Об авторе огромного романа
Все новости
МЕМУАРЫ
31 Января 2022, 15:25

Неповесть. Часть первая

Произвольное жизнеописание

…куколка, балетница,

вображала, сплетница… 

Считалка девчачья

 

Это произведение не особенно привязано к хронологии, а состоит из эпизодов, которые память услужливо и неряшливо преподносит автору, поэтому могут встречаться повторы и прыжки во времени. А кроме того присутствует и ряд банальнейших сентенций после каждого эпизода.

 

Преамбула

 

Начало нашего рассказика достаточно скабрезно (как и любая из человеческих историй). Ночь в сентябре 1944, ещё грохочет Вторая мировая, а в глубоком тылу, у реки, обозначенной на карте как Белая, в городе Уфа, возможно, на улице Воровского, 22, на узкой девичьей кровати с панцирной сеткой…

Маленький сперматозоид, отчаянно размахивая хвостиком, блуждал в полной темноте по фаллопиевой трубе, и уже совсем было отчаялся, но в последний момент был замечен и пригрет яйцеклеткой, которая впоследствии с удовольствием разделилась…

 

Introduction

 

Принимавший роды врач, увидев младенца в рубашке, кудрявого и с бакенбардами – вскричал – Пушкин! (я родился 7 июня в 04-15).

Впрочем, волосы перестали виться годам к трём, а бакенбард нет и поныне…

Вот только пристрастился к стихоплётству.

 

Лакуна

 

Первое что помню о себе: изнанка письменного стола, запах старой сосны и пыли от днища выдвижного ящика (я задвинут под письменный стол), громкие голоса в комнате (ничего не понятно, мне только 5 месяцев, и я живу в плетёной из тростника коляске на тонких обрезиненных колёсах).

Мама моя готовится стать актрисой и её друзья, и однокурсники охотно собираются у нас в огромной столовой – здесь места много. Говорят все громко и всё время хохочут. Иногда меня вывозят, чтобы полюбоваться.

Тогдашнюю маму не помню, только запах молока и частый смех …

Хотя… но это позднее…

Мама моя полненькая невысокая (156 см) блондинка, в перманенте, когда улыбается или смеётся на щеках ямочки, брови подкрашивает (блондинка же) глаза светло-зелёные как у меня. По этому поводу постоянно напевает: «…а у мальчика пара зелёных удивительных маминых глаз…».

Ножки у неё маленькие, 36 размер (и у бабушки тоже), только у мамы полненькие, а у бабушки стройные.

Молоко у неё сладкое, густое, а если попадает мимо – липкое. От груди меня отлучили года в полтора.

Отца не помню совсем, он сбежал, когда минуло месяца четыре после моего рождения, и с тех пор ни разу серьёзно не поинтересовался моим существованием. Так я его и не застал живым.

Об этом времени смутно…

 

Лакуна

 

Уже топаю по всему дому, скоро год, так здорово, что я могу проходить везде, почти не нагибаясь, и поэтому меня всё время ловят взрослые, играют со мной наверно …

В нашей большой комнате-гостиной, в центре большущий круглый стол дубовый, он раздвижной, на толстоикрянных, роялевых, круглых точёных ногах, а с изнанки он вовсе не лакированный, а пыльный, и ещё там живёт весёлый паучок, но он меня опасается и прячется, только меня завидев. Ещё по комнате постоянно летают мухи, от них в кухне привязывают липучку, на которой к концу дня их полным-полно, иногда липучку привязывают и в гостиной к абажуру. У дальней стены две горки, а между ними стол письменный, тёмного дерева, тоже на толстых круглых ногах, столешница его обтянута тёмно-зелёным бархатом, над которым книжные полки и ещё книжки живут на этажерках по углам и в книжном шкафу, растёт фикус в кадке большущий, с огромными тёмно-зелёными глянцевыми листьями, а с изнанки они светлые, фикус дорос уже до потолка. Абажур висит высоко над обеденным столом, он оранжевый, шёлковый, с бахромой, и на письменном столе у дедушки настольная лампа с мраморным основанием под зелёным стеклянным абажуром.

Просторы родного дома.

 

Лакуна

 

У меня уже много собственности. Металлический эмалированный горшок, снаружи тёмно-синий, а внутри белый – я сам хожу туда, игрушки и одежда. Ещё имеется большая, серая, оцинкованная ванна, где меня купают по вечерам и в случае «аварии», и где я пускаю в плавание свои водоплавающие игрушки (иногда я пробую купать и остальные, потом их долго сушат у печки). Ванна весь день живёт в чулане. Игрушек тоже много, есть пирамидка из ярких цветных колец (скорее это конус). Люблю собирать его неправильно, потому что прибегают взрослые и начинают учить как правильно (а мне только это и надо). Есть ещё кубики с картинками, которые надо складывать вместе, чтобы получился целый рисунок. Ещё есть кубики с буквами – они некрасивые. Всякие каталки и машинки. Были многочисленные круглые и прямоугольные мозаики, где нужно было втыкать разноцветные фишки на коротких ножках в специальную доску с множеством отверстий, к этим мозаикам прилагались и образцы узоров и картинок, только я постоянно втыкал их как попало.

Одет я: то в длинную рубаху, то в какие-то штанишки на бретелях, а на ногах то бареточки, то сандалики. Вот когда я был совсем маленький, меня завёртывали в голубое атласное одеяло на лебяжьем пуху с кружевами, а поверх завязывали голубую ленту (чтобы все видели, что это мальчик), я жил как в коконе. Одеяло, правда, мне оставили, и я продолжаю спать под ним – оно лёгкое и тёплое.

Ходить везде – хорошо!

 

Лакуна

 

Бабушка! Необыкновенное создание, волшебница или фея. Удивительно красивая и добрая. Урождённая Ластина, настоящая Grand dame, верная жена и умнейший человек, в доме она и Лары, и Пенаты, и Ангел-хранитель, всегда ласковая, даже когда шлёпает, потому что не больно и не обидно, и всегда в кармашке светло-голубого халата для меня конфета «Южная ночь» из мармелада в шоколаде… Дедушка её ласково называет – Ларик. Когда вечером провожает меня в кроватку, целует, и я засыпаю, разглядывая её милое лицо, окружённое множеством смешных папильоток.

Приходящие в гости взрослые постоянно назойливо допрашивают:

– Мама у тебя красивая?

– Не-а, симпатичная, а самая-самая красивая – бабушка!

Бабушка у меня и в самом деле поразительно красивая. Лицо круглое, правильное, глаза чёрные с поволокой, волосы цвета воронова крыла, передвигается плавно, говорит негромко удивительным грудным голосом.

И одевается шикарно и со вкусом. Шьёт одежду у своей модистки и даже обувь у неё пошита на заказ, мастером из Армении (поэтому, наверно, «Римские» сандалии его работы моя мама носила до самой своей смерти в 1997 г. и даже потом их можно было смело надевать на любой случай). Подруги ей всегда завидуют и просят познакомить их с её модисткой или с сапожником.

На фотографиях времён её (бабушки) юности, это особенно видно. А её младшая сестра Валя была ещё краше. Жаль только очень, что умерла она давно и молодой от туберкулёза. А то было у меня целых две красавицы-феи.

Как только бабушка начинает собираться на прогулку, и я замечаю, что она красит губы, начинаю безутешно плакать.

Я её люблю безумно, разлука с ней – невыносима.

 

Лакуна

 

Если бабушка идёт на рынок, приходится меня брать с собой, потому что никто не в силах долго переносить мой безутешный плач (скорее безобразный рёв), это сильно затягивает поход, но зато ещё совсем маленьким я научился выбирать хорошее мясо и ёлку на рынке и ещё можно складывать кульки и сумки ко мне в коляску на колени, тогда их нести не тяжело и можно купить больше. И я горжусь, что помогаю взрослым носить тяжести.

