Предопределено судьбой. Часть седьмая

Микрорайон школы представлял собой рабочий район Уфимского мотостроительного завода. Рядом с нами находились заводоуправление, партком и т. д. Значительную часть микрорайона составлял частный сектор по улице Фурманова, когда-то построенные заводом для своих рабочих двухэтажные деревянные рубленные дома, в которых жили наши учащиеся.

С организацией в школе учебного процесса проблем не было, он давно был четко налажен, но в то же время я для себя обнаружил серьезные проблемы с дисциплиной учащихся. До этого я работал в школе-интернате, куда тогда принимались дети из села, у нас там никогда проблем с дисциплиной не было. Пришлось серьезно заняться этой проблемой. За нее я взялся очень круто. Уволил с работы бывшего зама по воспитательной работе. При ней серьезной работы по укреплению дисциплины учащихся не было, была одна имитация такой работы.

На эту должность я пригласил из средней школы № 105 учительницу немецкого языка Светлану Викторовну Никольскую, живущую рядом со школой. Школе повезло с заместителем директора по воспитательной работе. Учительский коллектив был сильный. Учащиеся получали хорошие знания, в основном выпускники предпочитали технические вузы, особенно Уфимский авиационный институт, который имел свой филиал при Уфимском мотостроительном заводе. Я уже говорил, что за дисциплину учащихся взялся серьезно, круто, может быть, слишком. Расскажу в этой связи о двух случаях, которые произошли в первый год работы на должности директора.

Школа готовились отметить день Советской армии (23 февраля). Торжественный праздник с участием ветеранов войны был назначен на вечер, т. к. школа работала в две смены. Школьный буфет был закрыт. Обычно такие вечера закрываются поздно, решил пойти в кафе, которое находилось у трамвайного кольца на Гастелло. Сижу за столом, ужинаю, недалеко от меня сидит компания молодых людей, среди них мой ученик из 9-го класса, отсидевший к этому времени в детской колонии за какие-то проступки. Я их, а они меня сразу заметили. Мой ученик встает и с подносом идет в буфет, ему наливают вина, он подходит к своему столу. Я спокойно поужинал и пошел на вечер. Утром собрал общешкольную линейку и зачитал приказ об отчислении этого ученика из школы.

Другой случай. Около 11-ти часов утра прихожу в школу, в фойе увидел своего ученика 10-го класса, тот еле на ногах стоит, в руках портфель. Забираю его, открываю, а там лежит недопитая моим учеником бутылка водки. На следующий день собираю педсовет, на котором рассказываю об этом случае и предлагаю исключить этого ученика из школы. Дело было в апреле 1969 г., до выпускных экзаменов оставалось больше месяца. Я настоял на своем. Приходил его папа, который тогда работал главным бухгалтером Уфимского мясокомбината. Инспектор РОНО пыталась делать на молодого директора нажим, чтобы я дал тому возможность закончить школу. Я на это не пошел. Позднее у меня состоялся разговор с заведующим РОНО, который сказал, что за эти два случая я тебя прощаю, ты директором работаешь первый год.

Моя ошибка состояла тогда в том, что по существующим тогда законам я не имел права отчислять несовершеннолетних учащихся, их поступки сначала должна была обсуждать комиссия по делам несовершеннолетних. После этого выносится решение педсовета и издается приказ директора. Я прекрасно понимал, что во всем этом не сами дети виноваты, что это идет от семейного воспитания. Поэтому наши учители усилили работу с родителями.

Я работал учителем, директором в нескольких школах, педагогический коллектив школы № 77 был в морально-психологическом смысле здоровым, люди все были заняты, причем очень серьезно, своими прямыми обязанностями. Я, будучи руководителем коллектива, был объективен в оценке работы каждого, люди это видели и одобряли мои решения.

Годы работы в 20-й башкирской школе

Крупным событием, можно сказать историческим, в жизни столицы явилось открытие в Уфе 1 сентября 1970 г. первой городской башкирской школы № 20, ныне Башкирская городская гимназия имени Фатимы Мустафиной. Начало работы этого учебного заведения, на мой взгляд, можно считать важным явлением, новой тенденцией в национальном образовании Башкортостана, вызванным подъемом национального самосознания башкирского народа. Тогда в столице сложилась такая ситуация, когда считалось неудобным разговаривать, общаться на башкирском языке, в любой момент (транспорт, другие общественные места) тебе могли сделать замечание.

В начале 1980-х годов был один случай, я работал учителем истории в одной из русских школ. Однажды со своим коллегой (он татарин) сидим в учительской и разговариваем, он на татарском, я, естественно, на башкирском языке, в углу учительской стоял стол заместителя директора (она русская), которая занималась своими бумажными делами и слушала одновременно наш разговор. Спустя некоторое время после этого она приглашает меня к себе и говорит: (т. е. делает замечание): «Марат Мухамедьянович, вы культурный человек, почему при мне вы разговаривали на своем языке?» Я даже растерялся, удивившись такой дикой выходке заместителя директора.

Слава богу (аллаға шөкөр), мы теперь свободно общаемся друг с другом на родном языке, теперь нам никто за это никаких замечаний не делает, мы не стесняемся окружающих, и все, мне кажется, к этому привыкли. Это же замечательно. Все это в столице республики началось в центре города, на улице Достоевского, 99 в школе № 20. История открытия этой школы оказалась очень трудной, сложной, полной драматизма. Обычно в России любое учебное заведение открывается по плану властей (местных и центральных). Строятся дома, растет численность детей, жизнь сама требует открытия школы. А дальше издается постановление правительства, определяется микрорайон школы, и она нормально, спокойно начинает функционировать. Башкирская городская школа рождалась не так, как другие. Один из организаторов этой школы, в голове которого идея открытия башкирской школы возникла еще в 1958 г., Идель Мигранович Агишев пишет об этом следующее: «В отличие от других школ 20-я школа возникла по требованию родителей, под их нажимом и давлением» («Ата-әсәләрҙең ҡыҫымы, баҫымы аҫтында асылды»). К концу 1950-х, началу 1960-х годов в Уфе (и не только в Уфе, но во всей Башкирии) сложилась такая ситуация: в столице, население которой приближалось к миллиону, не было ни одной башкирской школы (школа-интернат не в счет), существующие три татарские школы под номерами 14 (на улице Габдуллы Тукая), 15 (на улице Чернышеского) и 24 (в Нижегородке) к 1960 г. были переведены на обучение всех предметов на русском языке. Такая ситуация в эти годы начала тревожить башкирскую интеллигенцию, лучшие представители которой (поэт Рами Гарипов, стихотворение «Родной язык», 1957 г.) в середине 1950-х годов в печати, на различных собраниях начали высказывать идею о необходимости открытия башкирской школы в Уфе для городских детей. В своих воспоминаниях И.М. Агишев: «Когда возникла у меня идея открыть башкирскую школу для городских детей») пишет, что у него такая идея возникла в 1958 г. Как же обосновывалась эта идея?

Представители башкирской интеллигенции прекрасно представляли себе, что в стране, в том числе в Башкирии, создалась очень серьезная ситуация с перспективой сохранения родных языков, религии, традиций, национального самосознания и, в конце концов, самой башкирской нации. Они считали, что единственный путь сохранения башкирского языка и башкирской нации – это открытие всюду, в первую очередь в столице республики, башкирской школы для городских детей. Курс определен правильный, но как его осуществить? Вот это оказалось очень сложной задачей.

Дело не только в откровенной враждебной позиции партийных органов всех уровней. Сами башкиры города психологически оказались не готовы к этому доброму делу. Уфимцы (многие из них, может быть, их большая часть) не понимали сложность, угрожающий характер сложившейся ситуации. Радио и печать тогда были полностью во власти партийных органов, туда с призывами, размышлениями прорваться было невозможно. Что делать? Лучшие представители интеллигенции башкир, тогда объединившись вокруг И. Агишева, М. Искужина, Р. Гарипова, А. Сиразетдинова, Х. Валеева, начали ходить по квартирам, по предприятиям и учреждениям и уговаривать родителей отдавать своих детей в башкирскую школу. Вот таким образом они готовили контингент будущей башкирской школы. У семьи И.М. Агишева хранятся 4 папки его переписок с государственными и партийными органами по поводу открытия башкирской школы. В одной из переписок И.М. Агишева приводится его разговор с секретарем Уфимского горкома КПСС М. Халиковым. К этому времени у И.М. Агишева имелся список будущих учеников.

У Халикова был мощный козырь, он был убежден в том, что если город предоставит здание школы, представители башкирской интеллигенции все равно 500-600 детей не соберут. Секретарь горкома спрашивает у И.М. Агишева: «Неужели вы думаете, что соберете такое количество башкирских детей?» И.М. Агишев ответил: «Да, мы сумеем собрать такое количество». Действительно, И.М. Агишеву, М. Искужину и их единомышленникам удалось собрать такое количество детей.

В 2010 г. к 40-летию 20-й гимназии мы с Ю. Абсалямовым подготовили и издали книгу под названием «Милли рухиәт үҙәге». В ходе подготовки к написанию этой книги мне в национальном историческом архиве РБ выдали копию архивного материала. Это отчет 20-й школы (форма ОШ-1), который каждая школа к 5 сентября представляет в отдел народного образования. Первым пунктом в отчете стоит графа «Сколько детей сели за парты 1 сентября 1970 г.?» Указано число 503. Таким образом, представители интеллигенции сумели собрать данное количество детей к 1 сентября. Думаю, что нелегко было им выполнить эту сложную задачу (организационно и психологически).

Продолжение следует…