к их закрытию. Поэтому я был принципиально против создания смешанных школ, которые никогда и нигде к доброму не приводили. Так мы расстались с высшим партийным чиновником, я сдержал свое слово, параллельные русские классы не стал открывать, школа продолжала работать как башкирская.
В 2003 г., перед августовской республиканской конференцией, республиканская молодежная газета «Йәшлек» опубликовала мою статью под названием «Первая в Уфе башкирская школа», в которой я изложил все те мысли, о которых поведал читателю. Примечательно то, что тогда еще были живы почти все участники того театра абсурда 1974 г. в обкоме КПСС и никто из них не выступил с опровержением моей статьи.
Хотя на том январском совещании 1974 г. секретарь обкома партии упрекнул министра образования (заявив: «Зачем ты держишь на работе директора, который не слушает тебя...»), меня почему-то не стали снимать с работы, за семь лет работы в школе много хорошего было сделано, и хочу высказать очень смелую мысль (может быть, не очень скромную). Моя заслуга состояла в том, что мне с помощью родительской общественности, точнее, с помощью активных родителей, удалось сохранить 20-ю школу как башкирскую. Как говорят, дурной пример заразителен, но пример 20-й школы оказался добрым, на его примере по настоянию родителей в Уфе и в других городах открылись башкирские (и не только башкирские) школы, гимназии и лицеи.
Продолжение следует…