А будет это так. Часть третья

Я состоял в переписке с создателем Пушкинского заповедника Гейченко, общался с Мустаем Каримом, сиживал в мастерской у художника Бурзянцева, был знаком с министром здравоохранения СССР академиком Чазовым, меня поил коньяком крупнейший советский математик Федорюк… Эти люди известны всему миру, о них писали многие – хотя, возможно, я тоже когда-нибудь соберусь о них написать.

Кроме них вокруг меня были личности менее известные, но оттого не менее интересные, о которых еще никто не пишет. Или пишет не так, как могу я.

Например, сокурсник по матмех факультету ЛГУ еврей Шура Кулик – русский поэт Александр Сергеевич Гуревич.

Мемуарствовать (слово принадлежит моему сокурснику и другу, замечательному белорусскому писателю Анатолю Кудласевичу) я начал в прошлом году, взявшись за книгу о Литературном институте. Точнее, о годах, проведенных там. Сначала хотелось просто зафиксировать в отдельном сборнике учебные работы, добрых 3 десятка, которые были написаны давно, но не обесценились до сих пор. Потом как-то естественно начали возникать мемуарные главы о литературном процессе Ленинграда, Москвы и Уфы, пошли воспоминания о сокурсниках… и особенно – о сокурсницах.

(Почти сразу главы о последних переросли в отдельную книгу о женщинах в моей жизни – «Нет иного света».)

Сильно подбодрил меня в этом направлении самый близкий друг тех времен – самарский драматург Александр Ануфриев, ты его наверняка тоже помнишь – который сказал: «Слушай, Витюшка, ты единственный из нас, кто это делает. Пусть хоть что-то от нас останется!»

Шурец попал в точку.

Я в самом деле подумал, что от нас должно хоть что-то остаться.

И параллельно с книгой о ЛИ взялся за мемуарные очерки о тех, кто близок мне и дорог, о ком я могу сказать добрые слова… и тем оставить что-то даже после себя самого.

Сейчас я продолжаю писать воспоминания; они заняли определенное место в рабочем процессе и наряду с художественными замыслами своей очереди ждут несколько новых мемуарных вещей.

Они уже осмысленны и готовы внутренне, их осталось лишь записать.

– Если честно – никак.

Научную работу я бросил еще в прошлом веке; те математические части диссертаций по экономическим дисциплинам, которые писал на заказ, научной работой не являются.

Но стоит сказать, что свой первый роман (из которого оформилась нынешняя «Высота круга») был написан мною в 1984 году одновременно с кандидатской.

– Чего оно уже лишилось, отвергнув все, кроме стремления к сиюминутному материальному, видит каждый разумный человек

Но если говорить по существу, дело обстоит еще хуже. И, пожалуй, стоит ответить на твой вопрос, зайдя сначала на большую глубину.

С одной стороны, мы живем в условиях информационной полноты.

Помню, какая радость кипела в студенческие времена, когда на дружеской вечеринке кто-нибудь исполнял песню Окуджавы, которую я еще не знал. Я просил записать слова – зачастую искаженные, поскольку контент передавался из уст в уста и шло накопление ошибок – потом исполнял сам тоже искаженно, мелодия менялась по мере вхождения в массы. Сейчас любую песню любого автора можно за секунды найти в Интернете и в виде аудиофайла, и как текст с аккордами.

Да что там студенческие времена…

Еще в 2011 году мы с приятелем поехали на его «Форде» в знаменитый город мертвых – Аркаим. Трудно поверить, но о нынешних «Яндекс-картах» тогда не мечтали. В Интернете удалось найти лишь какой-то линейный маршрут от точки к точке – я без нужды заехал в Магнитогорск, там мы заблудились и потратили несколько лишних часов, плутая в поисках выезда.

Но тем не менее ураганная доступность информации является благом иллюзорным: нынешнее общество живет в психологии «облачного» сознания – т.е. такого взгляда на жизнь, при котором не нужно знать ничего самому, а достаточно умения «гуглить» по тегам. При том игнорируется не только опасность системного сбоя, но и то, что если никто ничего не будет знать, то рано или поздно возникнут темы, по которым даже гуглить будет негде.

А что касается писательства, места писателя в обществе…

Тут вопрос вроде бы узкопрофессиональный, но он выводит на общечеловеческую высоту.

Еще давным-давно в интервью журналу «Уфа» я говорил о роли слова в человеческом социуме.

Писатели – хранители языка.

А язык – не просто коммуникативный инструмент; это то, что отличает человека от животного.

По мере развития умственных способностей человеческая речь усложнялась.

Вряд ли кто-то станет спорить, что язык папуаса не идентичен языку Игоря Северянина.

Так вот, в нынешней лексической культуре наше общество стремительно падает обратно на папуасский уровень.

Открывая Интернет, я нахожу полуграмотные статейки копирайтеров, которые думают не о языке, а о количестве знаков.

А художественная литература, которая сейчас перешла в электронную форму, ужасает меня еще больше.

Поэты подбирают рифмы в Интернете, прозаики пользуются конструкторами сюжетов. Хотя самым важным качеством литературы является стиль, который можно развить только самостоятельно.

Ты, дружище, много лет ведешь свои «Истоки» – не просто лучшее, а по сути единственное литературно-художественное издание наших мест.

Ты постоянно ищешь новых авторов, тратишь много сил на анализ и отбраковку материала.

Всякий раз, читая твою газету, я испытываю эстетическое удовольствие.

(А уж мне, проведшему лучшие годы жизни в Ленинграде и Москве, сам понимаешь, угодить крайне нелегко!)

Но ты прекрасно знаешь, что творится сейчас на тех интернет-ресурсах, где процесс пущен на самотек.

Все нынешние «литературные» порталы: перечислять их не буду из страха кого-то обидеть, не упомянув – суть братские могилы графоманов.

На них кто угодно может разместить что угодно, модерация текстов проходит по идеологическому принципу, а не по качеству написанного; эти ресурсы к литературе отношения, в общем, не имеют.

Во всяком случае, когда я смотрю произведения автора, обласканного вниманием редакций, призами на «конкурсах» и рейтингами читательских симпатий, мне почти всегда хочется сказать:

– Если N.N. – писатель, то я – кантор из Одесской синагоги!

Воинствующие графоманы всех мастей сейчас занимают нашу с тобой нишу.

Отсутствие высокохудожественной литературы при общедоступности никчемной писанины формирует общее дурновкусие.

90% того, что висит в Интернете как «проза», в наше время по своему художественному уровню не прошло бы даже в стенгазету артели «Красная кувалда».

Разумный человек, конечно, к этой дребедени относится должным образом; «самиздат» остается самиздатом, авторы кухонных афоризмов, миниатюр про жарку корюшки в Крыму и отчетов о пищеварении внучек – не более, чем обученные грамоте готтентоты.

Однако продукция того же уровня публикуется всерьез и даже издается.

О том, что именно сейчас издается, не хочется говорить.

Из ЛитРеса мне регулярно приходят информационные письма о «хитах продаж» и «наиболее читаемых» электронных книгах.

От одних только названий становится дурно. Видишь сплошные страсти черных палачей, исповеди некромантов, дневники сексуальных рабынь и слегка беллетризованные полицейские протоколы.

Спору нет, масса падка на низкопробное чтиво: достаточно вспомнить ставшего притчей во языцех Ната Пинкертона. Ужасно то, что сейчас задавлены авторы, пишущие хорошую, человеческую прозу. Если роман не востребован потребителем, которому нужны приключения роботов-убийц в алмазных лабиринтах, то он никогда не выйдет к тому читателю, который купил бы книгу, будь она издана.

А читатель бы купил, настоящая литература еще не умерла до конца.

Например, недавно я открыл писателя Гульнур Якупову: ее повесть «Кровь хищника» повернула меня лицом к современной башкирской прозе.

Но сегодня издать книгу можно только за свой счет, а откуда писателю взять счет, если он ничего не издает и не получает доходов.

Кто-то может усомниться: а стоит ли так горевать о физических книгах при том, что доступны электронные?

Говоря словами Довлатова (с которым мы невольно породнились через журнал «Октябрь», опубликовавший когда-то в одном номере его повесть и мой рассказ…), на этот счет есть разные мнения. Выражу свое: безотносительно гонораров и роялти, которое невозможно отследить в условиях интернетского рынка, отмечу принципиальный момент.

Книга бумажная и книга электронная разнятся между собой, как… как настоящая женщина и кукла из силикона. Вторая всегда готова, зато первая – живая.

Ясное дело, коммерческая литература: убогие детективы, тупые боевики, фэнтези с драдометами – всегда будет стоять на вершине читательских интересов. Это объективная реальность и с нею приходится мириться.

Но тем не менее, общество, не дотирующее некоммерческую литературу, обрекает себя на деградацию.

Нам внушили, что спрос рождает предложение.

Это, конечно, верно в отношении материального мира.

Но в духовном – причинно-следственная связь обратна: предложение формирует спрос.

Перекрыв кислород классической литературе, отдав приоритеты развлекательной, мы уже опустили художественную культуру до уровня Акунина и Донцовой. Причем эти планки – еще высшие из низших.

Доля населения, которое хочет читать нормальную литературу, составляет сейчас не более 5%.

Основной массе нужна мутотень, гонимая каким-нибудь издательством.

Продолжение следует...

Часть вторая