Предопределено судьбой. Часть восьмая

А с чего все это началось? В 1960-е годы прошлого века я работал учителем истории в школе-интернате № 1. Вдруг узнаю, что в школе открылся один первый башкирский класс для городских детей. Оказалось, что этим вопросом несколько лет серьезно занимался Идель Мигранович Агишев, и он добился разрешения Министерства просвещения республики и согласия директора школы. Из его воспоминаний и материалов переписки я выяснил его планы. Он не думал ограничиться открытием одного класса, а намеревался открыть в нашей школе 5-6 начальных классов, т. е. создать базу и в дальнейшем в Уфе открыть самостоятельную городскую башкирскую школу.

Но его планам не суждено было сбыться. И Минпрос, и директор школы к новому учебному году не стали открывать начальные классы. В данном случае, мне кажется, некрасиво, нечестно поступил и директор школы. При согласии директора Министерство без всякого сомнения дало бы разрешение открыть новые классы. В 1966 г. И.М. Агишеву не удалось открыть новые начальные классы для городских башкир. В это дело тогда подключился М. Искужин и еще несколько родителей, и в 1967 г. Министерство просвещения разрешило открыть башкирские начальные классы в здании средней школы № 91 Ленинского района на Красина, 33. За три года там родителям действительно удалось создать базу для будущей отдельной городской башкирской школы, которая, как выше было сказано, была открыта 1 сентября 1970 г., и все начальные классы перешли в эту школу.

Еще несколько мыслей о трудностях открытия школы, с которыми столкнулись родители. В архиве И.М. Агишева хранятся многочисленные материалы его переписки, свидетельствующие об открытом нежелании районных, городских и республиканских властей открыть башкирскую школу. Тогда И.М. Агишев вынужден был обратиться к московским властям. У меня в личном архиве хранится его письмо, адресованное к республиканским властям и одновременно в Идеологический отдел ЦК КПСС.

В начале письма автор обосновал необходимость открытия школы, далее пофамильно перечисляет чиновников, препятствующих этому в республике, там фигурируют в первую очередь секретарь по идеологии обкома КПСС Т. Ахунзянов, секретарь по идеологии Уфимского горкома КПСС М. Халиков, руководство Уфимского горисполкома и другие. Письмо датировано февралем 1968 г. и отправлено почтой заказным письмом. И.М. Агишев не дождался ответа, его он не получил, не было ответа ни из Башобкома КПСС, ни из Совмина Башкирской АССР. Агишев по этому поводу рассуждал так: по всей вероятности, из ЦК КПСС письмо было переадресовано в Башобком КПСС и здесь, на месте, было принято решение об удовлетворении ходатайства родителей.

В апреле 1970 г. вся страна отмечала 100-летний юбилей со дня рождения В.И. Ленина. Я думаю, что указание Москвы могло стать очень удачным пиарходом. В данном случае родители выиграли спор с местными властями, которые вынуждены были отступить на время, дать согласие на открытие школы. Я подчеркиваю, что партийные органы временно отступили. Дальнейшие события, происходившие в 1973-1974 гг. в Уфе, подтвердили мой прогноз.

Летом 1973 г. министр образования республики предложил мне должность директора 20-й школы, куда я пришел не с пустыми руками: 12 лет учительского стажа в одном из сильных педагогических коллективов в Уфимской школе-интернате № 1, 5 лет работы в качестве директора городской средней школы № 77. Перед назначением на должность директора 20-й школы у меня был разговор со своим однокурсником, которому при открытии этой школы предлагали этот пост, но он отказался. Он мне откровенно сказал: «Марат Мухамедьянович, вы совершаете серьезную ошибку, не соглашайтесь, потом можете оказаться на улице».

Он имел в виду сложную ситуацию в национальной политике, отношение обкома КПСС в те годы к национальным школам. Дело в том, что в начале 1960-х гг. наша родная партия (в которой я состоял ровно 30 лет) в Программе КПСС (третья по счету) взяла курс на сближение наций, их культур. Согласно новой программе партии, в первые 10 лет (1960-1970 гг.) в СССР должна быть создана материально-техническая база коммунизма, а последующие 10 лет (1970-1980 гг.) в СССР будет построено коммунистическое общество – светлое будущее человечества, предусматривающее вначале ликвидацию классов (рабочий класс, колхозное крестьянство и прослойка интеллигенции), стирание граней между ними, стирание граней между городом и деревней, между умственным и физическим трудом. А в далеком будущем, т. е. в перспективе, должны были исчезнуть и нации.

