Неповесть. Часть сорок пятая

Лакуна

Тогда же произошёл случай с учителем физкультуры, поддельным ключом и восьмиклассницей. Не помню, зачем я решил прогулять два урока, но поскольку погода была «нелётная» отправился в спортзал, в котором по расписанию уроков в этот день не было вообще, а у меня, как я писал выше, был набор ключей почти от всех присутственных мест в школе.

Войдя в зал, начинаю бросать мяч в кольцо, валяться на матах – в общем, развлекаюсь. Дверей в зал было две: прямая из коридора и вторая из коридора раздевалок. И вдруг в замке прямой двери начинает поворачиваться ключ, а я далеко от второй, можно представить, что я почувствовал, но не потерял головы и успел спрятаться в снарядной, где жили всякие козлы, кони и брусья с матами.

Дверь открылась, и в зал вошёл наш физрук с моей одноклассницей и… оглядевшись и заперев за собой дверь, приступил к занятиям отнюдь не спортивным. Легковерная девица не сразу поняла его намеренья, но, поняв, кричать побоялась, и молча выдиралась из его объятий.

Смотреть сие эротическое зрелище было достаточно противно, и пришлось эффектно появиться в разгар пикантной сценки. Девица благополучно спаслась, я получил оплеуху и был обвинён в краже ключей и кой-какого инвентаря, ключей, правда, при мне не нашли (я успел сунуть их под маты), инвентаря тоже, а жертва насилия побоялась пожаловаться.

Результат был предсказуем – педсовет, тройка по поведению, вызов в школу родителей и т. п., правда, никак не могли выяснить, как я проник в спортзал, а я твердил, что было не заперто со стороны раздевалки.

Девушка позже меня благодарила, но лучше бы пожаловалась, тогда бы его убрали от детей сразу, а так он проработал ещё два года и стал только поосторожней. К моим одноклассницам он теперь побаивался подходить и перешёл к семиклашкам.

А твердят, что педофилия порок XXI века.

Лакуна

Фотокружок наш существовал почти подпольно (у меня же была связка ключей), знал о нём лишь Валерий Иванович, который согласился нас курировать, но ни разу так и не появился в лаборатории. Уже тогда он стал основательно прикладываться к бутылке, что впоследствии лишило его сначала работы, а позже и свело в могилу. Очень жаль, потому что педагог он был замечательный и человек хороший. Первые наши снимки зафиксировали, конечно, нас, потом, естественно, наших девочек в разных позах, а также и стратегические объекты в лице железной дороги, много сделали кадров берега Белой и росшего на нём леса.

Вообразив, что мы уже хорошо умеем снимать, глубокой осенью впервые пробуем снимать на цветную плёнку отечественного производства, а фотики у нас тоже так себе – «Смена-2» и «Смена-3».

Производитель популярной в те годы (и дешёвой) плёнки – Казанский завод, лучше бы, конечно, «Свема» Шосткинского, но такой плёнки почти не было в продаже, и она была дороже, а немецкая AGFA хоть и продавалась, но была и вовсе дорогущая. Профессионалы же предпочитали BASF производства ФРГ. Где они только её доставали?

Но и наше фотографирование на ч/б плёнку продолжается, особенно рьяно мы пытались постичь секреты всяческих приёмов по частичной экспозиции позитива, когда какой-либо участок можно выделить тоном. Утром в большую перемену мы бежали в лабораторию заряжать фотоаппараты, главным инструментом для зарядки был старый пиджак В.И. Его расстилали на коленях, выкладывали на подклад спинки готовую к зарядке катушку с плёнкой, открытый фотоаппарат, крышку от него, засовывали руки в рукава (наоборот), потом запахивали полы и заворачивали подол к себе, далее тушили свет и всё делалось на ощупь, до момента закрытия задней крышки аппарата. Таким образом, наши занятия фотографией ещё и оставляли нас как бы в стороне от обычных развлечений школьников той поры. Фотографии наши постоянно появлялись в стенной прессе классного и общешкольного уровня, я обычно, ещё и рисовал всю стенгазету, а девчонки писали «красивым почерком» заметки. Газета у нас была большая в два, а иногда и в три листа ватмана и висела не менее месяца в коридоре возле актового зала.

Цветная фотоплёнка многослойная и дорогая, а обработка её – сплошная мука и занимает много времени. Тут сказывалась ещё и излишняя торопливость и нежелание следовать напечатанным на упаковке инструкциям (первый раз мы и не читали её вовсе).

Первых две кассеты испорчены мгновенно (надо было инструкции прочитать, оказывается такую плёнку при красном свете заряжать в бачок нельзя – только в полной темноте).

Берем третью кассету и бежим снимать красоты осеннего леса, традиционно выемку полотна железной дороги и, конечно, себя на фоне и без… эту, с грехом пополам, удаётся зарядить, на это уходит полдня: эти 36 кадров отсняли менее чем за час и тут же приступили к проявке, но теперь уже следуя инструкции.

Поскольку плёнка многослойная, то в бачок она загружается с трудом, потому что толще и менее гибкая, чем чёрно-белая, а тут ещё нетерпение и неловкие руки, словом, все условия для производства брака. И кружок наш никто из учителей не ведёт, всё основано на нашем голом энтузиазме и нетерпении, и почти полном незнании основ фотографии, которая в то время была сложным и скрупулёзным занятием. К Виктору Викторовичу во Дворец, в кружок фото я почему-то так и не приходил, ни за советами, ни за материалами, хотя отношения были превосходными (видимо, хотел всё постичь сам, как всегда).

Химикаты для обработки тоже весьма дорогие и есть только в одном магазине «Спорт» в центре города, на Ленина, куда попасть не так-то просто, посреди недели.

Результат ошеломляет – только четыре более-менее приличных негатива, остальное же – безнадёжный брак (засветка, послипалось или просто отслоилось). Негативы получились цветные и необычные на вид, некоторые мы даже попытались увеличить, сохранив извращённые цвета, интересно, как?

Процедура проявки очень долгая, с множеством промывок, и состоит из пяти этапов, технологию и продолжительность которых нарушать не стоит, иначе всё насмарку. Получился один кадр со мной, один с железной дорогой, со спиной одноклассницы и видом на оголившиеся кусты, и ещё облако в небе не скомпанованное в кадре (результат случайно спущенного затвора).

Теперь пора приступить к печати снимков, но фотобумаги для цветной печати нет в продаже, нет и химикатов. На ожидание и поиски ушёл добрый месяц, но первую пачку бумаги нам засветили одноклассники, внезапно нагрянув в незапертую лабораторию, пришлось ждать ещё недели две…

Печать цветных фотоснимков на фотобумаге отечественного производства, тоже долгая и трудоёмкая, поскольку контроль отпечатков сильно затруднён, а каждая стадия весьма продолжительна по времени и сопровождается тщательной и долгой промывкой. Операций уже шесть, включая какое-то отбеливание. При красном свете печатать нельзя, а нужна какая-то жёлто-зелёная рассеянная подсветка. Цветопередача получилась тоже, весьма посредственная, да ещё в руках таких неумех…

Из пачки в двадцать листов предельно малого формата 9х12 (стоила же такая пачка весьма солидно) получилось семь-восемь пристойных, остальное: либо недодержка, либо передержка, либо брак при какой-либо стадии обработки.

История сохранила лишь один снимок из этих – я на фоне кустов во весь рост, но в результате действия времени снимок сильно выцвел и цветными остались лишь мои огромные уши. Краски тогдашней бытовой фотобумаги боялись солнечного света и выцветали очень быстро, поэтому цветные фотографии школьных выпусков, чаще просто были раскрашенными чёрно-белыми.

Нетерпение – один из основных моих недостатков.

Лакуна 

Между тем приближался конец второй четверти, а с ним Новый год, в небесах кувыркались Белки и Стрелки, а так же американские обезьяны, назревал Карибский кризис, Израиль нападал на Сирию и Египет, а Советы боролись за Мир. А мне уже маячило созревание и получение паспорта с приписным свидетельством Военкомата. Разумеется, все эти события хронологически не попадают под начало 1961, но осталось чувство, что это было что-то целое.

Что-то глобальное назревало и это чувствовалось постоянно.

Лакуна 

Я много рисую, в основном, фантастику и по воскресеньям регулярно таскаю Степанычу во Дворец.

Написанную летом акварель «Станция Туймазы» отправляют (без моего ведома) на Всесоюзную художественную выставку.

К Новогоднему балу оформляю актовый зал школы как зимний стадион. По периметру стен панно с изображениями зимних видов спорта, но с уклоном в фантастику, то инопланетяне на лыжах, то роботы, играющие в хоккей (оставшиеся с прошлого года), то космонавты, прыгающие с трамплина на Луне и всё такое прочее, всего уже не могу вспомнить, были, кажется, ещё снеговики чистящие каток. Исполнено всё было в стиле мультфильмов – локальные цвета и чёрная обводка (отсюда и многочисленные кляксы чёрной туши повсюду). Пишется всё это легко – гуашью с клеем (сказывается школа халтур во Дворце) – кляксы были переделаны в декоративные пятна (кстати, никогда не используйте чёрную тушь по силикатным основам – она отслоится и падёт чёрными хлопьями к вашим ногам). Сии произведения были исполнены на тонком белёном рулонном картоне шириной, где-то около полутора метров и их использовали и позже уже после нашего выпуска. На сцену тоже был написан задник, но про него ничего сказать не могу – не помню даже сюжет, впрочем, Дед Мороз, Снегурочка, ёлки и зайцы там фигурировали.

