Неповесть. Часть двенадцатая

Лакуна

Посуда у нас из Саксонского и Кузнецовского фарфора, немного есть фарфора и от фабрики Гарднера. Есть большие хрустальные вазы и конфетницы, окантованные по краю серебром, приборы серебряные двух видов: гладкие, более старые, XIX века и с орнаментом, массивные, и поновее – начала XX. Разнообразные бокалы и рюмки из хрусталя и серебра с чернью, серебряные и хрустальные розетки под варенье, полированный серебряный чайник для заварки, два огромных серебряных с чернью блюда, электросамовар (наш старый «ведёрный» самовар валяется теперь в подвале и стал уже зелёным от патины) для приёма гостей и ослепительный электрочайник из нержавейки для повседневного пользования и ещё масса всякой посуды, которую уже не помню. У бабушки была ещё очень изящная китайская фарфоровая чашка, просто белая, безо всякого рисунка, но когда в неё наливали воду, там появлялась золотая рыбка, которая, казалось, плавала в воде, стоило вылить воду и от рыбки не оставалось и следа – Чудо!

Это чудо я грохнул ещё маленьким, так жаль…

Осталось от всего этого великолепия только несколько серебряных ложечек, латунный или бронзовый простой подсвечник и подстаканник, которому в октябре 2012 года исполнилось 100 лет (бабушка подарила его деду при помолвке), большая китайская лаковая шкатулка с инкрустацией из слоновой кости, и пара чайных чашек, а также моя серебряная чайная ложка. Китайские чайные приборы из чёрного лакированного дерева.

Исследовать всегда интересно и полезно, и даже собственную квартиру.

Лакуна

У тёти самая большая комната в квартире с балконом на улицу, на полу ковёр (когда приходят гости в праздничные дни, туда вносят и раздвигают стол из прихожей, а ковёр сматывают и выносят на балкон), на стене ковёр тоже, причём, настенный – персидский и жутко дорогой, привезённый аж из Ирана. Его она купила в комиссионке. Сюжет сего изделия был арабский – похищение девицы из сераля, в одном месте по краю краски выгорели до чёрно-белого, видимо раньше он висел на солнечной стороне (он оказался очень старым).

На стене напротив ковра, над пианино, висела большущая картина в тяжёлой золотой раме – подлинник Айвазовского (один из вариантов эскиза к картине «Прощание Пушкина с морем») в старом доме это полотно висело у нас в большой столовой.

Мебель тоже очень дорогая и импортная, ясеневая (из Чехословакии), купленная в той же комиссионке.

Еще у неё есть шариковая (!) авторучка, которая пишет стальным шариком, непонятно как, и почему, привезённая из путешествия по Египту.

Над кожаным диваном, на полочке, по обычаю тех лет, семь индийских слонов из дорогого мрамора и несколько нефритовых и мраморных скарабеев из Египта. В углу чешский же трельяж. И посередине трехдверного шифоньера ещё огромное зеркало до пола.

Поэтому мне туда тоже нельзя, и я живу в своей комнате, а играю в прихожей или на кухне, где всем мешаю, особенно когда на велике гоняю. Велосипед у меня трёхколёсный, выкрашен в голубой, и страшно тяжёлый, поэтому на улицу я его выношу редко, а к шести годам он и вовсе сломался – отпало заднее колесо навсегда. Останки его отправились в подвал, в сарайку.

Я заметил: Ангел-хранитель необыкновенно добр ко мне.

Прихожая у нас огромная: у входной двери слева вешалки для верхней одежды, слева внизу тумбочка под обувь, а в выдвижном ящике щётки и крем и справа стоит сундук для зимних вещей, там же и шифоньер дубовый. Слева (если смотреть от входа) вход в кухню и рядом с ним вход в кабинет деда, справа дверь в комнату тёти и фикус теперь живёт в её комнате, потому что там много солнца, далее коротенький Т-образный коридорчик, прямо расположены санузел и ванная комната, направо наша с мамой комната, налево спальня деда и бабушки. Напротив, входа, в глубине прихожей стоит наш круглый раздвижной обеденный стол, мы там едим в будни, у стены напротив входа в тётину спальню стоит дубовый шифоньер, о котором было сказано выше, а слева от входа под вешалкой, окованный железной полосой, старинный сундук, запиравшийся на замок и открывавшийся огромным узорным ключом, в сундуке хранятся зимние вещи и пахнет нафталином. Над сундуком на стене висит репродуктор, он расположен над вешалкой для верхней одежды.

Ёлку обыкновенно ставили именно в прихожей и там, в полумраке, так таинственно и празднично горели маленькие разноцветные электрические лампочки, мерцали блики на стеклянных игрушках, и замечательно пахло хвоей. Электрическую гирлянду подарили нам Козленко. Была только одна неприятность – макушку нашей ёлки украшал стеклянный блестящий шпиль, а я мечтал о светящейся рубиновой звезде, как над Кремлём.

Ёлку мы покупали на Ёлочном базаре обычно в последней декаде декабря, а наряжали вечером 31 (до этого ёлка жила на балконе у деда, обмотанная лубяной лентой). Ёлочку отёсывали у комля и укрепляли в большой крестовине с дырой посередине, из крупного бруска (крестовина уже долго жила и стала серебристой); крестовину же крепили к полу гвоздями, забитыми не до конца, чтобы можно было их потом выдернуть, елка оставалась полдня пустой, грелась и распушивалась, а потом вечером доставали со шкафа в прихожей большие картонные коробки с игрушками и электрогирляндой. Всё это богатство было переложено ватой (как будто мы весь год ждали бомбёжек, землетрясений и ещё каких-то ужасных непременных катаклизмов) и мы с бабушкой и мамой украшали согревшуюся уже, принесённую ёлочку, которая уже через час начинала испускать аромат, который сопровождал наши трапезы почти весь январь (а ещё Новый год благоухал мандаринами). Каждую игрушку тщательнейшим образом протирали влажной тряпочкой и проверяли наличие верёвочной петельки для подвешивания и при отсутствии таковой делали новую.

Иногда игрушки выскальзывали из рук и падали на пол, разбиваясь на сверкающие осколки, тогда мы их дробили ещё больше и посыпали ими большой пласт ваты под ёлкой, который маскировал крестовину – получалось, что ёлочка стоит в сугробе, в этом же сугробе стояли и Дед Мороз со Снегурочкой, а также мои мишка с зайкой.

После развески игрушек и обматывания ёлки сверкающими стеклянными бусами из трубочек разных форм и цветов, а также развешивания и подключения гирлянды, фонариков, на ёлку накидывали разноцветный «дождь» из нарезанной на тонкие длинные полоски разноцветной фольги. Дерево сверкало и переливалось, даже в темноте, а уж когда включалась гирлянда становилось совсем волшебным. Вату тоже не оставляли в коробках, а сооружали из неё сугробы под ёлочкой и несколько ватных полос размещали на нижних ветвях

Подарки всегда появлялись первого января рано-рано утром, и я так ни разу не видел, как они туда попадали. Новый год я встречал со всеми, но меня отправляли спать сразу после боя курантов.

Ночью я устраивал засады, чтобы застукать Деда Мороза за работой и пытался провести всю ночь бдя (засыпал я почти сразу и крепко).

В последний путь ёлочку провожали после годовщины смерти Ленина, когда хвоя начинала интенсивно опадать, её выносили во двор и втыкали в снег напротив нашего окна кухни. К тому времени все сугробы во дворе уже были украшены разными осыпавшимися и не очень деревцами с остатками мишурного «дождя». Двор превращался в лес сновидений в забытом царстве.

Ёлка главное зимнее чудо.

обязательно это должна быть пихта, потому что хвоя пихты мягкая, держится на ветках очень долго и пахнет ярче всех остальных хвойных. Выбирать было трудно, потому что все ёлочки были перевязаны лыком и стояли вдоль забора в несколько слоёв. Обычно я выбирал деревце высотой в два с небольшим метра (чтобы можно было со стола нарядить самую макушку).

Изредка удавалось попросту стянуть ёлку из-под носа продавца.

Потом предстояло тащить красавицу домой, а это было довольно далёкое путешествие с грузом (обычно я волок ёлку в саночках, крепко привязав, с помощью продавца, к сидению), ещё и на третий этаж поднимать (тут сначала вносилась ёлочка, и только потом санки). Дома лишнюю часть комля отпиливали ржавой ножовкой и отёсывали таким же ржавым топориком (ржавыми эти изделия были в силу полного их неупотребления в остальное время) или дедушкиным охотничьим, которые после этой операции снова начинали блестеть, и ставили ёлочку отдыхать до 31 декабря, а ножовку и топорик снова убирали в стенной шкаф. Этим топориком (дедушкиным охотничьим) бабушка накалывала чурочки для водонагревателя в ванной, или для самовара, но если при этом присутствовал дедушка, то он тут же отбирал топорик и колол сам.

Покупка ёлки очень ответственная работа и я всегда выполнял её хорошо.

Лакуна

В прихожей, справа, высоко на стене, над вешалкой висит круглое радио – репродуктор, который постоянно разговаривает и поёт с 8-и утра до 12-и ночи.

Репродуктор: фибровый конус в корзине из металлических полос, на центральной полосе закреплён электромагнит с мембраной, которая жёстко соединена с вершиной конуса, есть там и регулятор громкости, которым никто никогда не пользуется и радио шпарит на полной громкости.

К постоянному звуковому фону мы все привыкли и обращаем на него внимание, только когда случается что-то глобальное или передают радиоспектакли в рубрике «Театр у микрофона».

Радиоспектаклей и взрослых и детских тогда было множество, и читали там обычно великие артисты тех лет, слушать их было подлинным наслаждением, а ещё был «клуб Знаменитых капитанов», «Пионерская зорька», позже «Радионяня», «КОАПП» и т. п. передачи для детей.

Помню, более всего раздражало, когда в конце спектакля читали имена артистов, потому что это ломало образ героев, чтобы не слышать этих разоблачений я укрывался в своей комнате или сбегал в подъезд.

Из музыки особенно почему-то запомнилось: песня про кота и повара (…если это плов – то где же кошка, если это кошка – где же плов?.. пел это кажется Рашид Бейбутов), бесконечные Шульженко, Русланова, Бунчиков и Нечаев, Трошин, ну и, конечно, Лемешев, Козловский и Обухова. Ещё Фёдор Шаляпин со страшным треском, пожалуй …

Много передавали серьёзной классической музыки, и меня постоянно удивляло, как это дед безошибочно узнавал имя композитора буквально по первым звукам. Даже если приходил уже во время исполнения.

Очень я любил в детстве песню о блохе в исполнении Ф. Шаляпина, так и представлялась эта блоха в кафтане и панталонах…

А вот ненавидел я тогда Г. Великанову за «Ландыши» и «Поезда» и Г. Отса за бесконечные арии мистера Икса, я вообще терпеть не могу оперетту (и до сих пор, кроме нескольких кальмановских), помню, кстати, самое первое появление Э. Пьехи в составе квартета «Дружба». Почему-то и Л. Утёсова даже сейчас не люблю, исключая, пожалуй, песню «Фронтового шофёра» и «Под звёздами балканскими», а вот М. Бернеса наоборот люблю очень, и тогда любил ещё А. Эйзена.

Ещё постоянные юмористические и сатирические передачи: Тарапунька со Штепселем, куплетисты, Илья Набатов и, конечно, Райкин или тот же Утёсов с песенками про Маркизу и Извозчика.

Такой вот ретро-снобизм.

Продолжение следует…