Последнее интервью с патриархом

Вспоминая Филиппова…

Был солнечный день, когда я пришла в редакцию газеты «Истоки», чтобы взять у Александра Павловича интервью. Те часы, проведённые в разговоре с ним, останутся незабываемым тёплым воспоминанием. Как будто сейчас вижу сидящего на старом диванчике Александра Павловича, умного, тонкого, интеллигентного, честного и достойного. Таких людей, к сожалению, немного, и мне выпала редкая возможность поговорить с ним о былом… Очень горько осознавать, что Александра Павловича больше нет. Ещё хотелось о многом поговорить. Казалось, что успеется…

О газете и не только

Суверенитет дал возможность открыть киностудию «Башкортостан», открыть многие журналы, в том числе русскоязычные издания – газету «Истоки», литературный журнал «Бельские просторы». В общественно-политической газете с литературным уклоном «Истоки» есть специальный вкладыш, целых четыре полосы, где публикуются стихи и проза, часто только пробующих перо авторов. К сожалению, в республике сейчас стихи ни один печатный орган не публикует, кроме нескольких журналов и нашей газеты. Мы даём хоть какой-то простор для пишущих людей.

Мы уделяем внимание и теме патриотизма. Ведь патриотизм – высокое чувство. Любовь к Родине, как и любовь к матери, должна быть в крови. Любить надо и другие народы так же, как и свой… Любой народ украшает землю… Я убеждён, к писателям это в первую очередь относится.

О стихах

Стихи просто живут во мне. Это так же, как сказать настоящему поэту: брось писать стихи. Он же не бросит. Это невозможно. Стихи могут прийти в любой момент. Нужно их по возможности немедленно записать, потому что можно забыть. Вот, например, перед сном пришло четверостишие, я обдумываю его канву; второе четверостишие, обдумал.

А дай-ка я его повторю в памяти опять! Думаю: ну, теперь-то я не забуду, раз повторил. Утром встаю: боже мой! Я твердил даже, а чего – не помню. То есть если придумывается, надо немедленно записать.

О Родине

Я редактировал роман Джалиля Киекбаева «Родные и близкие». Великолепное произведение. Автор смог передать дух простых людей, их помыслы, жизнь и прежние страдания. И, на мой взгляд, это явление в России чрезвычайно важное: уметь передавать дух народов, живущих в ней. Ленин правильно говорил, что чем писатель национальнее, тем он интернациональнее.

Интересно, знаете что? К примеру, Газим Шафиков на русском языке писал. Но всё равно говорят, что Газим – башкирский писатель. Он смог передать дух народа, поэтому его и считают башкирским писателем. Маркес пишет на испанском, но дух ведь аргентинский передаёт. Да и Чингиз Айтматов, говорят, начинал писать на русском, однако всегда был киргизским писателем. Порой в силу тех или иных обстоятельств писатель, даже пишущий на другом языке и выражающий дух своего народа, будет признаваться народом своим. Вот так и я – русский писатель. Но в силу того, что я здесь родился, в мою душу, в мою кровь вошла башкирская история и башкирская земля, можно сказать даже, что я душой и башкир тоже. Я лозунговых стихов о дружбе не писал, что вот «башкиры и русские – дружба навек». Я писал то, что у меня было на душе. Потому, может быть, башкиры считают своим, наверное, поэтому и дали звание народного поэта Башкортостана. Хотя, признаюсь, для меня это было полной неожиданностью. Даже потрясением каким-то, как молния с неба, когда мне сказали, что состоялось заседание правления Союза писателей республики и меня единогласно выдвинули на это звание. Для писателя это – высочайшая награда.

Как-то Хаким Гиляжев сказал чрезвычайно для меня важную фразу, это было очень давно, я ещё молод был. Он сказал: «Знаешь, почему тебя из всех русских, русскоязычных писателей как-то выделяют? Потому что ты пишешь не о Башкирии, а от Башкирии, ты пишешь не о башкирах, а от башкир». Понимаете? Видимо, у меня был сильный эмоциональный захлёст, такое в поэзии случается. Действительно, оставаясь русским, я наравне с башкиром люблю свою Родину – Башкортостан. В поэзии и прозе тема Родины у меня широко освещена, но незаметно и тактично. Мустай Карим тоже в какой-то книге написал: в некоторых произведениях Филиппов больше башкир, чем мои собратья. Я и сам это признаю.

Работа в кино

В кино я попал случайно. Первый же мой документальный сценарий «Башкирский мёд» получил первую премию на Международном фестивале в Бухаресте. Это был цветной полнометражный фильм. Азат Иманаев – уже умер, к сожалению, – был режиссёром и оператором этого фильма. Так вот, Азат Иманаев и втянул меня в кино. И я сам после этого фильма увлёкся пчеловодством, всегда держал у себя на даче 2–3 улья. После «Башкирского мёда» Свердловская киностудия предложила мне написать киносценарий короткометражного фильма «День Республики» для культурной программы нашей страны на олимпиаде в Мексике. Потом был фильм «Акбузат». Изначально предлагали написать о башкирской лошади. А я в то время накопил материал об исходе башкир в Венгрию. Так что в итоге фильм сняли о том, как сын Алпамыши Арпал дошёл до Венгрии и теперь там, в Будапеште, стоит его величественный памятник.

Работал я и на «Мосфильме». В основном с кинолентами Амира Абдразакова. Позднее он пригласил меня на первый просмотр уже смонтированной ленты о Салавате. Потом мы много вместе работали. Амир очень хотел, чтобы я написал сценарий о его сыновьях. Амир снимал детей с малолетства. Я просмотрел все ленты прямо на аппарате у него дома, изучил материал, написал расширенную заявку. Но сценарий писать не пришлось: не сложилось с финансированием. Я бы, конечно, с удовольствием написал о наших великих певцах. А ещё был фильм «Светлые истоки» на юбилей республики. В верховьях Агидели, там, где она вырывается из гор и впадает на равнину, я, сидя на камне огромной скалы, начинаю рассказ о своей Родине – Башкортостане. Это был такой художественный приём.

В целом я, наверное, с десяток фильмов сделал. А мог бы сделать больше. Сейчас, по прошествии многих-многих лет, я в себе даже немножко разочарован: мне надо было заняться кино! Надо было! Вот сейчас бы пригодился мой опыт. А так как я интуитивно нащупывал свой путь, профессионального опыта работы в кино не было, кроме бесед, или, говоря по-современному, мастер-классов с режиссёрами и операторами. В общем, кино, к сожалению, я не придал должного значения. Хотя и знал, что «самым важным из искусств для нас является кино».

О башкирской культуре

Мир должен знать башкирскую культуру, и тут молодёжь должна быть более активна. Возьмите башкирскую народную музыку. Это же гениальные творения. Загир Исмагилов говорил мне о приёме, который есть только в итальянской и башкирской музыке. Недавно разговаривал с одним молодым парнем-русофилом (ну, любить свой народ не возбраняется, если только не перехлёстывать в этом деле). Так вот он сказал: я курай на сцене не воспринимаю. Я ему ответил: курай настолько сросся с природой, с естеством башкира, его душой, что он в городе как-то вроде бы не так звучит. Если ты будешь слушать в горах, вокруг будут леса, речки бегут, плывёт плот по Агидели, ты стоишь на скале, и там, увидев тебя, башкир, плывущий на плоту, заиграет для тебя одного, вот после этого ты полюбишь курай всей душой.

Должен заметить, что в талантливых руках этот музыкальный инструмент, по сути – тростинка, срезанная в лесу, становится удивительно привлекательным и в больших концертных залах. В прошедших веках народ знает десятки великих кураистов. Наш современник из Зилаирского района Ишмулла Дильмухаметов объехал со своим кураем чуть ли не полмира, выступал в Париже, Брюсселе, а с последних гастролей в Японии не смог вернуться в трагический момент гибели сына.

Культура – широкое понятие. Если я приеду в дальнюю башкирскую деревню, так ни один мальчик не пройдёт мимо, не поздоровавшись, он знать не знает, что идёт народный поэт. С каждым встречным в деревне здороваются. Это тоже культура. Чтобы Уфа стала культурным центром, многое нужно. Например, издавать книги, и здесь точно нужна государственная поддержка. Без государственной поддержки книга не найдёт себе дороги. Но если государство не сможет помочь в этом вопросе, то могут помочь благотворительные фонды и просто неравнодушные к культуре люди.

Современная литература

Прозу на башкирском языке читаю, а стихи – нет, это трудно, в них слишком глубокая образность.

Опубликовать писателям и поэтам свои книги у нас очень сложно. Поэтому даже трудно объективно оценивать состояние современной литературы в республике. А если говорить в целом, то есть какие-то молодые силы, они пробиваются, что-то делают. К сожалению, сам литературный поток по всей России, став значительно полноводнее, помутнел, оброс грязью и бездуховностью. Всё это временные явления, высокая литература всегда своё возьмёт. А иначе быть не может. В советское время говорили, что писатель – это голос народа. Да, это я чувствовал и по себе, и по творчеству многих товарищей по перу. И у нас в республике башкирские писатели были голосом народа. Поэтому и прислушивались к голосу Мустая Карима, Равиля Бикбаева, Рашита Шакура, Зигата Султанова. Я сам и с Шакуром, и с Султановым, и с Равилем Бикбаевым с удовольствием беседую именно на темы общего развития нашей литературы. Естественно, все они – голос народа. Но некоторые современные писатели – это разве голос народа? Стремление показать незаурядность – не в том, чтобы писать матом. Если автор пишет произведение, то будь на высоте своего языка – русского, башкирского или любого другого.

С башкирским языком тоже интересная история. Я не учил специально его, просто я вырос в смешанной деревне, в детстве мы почти все там говорили на двух языках. Я приехал в Уфу после окончания десятилетки в 1951 году. Поступил в институт. Иду в магазин, стоит башкирочка за прилавком. Я её на башкирском спрашиваю, а она мне по-русски еле-еле отвечает. В Уфе в то время башкирский язык почти и не требовался, всюду в столице в то время сами же башкиры не слишком придавали этому значения: то ли комплексы, то ли практиковались в изучении русского языка, не знаю.

Прошло 5–6 лет. Я окончил институт. Муса Гали и Марат Каримов дают на переводы стихи, а так как я когда-то говорил с ними по-башкирски, дают мне стихи без подстрочника. Я сунулся, стихи же и так трудно понимать, без подстрочника не могу перевести. Получается, что без практики за 5–6 лет только разговорный язык и остался. И потом я чрезвычайно в этом каялся, потому что мне обязательно надо было знать язык. Но кто ж предугадает, какие знания человеку понадобятся. В то время Муса Гали учился в Москве на Высших литературных курсах при Союзе писателей СССР, я перевёл ему поэму «Солнце и слёзы». Он приехал и говорит: Саша, тебя тоже могу обрадовать! Эту поэму так высоко оценили, что её теперь как образец перевода на литературных курсах на практических занятиях изучают.

Потом в моём переводе книга с поэмой вышла в Москве, в издательстве «Советский писатель». Книга так и называлась «Солнце и слёзы». Тогда-то я и пожалел, что утратил язык. Когда об этом я грустно поведал Гали Ибрагимову, автору знаменитого романа «Кинзя», он принёс мне буквари, самоучители, но время уже ушло, я был очень занят и не смог заняться языком.

О женщинах и о любви

Всё моё трепетное отношение к женщинам вы можете увидеть в моих стихах. Если любишь женщину, то всё в ней нравится: и как она готовит, и как она улыбается, и какой у неё характер, и голос. А в целом нравится в женщинах душевность, мягкость и красота. Когда есть душевность, наверное, любая женщина красива. У любимых, как ни странно, могут и недостатки показаться достоинствами.

(Сокращённая версия интервью была опубликована в журнале «Уфа. Собака.ру» в июле-августе 2011 года)