Моё северное сияние – слияние любви и надежд. Часть десятая

Рядом с нами жили одинокая старушка со своей дочерью: Фатима-инэй и Фарида-апай, они обе были очень любопытными, знали про всё в деревне, их называли “ходячими новостейщиками” или “сороками”. Фатима-инэй имела прозвище “Батый” (созвучно её имени). Вот и мы, девчонки-подружки, вечно шутили над бедной женщиной, ведь она была наивная и простая. Бывало, залезем на сарай и во весь голос дразнилку выкрикиваем: “Батый, батый, хыер бугына баткан, ярык тэймэ тапкан, тэмлэп ялап туймаган, пэлтэхенэ кадаган!” (буквальный перевод: “Батый утонула в коровьем навозе, нашла в нем сломанную пуговицу, облизовала её с наслаждением и пришила к своей пальтишке”). Она брала палку и гонялась за нами, пугая и ругая, хотя никогда никого из нас не догоняла и не ударила.

Или мы брали какой-нибудь старый кошелёк или кисет, набивали его бумажками и привязали к нему чёрную нитку. Кошелёк “с деньгами” кидали на дорогу, а сами прятались за деревьями или в палисаднике за кустарниками и решеткой. Бедная инэй “обнаружила” кошелёк, оглядывалась по сторонам, радуясь чьей-то “пропаже”, и нагибалась за кошелком, стараясь схватить его. А кошелёк медленно “убегал” от неё, чёрная нитка тихонько отволокла его. Любопытство делало своё, инэй шла за кошельком, упорно преследовала, нагибаясь до земли, пока головой не стукнется об палисадник! Мы дружно хохотали, катались на земле, схватившись за животы... Смеялись ещё больше, когда на нас обрушивались её грозные проклятия...

Помню, любили мы в детстве по лужам бегать. Бежим под теплым дождём, босиком по тёплой земле, по тёплым лужицам и поём: “Ямгыр, яу-яу! Ашлык усхен тау-тау!” (“Дождик, лей-лей, пусть зерна уродится много, как горы!”) Видим, как проезжает мимо нас на телеге Амир-агай, у него всегда рот до ушей, человек весёлый и улыбчивый. Вдруг видим, как яркий огонь молнии через него прошел, как будто кто-то саблей замахнулся. Амир-агай упал навзничь прямо на телеге, а лошадь повезла его домой, мы побежали за ними. Выходит из дома его жена и ругается, что он пьяный. А деревенский весельчак уже замолк навеки – погиб от удара молнии...

Чай с Мустаем Каримом

У нас была хорошая баня, и дом большой, так что завклуб всегда устраивала к нам на квартиру приезжих артистов, писателей, поэтов. Я очень любила наблюдать, как они репетировали у нас в доме или во дворе, как пели или играли, забыв обо всём на свете, входили в роль, учили слова из спектакля или повторяли куплеты песни. Я страшно гордилась, когда меня бесплатно пропускали в клуб. Так я познакомилась с Ишмухаметом Дильмухаметовым, знаменитым кураистом. С тех пор я не видела ни в “живую”, ни по телевизору столь великого исполнителя башкирских мелодий на курае или исполнителя горлового или гортанного пения – озлэу. Я видела и разговаривала с легендарным башкирским певцом Рамазаном Янбековым, человеком простым и прямолинейным юмористом. Здоровалась с ним лично, брала автографы и пила чай за столом у нас дома со многими артистами.

Помню, как однажды приехали поэты Мустай Карим и Якуп Кулмый. Они все отведали кулинарные “чудеса” моей мамы: любили её кулламу (большие куски говядины, домашняя тонкая ромбообразная лапша, вареные кусочки моркови, свежий лук и зелень заливаются горячим прозрачным крепким бульоном), так же айран из курута (кислый рассыпчатый сыр). Мама потом любила шутить с гордостью: “Мостай Кәримгә сәй эсергән кеше бит әле мин.” – “Ведь я человек, которая угощала чаем самого Мустая Карима.” После концерта они долго сидели за столом, угощались, вели очень интересные беседы. С особым интересом, забывая всё на свете, слушали столичные гости наших деревенских аксакалов, их сочный и меткий башкирский язык. Они восхищались богатству их речи, записывали башкирские пословицы, истории, анекдоты…

К поэтам и писателям на посиделки-вечеринки приходили руководство, заходили все соседи, присоединялись все деревенские таланты и сочинители стихов и песен... Особенно нравилось, когда они наперебой читали стихи, пели уникальные редкие народные песни или играли на курае. С тех пор во мне живет любовь к мелодиям курая, к башкирским песням. Село Темясово – первая столица Башкирской автономной республики, образованной после Октябрьской революции в 1917 году – впервые после свержения царизма в России. Темясово в начале 20-го века – центр культуры, хозяйства, торговли и политических движений на Южном Урале. Не зря даже в дальних районах встречалась поговорка: “Мин бит әле Темәс баҙарын күргән кеше!” – тип әйтә торғайны бер бабай. Шундай һүҙ бар икән. – “Ведь я же тот человек, который видел Темясовский базар!” – говорят, так хвастался один старик.

Когда училась в медучилище в городе Сибай, я не пропускала спектакли, концерты. Ведь мой дорогой отец очень любил играть на курае, особенно мелодию песни “Азамат”.

Издалека видны белые камни на вершинах Ирандыкских гор.

Куда только не пойдет, где не побудет мужчина на своем коне.

Мои невинные проколы

В школе училась в первом классе. Во дворе весна, у русских Пасха. Тогда я ничего о праздниках не знала. Оказывается, запрещалось участвовать в них. Учительница наша, Амина Залеевна, спрашивает: “Ребята, кто из вас ходил и яйца собирал?” – И я кричу громче всех: “Я-я! Их в сарае много!”

Помню, однажды иду в школу. Вижу, из туалета на улице валит дым. Я, вся взъерошенная, влетаю в учительскую: “Пожар!” Все учителя с директором школы выбежали, бросились к туалету, а там мальчишки курят. Вот и провели они там педсовет...

Опять весна, май месяц. Грохочет первая гроза. Мы с сестрой сидим дома. Вдруг через открытую форточку окна влетает в дом круглый шар. Залетает и останавливается рядом со мной. Я смотрю на него, а он как будто глядит в упор на меня. Потом шар бросился прямо в печку, в ней что-то треснуло, и загорелись внизу деревянные доски пола. Мы сильно перепугались, с криками выбежали на улицу, бегом понеслись к маме, в школу. Дом наш загорелся. Пожар потушили всем миром, всей деревней.

Наш класс был дружный, среди нас были двойняшки – близнецы Гульшат и Ришат. Мальчик Ришат был маленького роста, у него кличка была “мышка”. Этот шалун-“мышка” на уроке незаметно привязал мои косы к парте. Учитель меня спрашивает, я встала, чтобы отвечать, но вместо ответа закричала от неожиданности и боли. Конечно, учитель мне сделал замечание, я показала кулак “мышке”. И на перемене давай бегать за ним, никак нельзя догнать, такой он быстрый и юркий, как мышка. Мне надоело за ним гнаться, взяла учительскую указку и стала поджидать его за дверью. Через пару минут дверь тихонько открывается, я зажмурила глаза и со всего размаха ударила входящего. Когда я открыла глаза, передо мной стоял директор школы! Я стала оправдываться, что приняла его за “мышку”! Ох и попало мне тогда от мамы, дома она устроила мне такую порку, что настоящему “мышке” и не снилось.

Свист – тоже аплодисмент?

Когда в интернате репетировали пьесу, я всегда была с мамой. Однажды главная наша актриса обиделась на что-то и отказалась играть. Тогда мама быстро переоделась в старую сплетницу, а актер в роли злого ишана-муллы должен был кнутом выгнать её со сцены. Мальчик, который играл ишана, растерялся, никак не может поднять кнут и кричать на “сплетницу”, то есть на мою маму. Я его ущипнула и шепнула, что мама накажет его, если сорвет спектакль. Он еле вошел в образ и справился с задачей, выгнал “сплетницу”, потом за сценой долго извинялся перед мамой.

Однажды мне дали роль старушки. В других деревнях все было хорошо, все “артисты” играли складно, но в родной деревне они разволновались. Мои галоши были мне большими, когда я вышла на сцену, зачем-то подошла на край сцены, и одна галоша сорвалась с ноги и упала со сцены. Я как закричу на весь зал нехорошее слово на башкирском. Так все смеялись и свистели!

Голливуд отдыхает

Как я сказала, село Темясово Баймакского района богато историей. Жили здесь издавна хорошие рассказчики, местные краеведы, они знали такие интересные истории, и по ним можно было бы такие классные фильмы снять, что весь мир ахнул бы: “Голливуд отдыхает!” Каждая гора, скала, ущелье и родник имеют свою историю. Запомнился мне рассказ учителя о том, что во время гражданской войны белые наступали, они схватили жену коммуниста с грудным ребенком и живьём закопали в землю. Мы, дети, всегда боялись вечером проходить около кладбища.

У меня была подруга детства, мы с ней частенько придумывали какое-либо озорство или шутку. Однажды она поспорила со мной, что может лежать очень долго без дыхания и движения. Мы решили эту её способность проверить на деле. Завершили быстренько свои домашние дела и вышли поиграть на улицу. Уже близился вечер. Она легла на кучу золы возле забора и перестала дышать. Я считала до ста и стала ждать, когда же она зыдышит. Нет, не дышит и не шевелится. У меня терпение уже закончилась, тут мимо проходит молодая пара – парень и девушка, они подошли к ней, смотрят, не понимают, в чем дело. Парень говорит своей девушке: “Ты постой здесь, я – в больницу, за врачом.” Но она вцепилась в его руку, умоляет его: “Дорогой, нет, нет, я боюсь, не оставляй меня у умершей.” Потом они вдвоем побежали в сторону медпункта. Уж я подошла к подружке, толкаю её, она лежит спокойно, не дышит. Тут и мне стало не по себе, давай реветь. И она вскочила и начала хохотать. И мы стали поздравлять друг друга, крича и смеясь: “Это же – кино!” Вот такие мы были “артисты”, лицедеи неразумные.

Продолжение следует...