И с ней ходить интересно – всё-всё объяснит и расскажет массу полезного. Дома такого не услышишь. Зимой она вывозит меня в свет на тяжёлых чугунных саночках с голубыми рейками, закутанного по брови, поэтому я из них постоянно вываливаюсь на поворотах, так здорово!

Самая любимая моя.

Лакуна

 

Мама ведёт дневник под названием – «Рост и развитие Лёки» (это моё самоназвание). Она постоянно подслушивает мои сентенции о жизни и прилежно записывает за мной.

Когда меня ставят в угол или наказывают ещё как-нибудь – причитаю: бедный Лёка, бедный… взрослые отворачиваются и вроде кашляют.

На косяке двери в гостиной красным толстым карандашом каждый месяц рисками обозначают мой рост, и я стараюсь – постоянно расту.

В дневник записываются все мои крылатые фразы:

– смотри, мама, муха по стеклу поехала;

– а у машинки сзади заприговано колёсико (от слова упряжь);

– а волк-то: лису на зубы повесил… (увидев рисунок в книжке);

– опять мне страшные сны с волками надоели… (страшнее волка ничего себе представить не мог);

– а где моё голюбенькое авто? (от: любимое и голубое);

– а козлята сегодня придут? (наши друзья, семья Козленко);

– а чай мне налей красивый (без молока);

– Уткин (имя моего товарища по купанию – целлулоидной красной уточки, которая до сих пор хранится у меня);

– бобили – от: разбили и больно (про бьющуюся посуду);

взобравшись на стул и бешено размахивая руками:

– зайку босила хозяйка, по дождём остался зайка...

мокые...

 

Были и другие перлы, и множество (тетрадь была весьма толстая, в красной бархатной обложке), но я их не помню, а дневник затерялся в Лете. Ещё она хранит клеёнчатый номерок, где написано, когда я родился и сколько весил при этом, в почтовом конверте без марки, там ещё прядь моих вьющихся тогда волосиков.

Безумно жаль, что это всё кануло в Лету.

 

Лакуна

 

Про звук «Р»: однажды я, играя на полу в комнате у окна, вижу ворону, с любопытством заглядывающую в нашу форточку. И мне занятно разглядывать эту большую умную птицу, ворона тоже меня разглядывает, наклоняя голову то вправо, то влево, потом она громко каркает, я пытаюсь её дразнить, и это вдруг внезапно, даже для меня, получается, тут же бегу хвастаться к бабушке на кухню, вопя: «Карррр, каррррррррр!» Бабушка тут же выдаёт мне большую шоколадку.

 

Довольная ворона улетает к себе на дерево. А я хватаю своего мишку плюшевого (он первым попадается мне), выворачиваю ему лапы и везу по полу – рррррррррррррррр. Катаю все свои машинки и тарахчу. Наша кошка Пашка в ужасе запрыгивает на шкаф. Вот так и вошла в мою жизнь эта трудная буква.

Рррррррррррррррррррррррррррррррр!

 

Лакуна

 

Мне три года, тарахчу на весь дом и бибикаю – играю в шофёра. Грузовик мой самый необыкновенный. Его сооружаю из двух стульев, повёрнутых в разные стороны, между ними ставлю свой стульчик и всё сооружение накрываю развёрнутой газетой (газета постоянно сваливается, потому что стулья венские с гнутыми округлыми спинками), а баранкой служит крышка какой-нибудь большой кастрюли (это я сам так выдумал). Еду я, разумеется, в «Туймазу» (очень далёкое и самое романтическое место). Однажды вдруг замечаю, что думаю обо всём везде, даже на горшке – это странно, а ещё думаю и во сне, но ночные мысли куда-то улетучиваются утром, а вот некоторые сны запоминаются, и я пристаю ко всем, чтобы мне разъяснили, как это нельзя попасть в них при свете дня.

 

Продолжение следует…

Автор: Лев КАРНАУХОВ
Читайте нас