Все новости
ЛИТЕРАТУРНИК
19 Апреля 2020, 14:00

Стило Мустая

Когда-то я прочитал стихи про молодого, подгулявшего на сабантуе поэта, который в пылу загула потерял шапку... А спохватившись, утешился тем, что не потерял головы... Это были стихи Мустая Карима. Они произвели на меня сильное впечатление. И прежде всего – мудростью молодого гуляки: гулять – гуляй, а головы не теряй... Тем более что мы, тогда еще молодые и бесшабашные поэты, частенько теряли... сначала шапки, а потом и головы.

Но наш наставник, Мустай Карим, никогда не впадал в назидательность. Тем паче – в ханжество. Он, скорее, утешал нас. И одно из его утешений тех лет запомнилось мне на всю жизнь: “В жизни можно о многом пожалеть, но никогда – о дружеских застольях”... И теперь, перечитывая старое стихотворение молодого тогда поэта, удивляюсь, как по-новому оно звучит. С каким-то удивительно современным подтекстом. Хотя бы первая его строфа:
“Я с сабантуя возвращаюсь. Зной
Пошел на спад. И день идет к пределу.
Я невредим. И все мое со мной.
Лишь где-то шапка с головы слетела”.
Потом я прочитал его “Черные воды” – поэму, полную такого трагизма, после которого даже шекспировский показался мне довольно инфантильным... Впоследствии Мустай Карим написал не одну трагедию. Например, темную, с почти мистическим подтекстом “Ночь лунного затмения”. Хотя мне больше пришлась по душе трагедия о Прометее – из-за ее не сразу доходящего до тебя подтекста. Пока на одной из наших встреч Мустай Карим не пояснил, что трагизм – не в прометеевых страданиях, а в самих людях, отказавшихся принять прометеев огонь! И эта поразительная мысль стала для меня едва ли не откровением. И до сих пор я поражаюсь людям, которые отказываются от огня... От огня, от света, который несут им современные Прометеи – поэты, ученые, просветители, вольнодумцы и бунтари. И тогда же на эту тему я написал стихи:
“Мы выйдем и в Люди, и в Боги,
С кромешною тьмою борясь!..
Лишь к Свету ведут все дороги!
А к Храму – лишь светобоязнь...”.
Как-то, еще будучи студентом, на одном из вечеров поэзии перед старшими поэтами во главе с Мустаем Каримом я озвучивал свои первые стихи... И Мустафа Сафич, прослушав их, тут же передал мне записку, в которой говорилось, что последнее стихотворение (“Караидель”) очень хорошее!.. В то время была мода на писание записок – в качестве пропусков на склад за шапкой, в магазин за кассетником, в буфет за икрой... Мне же Мустафа Сафич написал «записку в поэзию». В поэты. В писатели. В Союз писателей СССР... В наше время была еще одна мода – называть молодыми поэтов, возраст которых едва не переваливал за пятьдесят лет. Скорее, из-за того, что многие из нас, подстриженных одними и теми же идеологическими ножницами, не имели своего мировоззрения. Или из-за отсутствия того, что называется поэтическим кредо. Не было его и у меня, пока я не услышал от Мустая Карима: “Все мое творчество сводится к одному – напоминать людям, что они родились не сегодня!”. Что и стало основой моего мировоззрения. Моей пожизненной идеологией. Моим кредо. И не только моих писаний, но и моей медицины. Психиатрии и психотерапии...
Когда Мустаю Кариму было присвоено звание Народного поэта, он сразу же занял достойное место среди тогдашних Народных поэтов: Расула Гамзатова, Кайсына Кулиева, Якова Ухсая, Давида Кугультинова... Что меня особенно не удивило... Но лично для меня он стал народным, когда народ начал распевать его песни как свои. Или говорить его языком – поэтическими выражениями, крылатыми словами, а то и оговорками...
Как-то, к примеру, он оговорился, что больше всего на свете любит свои «народные, печальные и продолговатые» (!) песни. И правда, так может оговориться только истинный народный поэт. Кстати, эта оговорка стала и моей. Потому как я тоже люблю свои народные, печальные, и воистину «продолговатые» (лучше не скажешь) песни...
Все мы когда-то, где-то, у кого-то чему-то учились. Помнится, Рами Гарипов, довольно сурово учил меня доделывать до конца начатое. Я тогда начинал переводить его стихи. А Александр Филиппов учил не задерживаться на достигнутом. Не зацикливаться. Двигаться дальше. А Мустай Карим наставлял: главная наша беда – лень! И задача писателя – заставить себя пересесть с дивана за письменный стол. Преодолеть свое отвращение к письму. К чистому листу бумаги. И взяться, наконец, за писчее перо... Это был его любимый конек. Его стиль, его стило, которым он погонял и нас, и самого себя... Мустай Карим часто повторяет афоризм французского писателя Жюля Ренара о том, что гениальность любого творца определяется не только качеством его творений, но и их количеством. С другой стороны, мы называем гениями и тех творцов, которые сохранились в нашей памяти единственной, но гениальной фразой. Например, Эрнест Хемингуэй сказал: “Я человек! И ничто человеческое мне не чуждо”. Но он всего лишь пересказал старую, давно сказанную кем-то из древних фразу. А вот Мустай Карим сказал свою собственную, может быть, самую гениальную, самую крылатую! Облетевшую всю нашу вечно разобщенную многострадальную Россию. Одну, собирающую и объединяющую всех нас, россиян, фразу: “Не русский я, но россиянин”.
Разумеется, приятно сознавать себя современником и Эрнеста Хемингуэя и Мустая Карима... Но еще большую гордость я испытываю от того, что мне довелось однажды поспорить с Мустафой Сафичем. И он снизошел до спора со мной! Причем на самом эмоциональном, почти аффективном уровне... Но это никак не отразилось на наших с ним отношениях. Более того, я убежден, что отрицательные эмоции так же крепко сближают людей, как и положительные.
Георгий КАЦЕРИК
Читайте нас: