Память десятилетий

Говоря о поэте, так и хочется начать со стихов:

Но когда я стану старым

И умру, тот ветер ножевой

Слёзные затеет тары-бары,

Льстивые навеет мемуары,

Что общался некогда со мной…

Эти строки вроде бы и не свойственны поэту-лирику Александру Филиппову, но он уже давно и часто задумывался о бренности жизни, о судьбе творений своих и не своих. Очень уж строго оценивал он собственные стихи. По скромности ли, но нет, просто недооценивал!

Возможно, и эти мои воспоминания он назвал бы «льстивыми».

А был он настоящим поэтом. Ценил всё русское, советское. Являлся частицей народа своего, которому уготована была дорога трудная, героическая. Как и его современники, Александр Филиппов мечтал о распрекрасном будущем для своего народа, которое где-то там, вдалеке затерялось… Старался творчеством своим приблизить его.

Но разочаровал его конец века минувшего, заворотившего вовсе не в ту сторону, куда держали путь в послереволюционные годы. Ещё ближе и родней поэту становится его обманутый народ.

И оставляет он нам свою беспокойную душу – в прозе, в своих стихах и поэмах… На столе моём лежат девять поэтических книжек Александра, вместивших в себя всё лучшее, что есть в человеке: любовь, дружбу и вот эти самые несбывшиеся надежды. И светлую печаль и тоску. За один из сборников стихов – «Пора тополиных вьюг» – поэт был удостоен премии республиканского комсомола имени Саляма Галимова.

Это стихи, поэмы… А проза! А публицистика! А сценарии документальных фильмов! За один сценарий ему даже присуждена была Первая международная премия!

Я перелистываю книжки, передо мной встаёт их автор – симпатичный молодой человек, талантливый поэт, – между прочим, простой деревенский парень из села Юмагузино Кугарчинского района, достигшего в республике всенародного признания и широкой известности.

Он был моим другом и спутником. Я гордился этим и старался быть достойным этой дружбы.

И вот он ушёл из жизни…

Листая его книжки, вдруг обнаруживаю, что многое из написанного я вижу как бы впервые. Так бывает, когда читаешь хорошие книги. И вот уже я взволнован самоопределением поэта:

Говорю сам себе: ни черта,

У тебя неплохая черта, –

Раздавай, дорогой, серебро,

Отвечая добром на добро.

Доброта в нём – да, врождённая, от папы с мамой. И мы дружили, и были добры друг другу и внимательны. Он был внимателен к людям, особенно к собратьям по перу. На посту председателя русской секции Союза писателей Башкирии рука об руку работал с начинающими, которых, не жалея сил, поддерживал. Читал рукописи и моих рассказов и повестей, делился советами. Читал свои новые, ещё не напечатанные стихи и чутко прислушивался к моим оценкам. Все мы понимали, что без специального издания башкирским литераторам не обойтись. И вскоре под его руководство счастливо попала газета «Истоки». Думается, она сыграла очень важную роль в становлении русского слова и в укреплении дружбы народов Башкирии.

Нежно любил он своих детей: сына Артура, дочку Таню. И незабвенную рано ушедшую их маму. Любил он жизнь, в меру своего поэтического темперамента любил вино и женщин – словом, был живым русским поэтом.

Теперь я всматриваюсь в его портреты, в его лицо, дорогое мне лицо! И мне он кажется совсем-совсем живым, никуда от нас не ушедшим…

Стихи посвящает он и дочке Тане, и сыну Артуру, и многочисленным друзьям и знакомым. И, само собой, Родине… О ней говорит просто:

Что заложено, что посеяно,

То пожнётся. Законы святы!

Ты – лекарство моё, Рассеюшка,

Мои капли сердечные – ты!

Нет, родимая, выше радости

Быть в тебе и дышать тобой.

Знаешь, Родина, даже в старости

Молодым я останусь душой.

Вспоминает о юных годах своих, о труде, и о хлебе насущном, дорогом хлебе.

…Но становится горьким дешёвый мой хлеб,

Если день был никчёмен совсем и нелеп.

В стихах его слышатся отголоски прошедшей страшной войны, которую он пережил мальчишкой. Тут и любовь его к деревне, в которой родился и жил, и к земле, в которую немало пролито пота, и к вековому лесу, и к соснам, и к символу России – белой берёзе. Всё это – любовь к родному дому, к своей земле, к родной природе.

Кажется, всё писалось легко, потому что передумано и пережито. Но это стихи, они рождаются в муках и являются особенной шкалой. Не надо ничего выдумывать: сама жизнь оставила такие приметы!

Разве я когда забуду

Раздобытый кем-то, где-то

И приправленный рукою моей матери

Сухарь?

Да, память сохранила. Это война, сорок третий год. И – подаренный матерью сухарь. Эпизод запал в душу десятилетнего ребёнка. Так его же надо было вспомнить! И читателю становится ясно, во что обошлась простому народу война – Великая Отечественная…

Мы помним твой день рождения, Александр Павлович, и всегда будем помнить: 7 ноября 1932 года, сейчас тебе исполнилось бы восемьдесят лет. Поздравляем с этой датой и говорим: пусть земля тебе будет пухом…

Спасибо тебе, Саша, за то, что посетил этот мир – нашу Россию, нашу Башкирию – и оставил здесь свой вдохновенный след! Спасибо за все твои творения: за стихи, прозу, публицистику.

И за дружбу спасибо! Я пронесу её до скончания дней своих.