Однажды учительница географии видит нарисованную мной в тетрадке ракету на стартовом столе и почему-то решает, что это порнографический рисунок, о чём немедленно докладывает директору (спрашивается, у кого же это извращённое воображение). Опять неизбежные занудные промывания мозга и угрозы всё рассказать родителям (как же напугаешь моих медиков такой ерундой). Приходится весь этот набор «правильных слов» выслушивать и стараться не перечить, дабы не затягивать процедуру воспитательных мер. Так постепенно и постигаешь науку ненасильственного сопротивления.

Лишь постепенно становишься мудрее.

Лакуна 

Однажды на лестничной клетке пытаюсь пристать к однокласснице, но оказывается она сильнее и хитрее меня, меня ловят за большой палец и ставят на колени, по угрозой перелома, очень больно и я терплю позорное фиаско, стоя перед девицей на коленях и прося прощения при стечении зрителей (случай был на переменке). Впрочем, когда я встретился с ней через 50 с лишком лет, она этот эпизод так и на вспомнила. А звали её Нина, какое-то лермонтовское имя...

Но это так, мелочи, а жизнь разворачивается всё интересней и интересней.

Я по-прежнему читаю очень много и неразборчиво, приходит умение читать сразу постранично и по диагонали, что значительно ускоряет весь процесс.

Понравившееся перечитываю по нескольку раз, чтобы снова получить удовольствие и усмотреть нечто, промелькнувшее почти незамеченным при первом прочтении, из-за пристального слежения за сюжетной линией. Ещё нетерпение заставляет подсматривать последнюю страницу, но при любой концовке произведение прочитывается сначала до конца. Некоторые книги прочитываются до пяти-семи раз.

Вот только тонкости языка пока ещё закрыты для меня – понимание литературного слога придёт ещё не скоро. Пока главным для меня является фантазия автора, интересный сюжет и динамичное развитие действия.

Однако и тогда, скорее инстинктивно, уже откладываю в сторону всякое бульварное и графоманское. В хорошей литературе неизбежен эффект присутствия и убедительность, вне зависимости от места действия.

Нашей домашней библиотеки становится мало, и я записываюсь (с маминой помощью) в абонемент Республиканки. Беру там по три-четыре тома в неделю и «глотаю» их один за другим.

Более всего тогда нравилась повесть «Астероид 117-03» Казанцева, а вот Ефремова и Беляева я так и не полюбил, хотя читал всё, что удавалось достать. Не понравилась мне и «Аэлита» Алексея Толстого (из-за назойливой идеологии и «интеллигентской» лирики), а вот «Гиперболоид инженера Гарина» стал одним из любимых произведений, хотя там тоже полно всего этого, но написано более интересно. Нравится мне тогда и «Месс-Менд» Шагинян, за присутствующую там напряжённость изложения и таинственность. Не остались непрочитанными и «Гриада», и «Гианея» с мармеладными картинами коммунистического «Рая», были ещё «Сокровища громовой Луны», «Отроки во Вселенной» и ещё множество теперь уже забытых авторов. Невозможно представить мои читательские интересы без Жюля Верна (у нас стоит полное собрание его сочинений). Не нашли пути к моему разуму ни Герберт Уэллс, ни другие тогдашние переведённые на русский зарубежные литераторы – иной фантастики тогда не переводили, даже Чапека.

Страна и я – вступаем в шестидесятые.

Лакуна

Новый год, Ёлка, зимние каникулы, балы во Дворце Пионеров и в других присутственных местах города, новые безрезультатные знакомства – калейдоскопическим фейерверком пролетает зима и тут вдруг случается самое главное в моей жизни – начинается эра покорения Космоса человеком.

Этот день затмил всё, что случалось со мной до…

Испытанное тогда невозможно испытать уже никогда и ни при каких обстоятельствах, это больше чем любовь (до сих пор не нахожу слов для описания столь Великого) и такое испытывал не я один, а наверно, всё человечество.

В этот день люди почувствовали себя детьми Земли, а не гражданами отдельных государств или представителями отдельных народов.

Жаль, что это Знание быстро забылось, и мир вернулся опять в рутину повседневности.

90 минут Человечества. 

Продолжение следует…