Тернистый путь в искусстве. Часть седьмая

Первое сентября – я в Ленинграде. Нас, первокурсников, отправляют в колхоз, на картошку. Я даже обрадовался: будет время познакомиться и подружиться с однокурсниками в неформальной обстановке. Дни стояли солнечные, по полевым работам соскучился, даже детство вспомнилось. Вскоре выясняется, что не все разделяют мои радужные ожидания:

– Заставлять будущего режиссера копать землю означает унижать его. В колхоз поедем, но копать картошку не будем! – ворчали ленинградские ребята.

Слово сдержали, не копали. Даже если бы захотели, не получилось бы. Они, наверное, даже не видели, как это делается. Тем не менее, как только мы вышли в поле, настроение поднялось. Засучив рукава, принялись за работу. Оказывается, среди студентов, прибывших из национальных республик, много выросших в деревне, им физическая работа по плечу. В один из дней мне поручили запрячь лошадь и развозить собранную картошку в подвалы. Этот день для меня был как праздник. На неработающих студентов никто и внимания не обращал. Они слонялись от одних ребят к другим, мучаясь от безделья. Как-то после ужина собрались все около нашего жилья и ведем разговоры о профессиях актера, художника, режиссера. Через некоторое время, когда разговоры особенно разгорелись, Евгений Шифферс предложил себя в качестве председателя собрания и заявил:

– Давайте, ребята, будем говорить по очереди, как нормальные люди. Кончайте базар, слушайте меня!

Все примолкли.

– Слушаем, говори.

– Я не говорить буду, а задавать вопросы, вы будете отвечать.

– Давай, задавай.

– Мы все собираемся стать режиссерами, то есть, творческими личностями. Творческая личность – это, в первую очередь, писатель, а во вторую – режиссер. Итак, первый вопрос: главная задача творческой личности?

Каждый по-своему отвечает на вопрос Евгения. Кто-то коротко, а кто-то многословно, вокруг да около. Таких Шифферс останавливает:

– Доклад нам не нужен. Ты коротко, о самом главном.

Снова разные ответы, Шифферс качает головой, дескать, не то. Наконец, он менторским тоном:

– Ладно, на первый вопрос отвечу сам – критика существующего социального строя, призыв к его разрушению и строительству нового.

– Батюшки!.. Мы собираемся стать режиссерами для того, чтоб выступать против коммунизма и призывать народ к возвращению в капитализм? – возмущенно возразил парень из Мордовии Василий Брыжынский.

Женя окрылился, как будто бы ждал именно такого ответа.

– Назови мне имя хотя бы одного гения, который жил в согласии с существующим строем.

Ребята призадумались. Женя, не выпуская инициативу из рук, не давая никому поразмыслить, переходит к наступлению:

– Ну, назовите! Пушкин? Гоголь? Грибоедов? Достоевский? Толстой? Лермонтов? Щедрин? Булгаков? Это – Россия. А запад? Шекспир, Мольер, Бомарше, Сервантес, Артур Миллер. Вот так. А вы, не решив для себя самую главную задачу, собираетесь стать режиссерами. Или режиссер, или подлиза, восхваляющая существующий режим. Середины нет.

В этой группе я единственный коммунист. Я не имею права отмалчиваться. Пора прекратить этот опасный спор:

– Женя, – говорю я, стараясь быть спокойным. – Да, перечисленные тобой авторы относились критически к общественному строю, но они же были против капитализма. А мы, слава Богу, живем при социализме, мечтаем в ближайшее время построить коммунизм, поэтому наши личности творят, восхваляя нами же выбранный строй. Разве может быть по-другому?

Женя перешел на самый высокий тон и закричал:

– Творят, восхваляя! Кто? Трусливые холопы? Политические рабы! Пусть попробуют не восхвалять, конец карьере. Сталина, конечно, нет, чтоб казнить, но в психушку попасть запросто.

Тут встает Леша Елшанкин и своим низким баритоном, подобным раскату грома:

– Ах ты, гнида, собираешься нам показать дорогу в психушку? А вот этого не хочешь? – он приставил к носу Жени огромный, как двухпудовая гиря, кулак.

– Убери свою руку, кретин, – закричал Женя.

Леша схватил Шифферса за шиворот и потащил, ища налитыми кровью глазами, куда бы его швырнуть.

Мы все бросились к ним и еле вырвали Женю из крепких объятий Леши. Кое-как успокоившись, решили прекратить спор, который не доведет нас до добра.

Группа разбилась надвое. Ленинградские парни ушли, махнув на нас рукой, Леша им вслед крикнул:

– По возвращении, зайдем в партком. Мы вас выгоним из института!

В колхозе больше таких стычек не было. Мы работали, а те парни проводили время, подтрунивая над нами, а большей частью тешились рассказами анекдотов, особенно про Н.С. Хрущева. Мы все ждали, когда они подойдут к нам с примирением: будут извиняться или, по крайней мере, скажут, что пошутили, попросят не говорить преподавателям о случившемся. Нет, даже не подумали, то есть, не боятся. Ничего, день расплаты приближается.

Знакомство с Товстоноговым

На первую встречу с первокурсниками пришли Г.А. Товстоногов, А.И. Кацман, О.И. Альшиц. Товстоногов задал несколько вопросов: удовлетворены ли мы работой в колхозе, подружились ли? Я встал, окинул взглядом аудиторию, дескать, нет ли желающих начать разговор? Сначала сказал слова благодарности за хорошую организацию нашей работы в колхозе, а что касается того, смогли ли мы подружиться, пока не получилось, и вкратце рассказал о происшедшем. После меня выступили Ваня Данилов (Удмуртия), Петр Вершковский (Сибирь), Роза Бекоева (Осетия) и завершил Леша Елшанкин. Окончив десятилетку, он несколько лет работал на строительстве московского метрополитена. Весь его облик являл собой типичного представителя рабочего класса. Словом, Женю он уничтожил, осталось только в тюрьму посадить. Завершил свою пламенную речь Леша так:

– Вот мои мозолистые руки, руки пролетариата. Не позволим над пролетариатом насмехаться. Я предлагаю эту группировку выгнать из института!

Леша сел на место, как победитель. Воцарилась тяжелая, долгая тишина: вот сейчас Товстоногов даст им! А он посмотрел на Шифферса, который сидел, исподтишка ухмыляясь, и сказал:

– Ну, слушаем вас.

– Сказать нечего? Все было так, как они говорят, если не брать во внимание драку Елшанкина.

– А вы? – обратился Товстоногов к ребятам.

Ребята, съежившись, опустили головы.

– Знаете что, – нарушая зловещую тишину, сказал Товстоногов. – А мне это нравится. Почему? Вы не безразличны. Равнодушный человек не сможет быть режиссером. Наша профессия требует быть чутким к жизни, судьбе человека, судьбе народа, активно бороться, чтоб изменить все к лучшему. Ваш спор понятен. Вы из разных областей, получили различное воспитание, поэтому ваш взгляд на мир не может быть одинаковым, и это хорошо. В противном случае была бы грустно. Сегодня не важно, кто прав, а кто не прав. Это мы выясним вместе в процессе учебы. Даже если мы посчитаем, что нашли правду, разногласия между нами все равно останутся. В противном случае, мы не личности. А режиссер, прежде всего, личность, имеющая исключительно ей присущий взгляд на мир. Давайте представим, сегодня вы уничтожили Женю Шифферса только за то, что он имеет свое мнение, а завтра, хорошенько подумав, поняли, что он был прав. Эти времена, слава Богу, прошли. Мы, режиссеры, призваны бороться против несправедливого осуждения человека за инакомыслие, против навязывания ему любой идеологии.

Мы были уверены, что опухоль нашей идеологической непримиримости можно удалить только хирургическим путем, а Товстоногов убрал ее одним дуновением. Мало того, вместо наказания мы получили одобрение. Пока мы слушали его, затаив дыхание, он незаметно перешел к ознакомлению нас с азами профессии и способами достижения мастерства в ней. К сожалению, в тот знаменательный день мы не писали конспекты, и я не смогу процитировать его, пишу, как запомнил:

– Режиссер – самая легкая профессия, самая легкая потому, что каждый образованный человек, прочитав пьесу, может представить себе, как осуществить ее постановку. Но какой это будет спектакль и будет ли польза от его просмотра? Спектакль поставлен. Персонажи разговаривают, как в жизни, правильно двигаются, иногда спешат, иногда бегут, иногда кувыркаются и т. д. Это – самодеятельный театр. Для того чтоб поставить такой спектакль, необязательно учиться профессии режиссера. А нам с вами важно понять, в чем суть этой профессии. За пять лет учебы в институте вы должны освоить ее азы. А дальше вы будете изучать всю жизнь мировую классическую литературу, драматургию, прозу, поэзию, живопись, композиторов, актеров, режиссеров. Учиться жизни. Профессия от режиссера требует тончайшего вкуса, потому что он всегда стоит перед выбором. Прежде, чем поставить спектакль, он должен выбрать драматурга: Шекспир или Арбузов? Пьесу. Если Шекспир, то какое его произведение выбрать? «Король Лир» или «Гамлет»? Художника, композитора, если это необходимо, балетмейстера. Актеров! Для того чтобы все сошлось, просто необходимо обладать хорошим вкусом. При его наличии режиссер сделает правильный выбор везде, и надежда на успешную постановку возрастает. Остальное решает мастерство. Наша задача – привить вам вкус, научить мастерству. Но режиссуре научить невозможно – можно научиться. Для этого необходимо желание, воля, страсть. Если этого не будет, думаю, и у нас не получится научить вас. Как-то меня спросили: «Кто мой учитель?». Я ответил: «Москва, однокурсники и Лобанов». Москва – потому что московские театры, музеи, ее архитектура, общественная жизнь. Однокурсники – потому что мы все время спорили, искали правду, учили друг друга режиссуре. А Лобанов внимательно наблюдал за процессом нашей учебы, направлял его, поправлял при необходимости.

Продолжение следует…