Писатель Леонид Соколов в его времени и пространстве. Часть вторая

6

Отнесение современных писателей к классу людей с первым техническим образованием или людей почему-то не чутким к внутренней форме слова объясняет многое, но не личностный фактор в подходе к творческому процессу вообще.

Оболванивание мозга технократическим рационализмом или духом времени нескольких крайних веков и дилетантство в искусстве сегодня, увы, близнецы-братья.

Живая интуиция, подлинное дарование и художественный Вкус в литературе долго и часто подавлялись извне.

Так что Божий дар в литературе и вообще в культуре по-прежнему путается с яичницей техногенной цивилизации, полезность которой, конечно, не подлежит сомнению.

7

Техническое образование как жёсткое первоначальное обучение-дрессировка мозга людского, общества в целом полностью поглощает то, что всегда было и называлось Даром Божьим. И ведь нам это нравится, игра интеллекта! Если бы только одна игра, а не гибель искусства как свободного творчества.

Писатель современный едва ли не целиком и полностью перестал быть свободным мыслителем и поэтом в одном лице. Приходится для примера, как это ни сделалось тривиально, ссылаться на Достоевского. Писателя, мыслителя и поэта одновременно. Случай редкий, но сверхценный. Или, потом, хотя бы на Бунина, Набокова, Куприна, Чехова, Булгакова, Зощенко, конечно же Андрея Платонова – для полноты сравнения. Можно вспомнить дарования не менее блестящие, но уже помельче: Олеша, Ильф и Петров, Добычин, Хармс… и постепенно приходим к уже названному нами Синявскому. Не минуя крайне горький опыт Шаламова с Солженицыным или сказочно удачное – при всей личной трагичности его судьбы – писательское наследие Саши Соколова. О Пелевине, Сорокине, Викторе Ерофееве, Лимонове (писателе, не борце) стоит напомнить для полноты не номенклатурной картины в русской литературе советского переломного времени.

Ибо и там, и там (почти везде) тоже есть Юмор – но вот намерения и реализация писательского Замысла – вполне-таки были серьёзные, или очень серьёзные. Ибо обстоятельства были нечеловеческие (редко они бывают иными), не до смеха часто бывало. (Проблему-то решать всё равно надо, посмеявшись для разрядки.) И мрак описать – необходимо тоже для всей полноты опыта человеческого, а не ради самого мрака, разумеется. И для этого мужество – необходимо. Мужество изгнания со сцены, официально дозволенной только крокодилам оболваненной сатиры и юмора, и им только предоставленной.

8

Но вернемся наконец к нашему автору.

Леонид Соколов открыл и десятилетиями разрабатывал особый способ художественного выживания при любом самом адском, искусственном формалистическом режиме, при любом самом сумасшедшем бесчеловечном порядке вещей.

Причём творчество его начинается с самого казалось бы элементарного уровня, с работы с отдельными словами, социально применяемыми. Здесь естественная философия жизни смыкается с такими же естественными обстоятельствами места и времени. Писатель наш даже не придумывает, а эвристически вдруг открывает неожиданные грани слов, границы, возвращающие словам и их неподкупному свидетелю-читателю необходимую, неотъемлемую, но насильственно отнятую у них некими вирусами человечность, смешную гуманность. Гуманность бракуемую бездарными бесами якобы искусственного интеллекта, а на деле, крайне тупой, примитивной, бездарной, но вечной в своей мертвенности, бюрократии.

То что производит и проделывает Л. Соколов со словом – это бесспорно освобождение сознания или души человека от морока искусственных, фальшивых методологий и жестокой механизации уже не сознающего себя перепроизводства бессмыслицы в бедной голове несчастного современного человечества. Избавление вольным художничеством от автоматического самоумножения всяческих искусственных бесчеловечностей и бесценностей, то и дело чем-нибудь нужным прикидывающихся. То – очередным околонаучным термином, то частью самоубийственного якобы современного мировоззрения общества, на деле же, напротив, нелепо и вредоносно сформированного. А то и ещё чем-нибудь этаким, бесконечно важным для человека именно сегодня, именно здесь и сейчас. Вот Леонид Соколов таким словам и возвращает настоящий словесный смысл, то есть часть отнятой у них живой души. Может быть, это и не писательская мысль в её полноте и продуманной завершённости, но – всё же некий живой пучок смыслов слова, а значит, и самого русского языка.

Уже первый раздел книги – раздел от А до Я – показателен в этом отношении:

Водозапорная башня. * Вредоплата. * Вяловой доход. * Влажная персона. * Вонюче-вмазочные материалы.

Чушь для ресниц. * Шалун красоты. * Шкуросшиватель.

Штрафоман. * Школолаз. * Шаурманщик. * Элементарная сестрица. * Эхономист. * Щелеустремленный. * Щекист. * Юлист-консульт. * Юань да Марья. * Яблочный Стас. * Ягодичная поляна.*

Второй раздел называется – «С ПЕСНИ ПО СТРОЧКЕ». И он также демонстрирует как смешны могут быть застывшие части обывательского мозга, привычно не работающего ежедневно над словами и выражениями. А между тем, слово уже само – очень и очень подвижно. Свет нельзя запереть в тёмный ящик, а природа слова, как читатель уже догадался, световая, смысловая. Контекстуально-языковая.

По дому гуляет казак молодой… * Умора у синего моря… * И родина щедро споила меня! * И невозможно повернуть нам зад… * А деньги как птицы летят… * Кондуктор, не смеши… * Утащили у тачанки все четыре колеса… * Не страшна нам кормежка любая… * Летят переплетные лица… * Однажды хозяйка с пивбара пришла… * Всегда быть в каске судьба моя! * Формуляр, тебя я потерял…

Третий раздел «Песни народов мира».

Четвёртый раздел – «Песни с комментариями».

«Опять от меня сбежала последняя электричка…», потом тесто, зарплата, жена… «Никто тебя не любит так как…», в виду того, что, потому что… «На позицию девушка провожала бойца…», а потом встала в позу… «И сокращаются большие расстояния…» а также зарплата, штаты, надои… «Как жену чужую обнимал березку…» и безопасно, и экологически чисто.

В пятом разделе – «Пословицы и поговорки по-новому» – появляется дополнительный ракурс, позволяющий и припомнить саму поговорку, и включиться в игру со словом. Что оживляет и то, и другое. Может показаться (так оно и есть), что это простой способ. Но вот применить его самостоятельно, не имея чувства юмора, практически невозможно. Так что такая игра веселит, если не развивает у навеки тупого человеческого организма смехотворного оргазма (видите, и я шучу. Юмор – это снижающий троп, так что не стоит им злоупотреблять). С другой стороны, я не могу объяснить (могу, но не стану), почему это смешно. Тому, кому смешно, объяснять не надо. Уморительно весело, хотя материи касается низменной. Плох тот ассенизатор, который страшится запачкаться или просто не любит своего дела:

Где Маша не пропадала! * Бился как Лида об лед. * Цеплялся за каждую Любку. * Кому чего, а милому – Аня. * Как с Дуси вода. * С милым лай и в шалаше. * Просто так – хуже воровства. * Аппетит проходит во время еды. * Где фраки зимуют?! * Не весть что красит человека. Пришел, увидел, нахамил… * Кто с ничем к нам придет, с ничем и уйдет… * Игра с козлом причина пожара… * Хорошо там, где банкет! * Ищи ветер в Интерполе… * Готовь мани и летом, и зимой. * Дыра родила мышь. * Хорошие вина при плохой еде.

Вы слышите, добрый читатель, всюду тонкий намёк на толстые обстоятельства?

Нет, книга бесспорно, нужная. Любая книга должна учить всему. И когда из плохого делается нечто ещё хуже, то вместе с тем, оно в целом становится только лучше. Таков закон арифметики: минус на минус – плюс. Потому утрируя иную русскую пословицу, и без того рождённую горчайшим народным опытом – нуждой, горем или сладострастным развратом, писатель Леонид Соколов делает ей только одолжение:

Не подмажешь – наедут. * Парней на переправе не меняют. * Рожденный пожрать летать не может. * Свинья связи найдет! * Мадам – моя крепость. * Икра стоит свеч. * Чем дальше в ЕЭС, тем больше дров. * По нутру и почет. * Одного поля ябеды. * Кто про что, а она про Ваню!

«СТИХО-ПЛЕТНЫЕ» – это шестой раздел социального абсурда и абсурдистики – как метода, нелепость романтизирующего и одновременно разоблачение иллюзорности социального варварства, отнюдь уже не лирического и прекрасного, как скажем пушкинские стихи про осень, тоже, казалось бы, романические. Но не только социального варварства, но и вообще нашему виду присущего, в силу той же инерции не думать, невежества. Так что об этом свойстве и забывать не стоит. Ни ради какого светлого будущего в настоящих потёмках пребывающего. Например:

* Унылая пора бичей очарованье! * Туши прекрасные порывы… * Ура, мы ломим, жмутся шведы! * Что ты лжешь мой конь ретивый… * Я русский бы выучил только за тон… * Ты сер, а я, приятель, – сэр! * Поэт в России больше не поэт…

Вообще в книге более двухсот разделов, больших и поменьше (что-то я насчитал, да потом забыл – их до двухсот пятидесяти. Но округлим уже их обширное количество. Тем более, что всегда можно заглянуть в оглавление книги. Уже в одном этом огромном разнообразии видна незаурядная изобретательность автора, любовь его к русскому слову как таковому (что, признаемся, ценная на деле редкость для большинства современных, знающих лишь грубую дрессуру, литераторов-технократов) и неиссякаемая способность к словотворчеству.

Я мог бы цитировать дальше, но знать бы при этом, где остановиться. Так или иначе, замечательно всё подряд. Ну более или менее всё. В общем, книга получилась славная! Это памятник уходящей, но и вечной Натуре языка русского, которую мы ещё не расхлебали полностью, да и вряд ли в ближайшее время от дичи и варварства ещё освободимся полностью. Хотя, конечно, освободимся, но об этом свидетельствует не столько какой-то отдельный род или вид поэзии русской, сколько сам, в цельности своей, русский же язык, на многое способный и оказывающийся на поверку едва ли не самым человеческим языком, вперемежку с другими наречиями. Язык, конечно, и косный тоже, и очень разный и противоречивый, но что важно, внутренне свободолюбивый и бесконечно пригодный для поэзии и словотворчества. Охотно вбирающий любые языки мира. Что также и демонстрирует книга Леонида Соколова «Накоротке со всеми».