Раз так, для чего нужны в стране национальные школы? Руководители партийных органов на местах (в национальных республиках) всегда привыкли бежать впереди паровоза. В 1972 г. Башкирский обком КПСС дает указание Министерству образования республики перевести национальные школы на русский язык обучения, т. е. обучение основ наук в таких школах вести на русском языке, что очень интересно, высший партийный орган дал указание, но в архивах республики это указание партии, как решение или резолюция, не сохранилось. Тогда возникает вопрос! На каком основании национальные школы республики перешли на преподавание основ наук на русском языке? Но наше Министерство образования перевело национальные школы на новую систему обучения основ наук не мгновенно, надо было подготовить к этому делу общественное мнение.

На республиканских совещаниях работников образования в те годы руководители министерства, научные мужи от педагогики постоянно муссировали одну и ту же мысль, что уровень знаний учащихся в национальных школах намного ниже, чем в школах с русским языком обучения. Весь секрет дела состоял не в языке обучения, ведь крупные башкирские и татарские школы давали глубокие знания своим учащимся, а в том, что большинство национальных школ – это малокомплектные школы, с небольшим количеством учащихся, со слабой материально-технической базой.

Кто из выпускников вуза (т. е. молодые специалисты) соглашался пойти в такие школы? Я думаю, что желающих было немного. Такие школы конкурировать с крупными русскими школами не могли. Выше немало было сказано о трудностях открытия первой башкирской школы. Я начал работать директором школы в 1973 г., школа же проработала целых три учебных года. И при мне этих искусственных трудностей было предостаточно, безусловно, хватало и объективных трудностей. Но больше мучали искусственные, т. е. создаваемые государственными, особенно партийными органами. На них нужно остановиться более подробно.

Расскажу о двух случаях, которые произошли со мной. Неожиданно для меня и всего коллектива решила уволиться с работы и перейти методистом в Башкирский институт усовершенствования учителей (БИУУ, ныне БИРО) мой заместитель по учебно-воспитательной работе, она работала прекрасно, коллектив ее уважал, я был доволен ее работой. Я не успел быстро подобрать нового заместителя, за меня «постарался» наш завроно, большой интриган, мастер сталкивать людей лбами.

Через несколько дней звонок, звонит завроно и говорит, что они подобрали нам нового заместителя, с секретарем РК КПСС вопрос согласован. Со мной вопрос не был согласован, ей же со мной, директором, придется работать. Меня это сильно разозлило, возмутило, в некоторой степени оскорбило. На следующий день я выяснил, кого ко мне решили прислать. Стало ясно, что до этого она работала тоже заместителем директора в одной из школ района и по неизвестной мне причине решила уйти с работы и перейти к нам.

Я узнал еще о том, что по специальности она учительница русского языка и литературы. Сразу я позвонил завроно и сказал, что эта кандидатура меня не устраивает. В ответ на это тот мне сказал, что вопрос согласован с райкомом КПСС, если я не согласен с данной кандидатурой, должен идти объясняться с секретарем райкома КПСС по идеологии. Так он нас столкнул лбами с секретарем РК партии. Эта была очень властная, высокомерная женщина, на всех совещаниях свое выступление начинала со слов: «Я здесь работаю 17 лет». Совершенно не понятно, кому нужна эта информация?

На следующий день я вынужден был пойти к ней, т. к. без ее одобрения завроно не писал приказа. Приняла она меня сухо, она знала содержание разговора с заведующим РОНО. Я сказал, что данная кандидатура меня не устраивает, что нужен заместитель или физик или математик по специальности. Это необходимо для внутришкольного контроля, я сам учитель истории, гуманитарные дисциплины в состоянии проверять, а вот естественные предметы должен контролировать заместитель по специальности «учитель физики» или «учитель математики». Она надменно мне заявила, что мне придется согласиться «с их» (высокопревосходительства) кандидатурой. Я настоял на своем. В конце разговора я сказал, что если райком партии не согласен с моим решением (отказом), то я вынужден буду обратиться в обком КПСС. Не придя к согласию, мы разошлись.

Утром я пошел к заместителю отдела школ и науки обкома КПСС А. Азнабаеву и объяснил суть дела, тот согласился со мной. При мне из дипломатических соображений он не стал говорить с секретарем райкома КПСС, утром следующего дня я убедился, что такой разговор после меня состоялся. Скоро мне позвонил завроно и сказал «отбой». Значит, мой отказ приняли. Через два дня меня вызывает секретарь РК КПСС (смелая, точнее нахальная, не боится ответственного работника обкома КПСС) и говорит, что я непорядочный, пошел жаловаться в обком КПСС, что в советском РК партии так не принято, что мне трудно будет работать с ними (т. е. секретарем РК КПСС).

После этого разговора я еще 6 лет поработал в этом районе, на меня райком партии особо не обращал внимания. Однако был твердо уверен в том, что такая мстительная женщина, какой была секретарь РК КПСС, все равно напомнит мне о себе. И я не ошибся, она действительно напомнила о себе, на этот раз очень жестоко, бесчеловечно. Об этом позднее.

Продолжение следует…