Все новости
ЛИТЕРАТУРНИК
7 Августа 2019, 20:02

А будет это так. Часть четвёртая

Виктор УЛИН Интервью, данное Айдару Хусаинову, главному редактору газеты «Истоки» Продолжение (Хотя стоит заметить, что и на бульварной литературе сейчас простому человеку серьезных денег не заработать. Даже отпетых детективщиков держат в черном теле: гонорары платят ровно такие, чтобы автор не умер с голода в промежуток между двумя похождениями Мурзилкина, дальше обворовывают по полной программе – укрывает роялти за новые заводы, отнимают права на самостоятельные электронные публикации.)

В такой ситуации писатель, не прогибающийся перед читателем, обречен на нищету.
Мне часто приходится слышать, что целесообразен лишь тот труд, который приносит дивиденды, ergo писательство есть занятие бесперспективное.
Спорить с такими людьми бесполезно, но я все-таки выскажусь.
Писатель – товар штучный.
Это не бухгалтер, не менеджер, не банковский служащий или системный администратор, которые, конечно, нужны на своем месте, но являются взаимозаменяемыми.
Даже из тысячи аудиторов нельзя сделать одного прозаика; он рождается один на миллион и заслуживает поддержки.
Наша польза обществу не сиюминутна, она не приносит мгновенной отдачи и уход наш в каждый отдельный момент не является критичным.
Все это так.
Но если мы сгинем, угаснет и сама культура.
Ты скажешь, дружище, что я нарисовал мрачную картину.
Но что поделать, если все так и есть.
Встает, конечно, разумный вопрос: а что будет дальше?
Подобно своим героям, я оптимист. Ни в чем нет предела совершенству; пропасть, в которую мы падаем, не имеет дна.
Впрочем, о том еще две тысячи лет назад говорил гораздо более умный человек:
«Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие.» (2 Тим. 3:1)
– Мы с тобой видели много амбициозных людей, которые считали себя писателями, их даже награждали, публиковали. Но прошло немного времени, и их даже след простыл. Что это было? Зачем люди занимались не своим делом?
– Ну, Айдар…
Плох тот солдат, который не мечтает стать хотя бы ефрейтором.
Я тоже желал бы, чтоб на другом конце Тверского, у Никитских ворот, стоял мой прижизненный памятник в концертном фраке из полированной бронзы.
Я понимаю тех, кто стремится к регалиям; человек тщеславен.
Более того, осмелюсь заявить, что амбициозность до определенной степени положительна. Если человек не стремится выделиться из своей среды, то до конца дней так и просидит на грядке.
Но другое дело, что в наши времена свое тщеславие мы удовлетворяли достойными методами.
Вспомни, дружище, как мы проходили отбор на Всесоюзные совещания молодых писателей, чего стоил творческий конкурс в Литинститут (вот я, например, прошел его лишь со 2-й попытки, через год), как трудно было опубликоваться в журнале, пройти редсовет издательства и выпустить книгу, вступить в настоящий СП СССР.
Я не говорю, конечно, что в наши времена все было так уж идеально. Совсем нет, об истинной свободе не мечталось. Диссертации можно было переплетать в красный цвет лишь когда они относились к общественным наукам, а в литературе зеленый всегда горел только тем, кто восхвалял ЦК КПСС, ВС СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ. Но, согласись, кое-чем не стоит заниматься против ветра, даже бушмены в своем племени вынуждены соблюдать определенные правила игры.
А сейчас правил не существует, требуются только деньги, деньги и еще раз деньги.
Если мне хватит средств на «вступительные» взносы (=сумму на содержание правления), я могу стать членом всех существующих «союзов» писателей: от городского Закулдыктамакского до Интернационального со штаб-квартирой в Гонолулу.
Но «членством» ассортимент покупных регалий не ограничивается.
Стоит внести сумму в пул, как я стану лауреатом литературной «премии» (составляющей десятую доли того, что положат себе на счет устроители хепенинга).
Заплатив каких-то пару тысяч рублей за 1 страницу своего текста, я сделаюсь бессмертным, войдя в «антологию» современной литературы. (Я лично знаю людей, которые гробили на это свою месячную пенсию.)
Каждый год я могу «награждать» себя какой-нибудь литературной медалью. Человек, далекий от писательства, читает перечень регалий и испытывает уважение к награжденному. Но sapienti sat, что членам нынешнего «союза» писателей регулярно приходят письма примерно такого содержания:

«Вы награждены памятной медалью Пушкина (Кукушкина, Подушкина, Раскладушкина) за вклад в развитие русской словесности.
Медаль имеет две степени: серебряную и золотую.
Стоимость серебряной медали 15 тысяч рублей.
Стоимость золотой – 25 000.
В случае, если приложенный к данному письму счет будет оплачен Вами в течение 5 банковских дней, цена снизится до 10 и 20 тысяч рублей соответственно.»
Думаю, дальше рассуждать на эту тему нет смысла.
Но все-таки скажу так.
Не всегда требуется время для того, чтобы все встало по своим местам.
К нам с тобой, дорогой мой Айдар Гайдарыч, это относится.
Наши пьедесталы не пошатнет уже ничто.
– Сейчас есть попытки принизить значение писательского труда. А по-твоему в чем его смысл и значение?
– Я уже сказал, повторю еще раз.
Мы – хранители языка, хранители самой культуры.
Мы те, кто стремится удержать общество от возврата в интеллектуальные пещеры.
Каждый из нас, еще не сложивший руки, может быть аттестован словами из романа «Девочка у моря» (где мой главный герой не писатель, а всего лишь московский профессор-филолог, пытающийся вытолкнуть из болотной среды поэтически одаренную девочку):
«Подвижник, изо всех сил пытающийся если не улучшить свой никчемный век, то хотя бы не дать ему растерять все, накопленное за двадцать предыдущих.»
– Чего ты добился своими трудами?
– Естественно, каждый из нас хочет чего-то добиться, делая единственное дело, которое он может делать лучше всех.
Порой мне приходится читать рассуждения о миссиях, сверхзадачах, уровнях мирового разума и прочих высоких материях.
Так вот все это – полная чепуха; жизнь не требует выхода на кармические глубины Вселенной.
Единственная сверхзадача любого человека – быть счастливым.
Остальное приложится.
Счастью не нужны планетарные масштабы.
Если все мы станем счастливы по отдельности, то будет и в небесех мир и в человецех благоволение.
Любой человек мечтает о жизненном успехе и любой его заслуживает. Каждый, кто трудится в поте лица, начиная с определенного момента должен получать по заслугам.
Жить по меньшей мере в элитном доме с консьержем и керамогранитом, при незаплеванных лифтах и без иммигрантов из Средней Азии во дворе.
Питаться не магазинными пельменями из бычьих хвостов, а сыром «рокфор», лангустинами и авокадо.
Ездить не в троллейбусе с бомжами, а за рулем собственного вишневого Шевроле Камаро-Берлинетта. (Или хотя бы на черном Ягуаре XJ, каковой был у одной моей подруги в 2009 году.)
И отдыхать не в прокисшем Сочи, а на острове близ побережья Коста-Рики. Сидеть в шезлонге среди белоснежного песка и знать, что стройная фигурка, одетая лишь в кошачий хвост, по взмаху флажка принесет снифтер «Хеннесси ХО» на подносе ацтекского золота…
Увы.
Годы убедили меня в том, что творческая деятельность и жизненный успех в наше время – две вещи несовместные.
Глядя вокруг себя и анализируя судьбы одноклассников, сокурсников по матмеху ЛГУ и Литинституту, да просто знакомых, я прихожу к выводу, что чем глубже человек, чем он одареннее и образованней, тем плачевней итог его жизни.
Примеров приводить не буду, чтобы не расстраивать лишний раз тех друзей, о ком сейчас подумал.
Мне могут возразить, указать на материально процветающих имярек, «сделавших себя с нуля», но я скажу, что способность к процветанию и душевное богатство связаны обратной зависимостью.
На самом деле это придумал не я.
В очередной раз отклонюсь от ближнего привода твоих вопросов.
Я учился в Литинституте, учусь всю жизнь, однако у меня нет учителей.
Меня учили Ремарк, Чехов, Юлий Цезарь, Лонг, Жан-Жак Руссо, Алексей (Н) Толстой, Паустовский, Стефан Цвейг, Бунин, Мухтар Ауэзов, Иван Сургучёв, Самуил Маршак, Джеральд Даррелл, Юрий Бондарев, Энн Ветемаа…
Но в моей литературной судьбе есть люди, оставившие глубокий след.
Главным из таких является Ленинградский прозаик Валерий Суров.
Работая в отделе прозы журнала «Нева», он в декабре 1984 года дал отрицательное заключение по первому роману, который я принес в редакцию, уверенный, что увижу произведение напечатанным раньше, нежели придет из Москвы новенький диплом кандидата физико-математических наук.
Но, «завернув» кирпич рукописи, Валерий Петрович не отвратил меня от писательства, а как раз наоборот: побудил писать еще, писать дальше и лучше.
С Суровым мы стали друзьями, регулярно встречались в ленинградский период жизни, я стал членом секции молодых прозаиков ЛО СП СССР, познакомился и подружился там со многими ныне известными Петербургскими писателями – например, с Сергеем Арно, с которым мы поддерживаем отношения по сю пору.
Так вот, Петрович повторял одни и те же слова:

– Надо или жить, или писать.
В те годы я его не понимал до конца, сегодня полностью согласен.
Говорить о материальном, чего может добиться писатель своими трудами – если это писатель, а не конъюнктурщик, держащий нос по струе идеологии и читательского спроса – несерьезно.
Столь же несерьезно говорить о чем-то нематериальном.
В мемуарно-публицистической книге «В начале было Слово», которая рассказывает о тебе и твоих романах, я сказал:
Художник всегда живет в аду своей души.
Повторю эту мысль еще раз.
Добиться писатель своими трудами может лишь внутреннего раздрая, который и дальше побуждает жить по тому же сценарию.
Это, конечно, так.
Наступила осень жизни, небо сделалось холодным, в прозрачном воздухе запахло снегом – первым и одновременно последним.
Но все-таки пока Земля еще вертится, пока еще не написан Вертер, материал этот я закончу словами Юрия Иосифовича Визбора:
Еще придет зима в созвездии удачи,
И легкая лыжня помчится от дверей,
И, может быть, тогда удастся нам иначе,
Иначе, чем теперь, прожить остаток дней.
Иначе, чем теперь, прожить остаток дней…
Последнего желаю и тебе, дружище.

Читайте нас: