Все новости
МЕМУАРЫ
16 Августа 2022, 16:00

О тех, кого помню и люблю. Часть четвертая

Зара Назарова была почти альбиносом. Возраст ее приближался к сорока годам, на голове была седая прическа-укладка. По факту она была не белая, а седая. Седина ее не старила, просто среди нас, молодых и зеленых, она смотрелась необычно.

Зару Бог тоже наградил недюжинными журналистскими способностями. Она много ездила по командировкам, своего дома у нее не было, она жила в издательском общежитии на Карла Маркса. В памяти остались ее материалы с удивительными, нетривиальными, говорящими заголовками: «Квакин вместо Тимура», «Открытие Камбарки». География ее поездок была очень обширная. И материалы она всегда привозила классные. И всегда очень умело был прописан производственный или личностный конфликт, где работала каждая мелочь очень плотно написанного материала. Был виден портрет ее героя.

Я помню ее звездный час, когда в Москве, в журнале «Турист», вышел ее материал «Туристы, седлайте коней» про башкирских лошадок и маршруты путешествий. Родом она была из Сочи, потом работала в областной газете в Каменск-Шахтинске, он тогда был центром одноименной области между Ростовом на Дону и Воронежем. Я через много лет встретился с ее коллегой по той газете, нынешнем профессором Южного федерального университета Александром Ивановичем Акоповым. Их судьба свела в той газете. Я учился в аспирантуре тогдашнего Ростовского университета, мы познакомились с ним на кафедре, он уже был директором книжного издательства Ростовского государственного университета и имел обширную собственную историю, двух сыновей и жену Джульетту.

Все, что я мог сказать тогда про Зару, что она уволилась и куда-то уехала, на что мой собеседник заметил, что она так же исчезла и из Каменск-Шахтинской газеты. Тогда мне и в ум не пришло, почему же она не свила гнездо ни на юге, ни в Уфе и никогда не вспоминала про сочинских родителей. От знакомых нечаянно узнал, что век свой она завершила в одном из интернатов в Ульяновской области. Но журналистом она была интересным и высокой профессиональной пробы.

Мы любили дни выдачи гонорара, возвращались из кассы назад в редакцию, покупали бутылочку, какую-то закуску в буфете, там же брали посуду и после работы часок другой проводили неформальный мастер-класс по командировкам, материалам из поездок, выбору тем. Называлось это явление «треп на лужайке» Расходились по домам после напоминания тети Паши, нашей гардеробщицы, что уже поздно и пора по домам. Все бы хорошо, но мы долго не могли понять, откуда редактор знает про наши посиделки. Все открылось нечаянно и было очень просто. Однажды мы кого-то поздравляли с днем рождения и всем досталось по стакану шампанского. Пришли в кабинет, а наша Зара сидит с красным лицом, как переходящее знамя. Она же почти альбинос и остро реагирует на спиртное. С тех пор она с нами пила только чай. И мы ей честно сказали, не обижайся, коллега, но ты нас редактору нечаянно выдаешь. Румянец у нее после принятия любого спиртного держался ровно два дня.

Как-то Зара мне открыла «страшную» профессиональную тайну. Тогда кроме Уфимского аэропорта в Москву борты Ан-24 летали из Белорецка, Октябрьского и Сибая. Если тебе очень хочется в столицу, то ты заранее готовишь эту командировку, пишешь свой материал, готовишь авторский, можно и оперативные фото подобрать и оформляешь с пятницы на всю следующую неделю командировку в Сибай, Белорецк или Октябрьский, начало командировки зависело от расписания бортов самолетов из этих городов в Москву. Добравшись до города ночным поездом или ночным автобусом, утром того же дня вылетаешь в столицу и обедаешь уже там. А командировку, приезд и отъезд оформляешь заранее в одном из тех трех городов. Не будет только квитанций о проживании, но это можно пережить. Всегда можно сказать, что перед выездом забыл взять в гостинице или потерял. А в следующую пятницу возвращаешься в Уфу, сдаешь материалы как положено и отчитываешься в бухгалтерии за поездку в башкирский город.

Я помню, что наш заместитель редактора Эдвин Саркисович Нуриджанов про это знал, но как администратор хранил тайну при условии, что поездка в любой башкирский город или район была результативной. И я, став администратором, помнил про это и никогда не нарушал правила этой профессиональной игры.

Витя Шмаков честно и с завидным трудолюбием рассказывал на страницах газеты о проблемах сельского хозяйства, которое он очень хорошо знал. Он открывал новые имена героев животноводства, полеводов, формировал агропромышленную повестку дня газеты в республике. Я помню, как он с помощью своих материалов вырастил героя сельскохозяйственного труда, как мы тогда небрежно говорили на редакционном сленге, гертруда (герой труда), Кильдибая Сулейманова. Парень трудился где-то в далеком степном Зауралье. Потом он же начал писать про Эльвиру Гулину, животновода из Благовещенского района.

Два года назад мы со Шмаковым ездили на им организованные чеховские дни, где деревенские старшеклассники читали свои удивительные сочинения о великом писателе. человеке и его творчестве, который лечился в их местах. Все-таки красива родина Вити Шмакова и понятно теперь, почему там, в благословенных краях открывались первые санатории по лечению туберкулеза. Многие русские знаменитости поправляли там кумысом свое здоровье. Эти технологии лечения сохранились в современных санаториях и лесных школах для детей по сегодняшний день.

На фото Виктор Шмаков с редактором газеты «Ленинец» Вазиром Хашимовичем Мустафиным. Это уже семидесятые года, и мы работали в новом многоэтажном Доме печати. Но здесь кандидатура нового героя труда, мне помнится, долго не утверждалась в обкоме партии, у Эльвиры Гулиной то ли мать, то ли отец были из немцев. Витю тоже знали все и в конце командировок передавали ему приветы. Деревню он знал и любил. Но со временем мы узнали его главный интерес в журналистике, он скрупулезно, день за днем писал документальную биографию Сергея Чекмарева, молодого героя-поэта, трагически погибшего в мутные 20-е годы. Отрывки этой повести тогда часто печатались в «Ленинце». И еще он мечтал написать кандидатскую диссертацию по местному фольклору под руководством всемирно знаменитого университетского фольклориста, профессора Льва Григорьевича Барага. У него получилось, ведь он был родом из Раевки, центра Альшеевского района. В конце концов он и эту работу свою завершил и защитился. Я помню, как мы с ним встретились посреди своих командировок в Магнитогорском аэропорту. Тогда в наше Зауралье, например, в Зилаирский совхоз, попасть можно было только так, с пересадками из Белорецка в Магнитке. Мы чем-то перекусили в буфете и разъехались в разные стороны. Такое в нашей командировочной работе тогда часто случалось.

Отдел культуры

Танзиля Абдрахманова после ухода Газима Шафикова заведовала в газете культурой. Умная, стройная, интересная. Все время на работе не снимала серое пальто, похожее на длинную кавалерийскую шинель, только с кожаными аппликациями на груди. К ней часто приходили пошептаться местные режиссеры, актеры и художники. Работу свою она делала беззвучно, о результатах ее бесед с деятелями культуры мы потом узнавали по материалам на страницах «Ленинца». Лишь только Леша Королевский стал собеседником для других работников газеты, он мог зайти просто так поболтать. Танзиля была «терра инкогнито» и совсем не стремилась к дружеским отношениям с коллегами и редакционному большинству женщин, которые населяли 15 комнату. Не принимала участия в неписаном конкурсе красоты журналисток редакции и не искала себе место на пьедестале почета самых талантливых. Она так же незаметно исчезла и растворилась в московской околохудожественной тусовке. И помню, что однажды к ней приходил знаменитый местный андеграундный деятель, который вскоре примет церковный сан и место службы в прикладбищенском храме в Москве.

Лена Дьячкова пришла к нам в отдел культуры из филармонических конферансье. Как мы шутили, она была родом из концертных объявлял. У нее для этого было специальное длинное платье с меховой опушкой понизу. Она выходила мелкими торопливыми шагами на сцену и специальным, чужим, скрипучим голосом говорила зрителям особой филармонической интонацией: «Арагонская хота», исполняет лауреат всяких конкурсов Елизавета Крылова. И курила она, как главная труба «Титаника». Курение придавало ей каких-то сил, она все время заявляла в номер все новые и новые интересные материалы. Мы ее тоже выдавали замуж на редакционной свадьбе, ее мужем стал тогдашний аспирант авиационного института Володя Обухов. Он и сейчас работает доцентом авиационного университета. А Лена Обухова, говорят, на старости лет уехала жить в горы, в Сим. Она была корреспондентом с самым большим набором запасных фамилий и псевдонимов. Сначала она подписывалась только Дьячковой, потом появилась в роли Александровой, кажется, и Дроновой она успела побывать. Ну, и с замужеством приобрела еще одну фамилию, стала Обуховой.

Кажется, при ней стала приходить в редакцию Зоя Львовна Коган, насколько я помню, она во дворце «Юбилейный» вела драмкружок или театральную студию. Приходила она с вечными проблемами русского психологического театра. Но до статей дело не доходило. Она громко шептала что-то сидящей напротив Лене и размахивала руками. И уже в 90-е я вспомнил ее, когда она начала ходить по многочисленным митингам со своим незабываемым костылем и ярко-рыжей прической. Представляю, чего стоило Лене Дьячковой с ее-то темпераментом выслушивать революционные сентенции такой же темпераментной околотеатральной дамы о гибели русского психологического театра.

Окончание следует…

Предыдущие части
Автор:Валерий ПУГАЧЕВ
Читайте нас: