Все новости
ЛИТЕРАТУРНИК
11 Мая 2022, 15:33

Сферические берега Ирины Одоевцевой. Часть первая

С придыханием. Прямо-таки сгорая от нетерпения… Пальцы всё тянутся, лезут на «автопилоте» к лежащей книге с золотистыми уголками, в твёрдой обложке, от издательства «Азбука» из серии «Русская литература. Большие книги». И автор-то… авторша, просто само очарование! Сама Ирина Одоевцева, одна из последних представителей Серебряного века, дожившая до преклонного возраста, 95-ти лет. И как многие догадались, речь идёт о её произведениях «На берегах Невы» и «На берегах Сены». А в издании «Азбука» (Санкт-Петербург) добавлены небезынтересные главы недописанной ею книги «На берегах Леты».

 

*  *  *

И металлический, визгливый скрежет дверных петель, вой ветра в водосточных трубах, гранитный всплеск Невы, и несётся скачками вновь неугомонная эпоха литературного серебряного инсургентства. И да, книга как огромный магнит, как дыхание песка-времени – от неё невозможно оторваться. Страницы… паруса и без легкого бриза надуваются, шуршат. И сколько же великих поэтов, писателей протопало между строк, над строками? – с кем довелось пообщаться, дружить Ирине Одоевцевой. Позавидовать можно. О книге своей она говорила: «Воспоминания, как острый нож они. Ведь воспоминания всегда regrets ou remords (сожаления или угрызения совести), а я одинаково ненавижу и сожаление о прошлом, и угрызение совести». Сказано в самом начале ею в предисловии книги. И пишет она не о себе, ни грамма эгоизма, если разобраться. Она пишет о них и для них. Где вы глыбы, командоры, атланты? – Николай Гумилёв, Андрей Белый, Иван Бунин, Иосиф Мандельштам, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Александр Блок, Фёдор Сологуб, Анна Ахматова, Сергей Есенин, Тэффи и, конечно, Георгий Иванов, ставший её мужем.

Гумилёв и его лучшая ученица

Лекция в Тенишевском училище началась в пятом часу. Он в качестве лектора явился в оленьей дохе с белым рисунком по подолу, колыхавшимся вокруг его длинных худых ног. Ушастая оленья шапка и пёстрый африканский портфель. Вид, так сказать, пренеобычный, оккультный. И, казалось, всё говорило в нём – я велик и могуч. Да, это Николай Гумилёв. Его речь на лекции излишне торжественная, чуть плавная и в каком-то смысле чужеродна для рядового слушателя. Он запугивал, вероятно, будущих поэтов. Он сидел как статуя. Он словно выше всех. Паяц, на вид как консисторский чиновник (прозвал его так один из возмущённых слушателей). Но кто бы мог знать тогда, что Николай Гумилёв жутко нервничал, боялся опростоволоситься. Отсюда «белокаменная» маска. И холодное позёрство.

Случился разбор стихов в студии «Живое слово». И самое первое под «нож» Гумилёва попало именно стихотворение Ирины Одоевцевой. Тематика чрезвычайно экзотическая – испанская… сомбреро, красные плащи. И всё же разнос был чудовищный. Её, рыженькую, с чёрным бантом в волосах подняли на смех. Николай Гумилёв, как бы сказали сейчас, жёг! Правда, автора «испанского колорита» поэт не видел. Могло произойти так, что после освистывания Одоевцева к стихам и близко не подходила бы, а «африканца» обходила бы за километр долгие годы. К прочему, она стала склоняться в сторону кинематографа, инцидент тот сильно подмял в ней всякое желание писать стихи. Но судьба вещь сама в себе, нет-нет да выдаст непредвиденный кульбит.

Всё же лучше вычитать-высмотреть этот отрезок жизни Одоевцевой в книге, но скажу, при переходе из «Живого слова» в новую литературную студию она стала его лучшей и, вероятно, любимой ученицей. И дружбой скрепился их союз.

Заговорщик

В «На берегах Невы» мало говорится о гибели Николая Гумилёва, особенно о её причинах. Неужели он на самом деле состоял в сообществе, выступавшем против большевистской власти? Однако и по сей день никто не дал полного задокументированного ответа на сей вопрос. А его арестовали в 1921 году 3 августа по делу «Петроградской боевой организации Таганцева». Тогда массовому расстрелу подверглось большинство представителей научной и творческой интеллигенции, и среди них Николай Гумилёв.

Он вояка ещё тот. Он единственный из литературной тусовки кто участвовал в боях Первой мировой войны. В октябре 1914 года в качестве добровольца воевал в Восточной Пруссии, в ноябре – на территории Царства Польского, бился за польский Петроков, награжден за ночную разведку Георгиевским крестом 4-й степени. Пожалован Георгиевским крестом 3-й степени за Волынь. В апреле 1917 года удостоился еще и орденом Святого Станислава 3-й степени. Вся грудь в крестах, так сказать. А как иронизировала по этому поводу его жена Анна Ахматова:

Долетают редко вести

К нашему крыльцу.

Подарили белый крестик

Твоему отцу.

Он никогда не скрывал своего монархического взгляда и даже бравировал им. Порой на публичных поэтических вечерах он открыто заявлял: «Я убеждённый монархист». И считал, что его никто не тронет, он слишком знаменит. Перед матросами Балтийского флота он однажды читал свои африканские стихи. И особенно чеканно и громко он проскандировал эдакие строчки:

Я бельгийский ему подарил пистолет

И портрет моего государя.

По залу разнёсся протестующий ропот. Несколько матросов вскочило с мест. Поговаривали, что кто-то схватился за наган. Николай Гумилев с невозмутимым спокойствием продолжал читать, будто не замечая, не удостаивая вниманием возмущенных слушателей. А ведь могли шлёпнуть на месте: время было такое. После читки повисла угрожающая тишина. Он смотрел на балтфлотцев своими (косыми) режущими как нож глазами, они смотрели на него своим огненным взглядом. Будто ещё чуть-чуть и беды не миновать. Но минуту одну-другую – посыпались поначалу жалкие хлопки аплодисментов, перешедшие впоследствии в бурные овации. Гумилёв на сей раз победил.

Рисковый он человек, до невероятия. Как-то раз с Ириной Одоевцевой они вместе гуляли по Невскому, выдавая себя за иностранцев – этаких чопорных англичан. Расспрашивали на английском языке прохожих – как пройти к Гостиному двору или в Аничков дворец. Попутно иронизировал, кривлялся Гумилёв (опять же на английском) о Ленине, Марксе. Обоим безрассудно весело. Одоевцева всю дорогу хихикала. Гумилёв сохранял должную хладнокровность. Их гулянье могло обернуться большими неприятностями. Время-то лихое; чекисты могли их арестовать, и дело о шпионаже завести…

Возвращаясь к заговорщику-подпольщику Гумилёву, что тут можно сказать, подытожить? Ворошить всю историю нет смысла, об этом предостаточно в жирных объёмах выложено в интернете. Сама Одоевцева тоже не дала в книге точного ответа, но подозревала, что он мог действительно состоять в подобной организации. Всему виной его лихость, может даже безрассудная. Она прямо-таки толкала его в бой, решительный и последний.

И небезызвестный эпизод. Одоевцева гостила на квартире Гумилёва. И «На берегах Невы» она особенно подчёркивала, что за нею водилась одна прелюбопытная и в чём-то милая привычка: находясь у кого-нибудь в гостях, она, частенько видя какую-нибудь безделицу, вещицу, брала её сразу в руки – прощупывала, разглядывала, вертела туда-сюда. А уж у Гумилёва сам Бог велел… и, по всей вероятности, у него на квартире она вела себя гораздо смелее. Они же на тот момент являлись лучшими друзьями – не разлей вода. И как-то она увидела выдвинутый ящик письменного стола. И, разумеется, машинально нырнула туда. И выудила пачку денег… немалых денег. Шок! Встряска! И всё это видел, наблюдал рядом стоящий Николай Гумилёв. Пошла череда извинений с обеих сторон. Гумилёв признался, что он состоял в организации, которая готовится выступать против большевистской власти. И денежки те именно оттуда. По этим пачкам логично предположить: это не просто антисоветская говорильня, а нечто серьёзное, с далеко идущими планами.

Так что, кто знает, возможно Николай Гумилёв и впрямь не прочь был поиграть против неугодного ему нового государства. Он сам без оглядки лез под пулю… Он мечтал о нечто подобном.

Пуля, им отлитая, просвищет

Над седою, вспененной Двиной,

Пуля, им отлитая, отыщет

Грудь мою, она пришла за мной.

1916 год.

И он давно предрёк своё печальное будущее.

 Продолжение следует…

Автор:Алексей Чугунов
Читайте нас в