Вспоминая Мустая. Окончание

На худсовете идею поддержали. Сомнение было только одно: сумеем ли мы оказать достойную конкуренцию Башкирскому академическому театру драмы, в репертуаре которого долгие годы с успехом шла эта пьеса в постановке выдающегося российского режиссера, народного артиста РФ, лауреата Государственной премии России Ривката Вакиловича Исрафилова.

Премьерный спектакль прошел успешно. Пресса была доброй. Мустая Карима на премьеру пригласить не удалось по понятной причине, его не было в городе. Через несколько дней узнаем, что Мустай Карим стал лауреатом Ленинской премии и с наградой возвращается домой.

На первый же спектакль – после вручения Мустаю Кариму премии – пригласили лауреата в театр. Он пришел с секретарем обкома КПСС, драматургом Тагиром Ахунзяновым. В театре был праздник. На спектакле – аншлаг. Публика восторженно приветствовала Мустафу Сафича. Артисты работали с вдохновением. Бывает такое, что все получается отлично. Это был тот самый вечер.

После спектакля Мустай Карим и Тагир Исмагилович зашли за кулисы, поблагодарили актеров, а потом у меня в кабинете в узком составе обсуждали спектакль. Может быть, настроение было приподнятое, а может быть, и вправду театр сделал отличный спектакль. Гости хвалили артистов, мы – автора пьесы. Наконец-то Мустай Карим не выдержал и подвел итог встречи, как всегда, с юмором:

– Хороший спектакль, отличные актерские работы, главная героиня замечательная! И, помолчав, добавил:

– Посмотрел спектакль, и наконец понял, о чем я написал пьесу.

Тагир Исмагилович, вдохновленный праздничным настроением, поддержал Мустая Карима:

– Не помню, когда артисты вашего театра получали почетные звания.

– И я не помню, при моей службе в театре точно такого не было, – пошутил я.

– Ну, давайте, готовьте документы на получение почетных званий: три заслуженных артиста и два народных.

Мустай Карим, поддерживая секретаря обкома, добавил:

– И не забудьте главную героиню Айгуль.

Но на худсовете, где утверждались кандидатуры на соискание почетных званий, именно эта кандидатура не получила поддержку. Молодой актрисе было года двадцать два, первая крупная роль. Думаю, это было эмоциональное решение артистов по отношению к начинающей актрисе. Я был новичок в театре. Не хватило опыта. Надо было настоять на предложении Мустая Карима. В театре была бы самая молодая заслуженная артистка республики. Это был бы хороший пиар, и, возможно, это повлияло бы на судьбу актрисы, которая, к сожалению, не сложилась и быстро завершилась. Судьба.

За более чем сорокалетнее знакомство с Мустафой Сафичем у меня на книжных стеллажах собралось десятка два его книг. Многие из них подарены автором с автографами. Однако одна из самых дорогих подписей сделана им на снимке, который неизвестный фотограф запечатлел на каком-то мероприятии в Республиканском русском драматическом театре еще в прошлом веке. Фотография технически не совершенна, однако мне очень дорога. На ней я рядом с поэтом, сделавшим на фото надпись:

«Слава! Прими мою многолетнюю братскую приязнь. Апрель. 84 г. XX век».

Я сделал роскошную, красивую рамку под старину. Известный уфимский фотодизайнер Александр Штеренбах «выжал» из любительского снимка все, что можно, и уже тридцать лет эта фотография украшает мой домашний кабинет. Среди замечательных картин Бориса Домашникова, Александра Бурзянцева, Ивана Фартукова, Сергея Краснова она радует мое сердце, рождает воспоминания и мысль, что жизнь подарила мне замечательную дружбу (приязнь).

Когда в 1980 году я еще не работал в драматическом театре, предугадывая мое будущее, Мустафа Сафич на мой день рождения подарил свою книгу, в которой напечатана его замечательная трагедия «Не бросай огонь, Прометей!». К тому времени пьеса была поставлена в Уфимском театре кукол знаменитым режиссером, учеником Сергея Образцова Владимиром Штейном. Незабываемая постановка. Интеллигенция буквально штурмовала вечерние спектакли детского театра. Позже пьеса шла в Башкирском академическом театре драмы имени Мажита Гафури. К сожалению, когда я стал директором театра, мне не удалось убедить тогдашних театральных режиссеров взять эту пьесу в работу – боялись не выдержать творческой конкуренции. У суеверных и мнительных людей искусства такое бывает.

А текст на титульной странице книжки был такой:

«Славному Славе Стрижевскому с большим уважением к его мастерству и личности».

Мустай Карим. 3.11.80.

Этим стихотворением открывается книга Мустая Карима «Возвращение». Она подарена мне в августе 2004 года. Время не самое простое в жизни поэта. Так называемая демократия развязала языки завистников. Я думаю, гордость и мудрость Мустая Карима не позволили ему отвечать на обидные, зачастую хамские выпады коллег по литературному цеху. «Авторам» сегодня должно быть стыдно, время все расставило по своим местам. Все знают, кто есть кто.

Но душа поэта переживала, болела, обдуваемая ветрами предательства, теряла «друзей притворных». На этой книжке Мустафа Сафич оставил дорогую моему сердцу запись:

«Моему старому другу Стрижевскому Славе на добрую память. Мустай Карим. Август. 2004 г».

Уже на закате моей работы в Башкирском театре оперы и балета мы сидели в так называемых «апартаментах», ужинали по случаю моего шестидесятилетия. Засиделись, большинство гостей уже разошлись, но самые стойкие остались. Вдруг получаю записку, написанную на салфетке: «Слава, ты домовой этого театра! Мустай»!

Да, Мустафа Сафич, возможно, я и был домовым театра, но Вы были и остаетесь домовым целого народа. Вы – домовой наших душ.

Вот уже и я сижу у открытого окна, и мне в душу дуют ветры воспоминаний. Как прав Мустай, что у костра дружбы и приязни собираются все меньше друзей и все больше «топчутся» чужие незнакомые лица.