«Отель “Калифорния”»: чисто улинский стиль

––––––––––––––––

Звонкий голос Елены отражался от стен и уходил в темную высоту лестничных пролетов – туда, где прятались безжизненные закрытые этажи.

– Дадим им концерт?

– Послушайте, Елена, – сказал Громов, остановившись на площадке. – А где наши вещи?

– Как где? В руках.

– Я не про это. Где ваша шубка, где мой пуховик? Мы что, забыли их в ресторане?

– Не забыли. Моя шуба на вас, ваш пуховик на мне. Ну, то есть наоборот, но все при нас.

– Ничего себе, я даже не помню, как мы там одевались. Вот уж точно – «Москва – Санкт–Петербург». Едем в одном вагоне, но в разные стороны.

– И даем им концерт.

– И еще как даем.

Эхо прыгало вверх и вниз.

Кажется, во всей гостинице они были вдвоем. Как вдвоем оказались на зимней трассе.

– А если нас сейчас заберут в полицию за нарушение тишины, то вместе, правда?

– Конечно, вместе, – подтвердил он.

– И поэтому ничего не страшно.

Порог двери, ведущей в коридор, был высоким. Елена споткнулась, Громов сумел ее удержать.

Огромная мягкая грудь на миг прижалась к его боку и она была теплой.

На втором этаже пахло старой пылью и тоской. Горел лишь дежурный свет в дальней рекреации, все было погружено в невеселый мрак.

– Война шестьдесят лет как кончилась, а затемнение снять забыли, – сказал Громов. – Узнаю тебя, Русь.

Поставив на пол свою дорожную сумку, он склонился к двери, попытался нащупать ключом невидимую скважину.

– Надеюсь, в наш следующий приезд тут будут электронные замки с прокси-картами.

– Я вам посвечу телефоном, – ответила Елена. – Если у него батарейка не села…

Громов вздохнул; он выпил лишнего, деревянная груша мешала вставить ключ. Другая рука была занята барсеткой.

– …Села. Вот и приплыли.

– Здравствуй, бабушка! – выбросил он финальную фразу классического «пионерского» анекдота семидесятых. – Но мы еще не приплыли. У вас, я вижу, «Самсунг»?

– Ну да. Лучшее из худшего. А что?

– У меня тоже «Самсунг» примерно тех же лет, только проще. Зарядка должна подойти. Я ее всегда вожу, а у вас, конечно, нет.

– Обижаете. Откуда у меня зарядка, если я спрыгнула с дерева и помчалась в эту Казань?

– Посмотрим потом, должна подойти. Возьмите у меня барсетку, найдете мой телефон, посветите. У меня руки что-то плохо слушаются – развезло от усталости. Как вы говорили… балет.

– Не я, азер… Давайте ключ и посветите своим, я открою, у музыканта – пальцы взломщика, работают в любом состоянии.

Елена присела на корточки перед дверью.

Громов нагнулся, точно мог помочь.

От нее сильно пахло виски.

– Вы сейчас идите в душ, а я попробую поставить ваш мобильник на зарядку, – сказал он. – Потом выйду в коридор, вы погасите свет, ляжете на свою кровать, мне крикнете, я приду и тоже устроюсь.

– Сначала надо туда попасть… – пробормотала Елена. – Ага, кажется, есть… В какую сторону тут у них? Кажется, сюда… Нет, в другую… Получилось!

Замок недовольно проскрежетал, дверь скрипнула и открылась. В сравнении с еле живым светом коридора темнота номера была чернильной. Показалось, что коридор «Волжского плеса» представляет плоскую декорацию, где в проемах дверей повешена черная ткань, за которой нет ничего, кроме пустоты.

Через секунду глаза различили слабое сияние снега за высокими окнами, все оказалось существующим.

Сильно пахло старым табаком, въевшимся в обои.

– Черт, где у них выключатель…

Шагнув в темноту, Елена принялась хлопать по стене на уровне пояса.

– Не там ищете, Елена. Здесь не евростандарт, а чистый советский дизайн. Выключатель выше.

Громов поднял руку, наткнулся на угловатую клавишу – под потолком засветилась тусклая люстра из таких же шаров, как в ресторане.

– А вот это уже именно приплыли, – сказал он и сделал шаг назад. – Съездили из Москвы в Санкт-Петербург и вернулись обратно.

Номер, оклеенный серо-коричневыми обоями, был высок и мрачен, как ленинградский двор-колодец.

Справа торчал шкаф, напоминающий поставленный на попа гроб для близнецов-тройни. Слева виднелась белая дверь – вероятно, ведущая в совмещенный санузел. Дальше у стены громоздились два массивных кожаных кресла, между ними стоял журнальный столик. Напротив сияло окно, перекрещенное переплетами и разделенное балконной дверью. Под ним пристроился стол: то ли письменный, то ли обеденный, с обязательным графином и парой стаканов.

А у правой стены стояла кровать – двуспальная, с мощным изголовьем и уверенным изножьем, при двух тумбочках по краям.

– Японский городовой! Это…

Елена схватилась за его руку.

– «Гранд Будапешт», – пояснил Громов. – Только в Нижегородском исполнении, мать их в херувимские протопопы. Где принимают всех, но укладывают в одну постель. Плюс старый дурак, который взял двухместный номер, не уточнив структуры.

– И с ним была еще одна дура, хоть и более молодая.

– Что будем делать, – он вздохнул. – На дворе ночь, оба пьяные, ехать в другой отель придется на такси. Посидите, я спущусь к портье, узнаю номер и вызову.

– Давайте сначала посидим, – устало сказала Елена. – Кресел хотя бы два.

––––––––––––––––

Для меня "Отель Калифорния" безусловно глубокая, психологическая, мастерски написанная вещь. По сути это отношения мужчины и женщины в их развитии. Первоначально с иллюзиями и надеждами, а в финале – с безразличием и крахом. Персонажи эти отнюдь не заложники своих образов, а очень даже реальны и понятны. На первый взгляд, не достаёт драматизма, автор заканчивает "Отель" многоточием, но в этом есть интрига и большой резон. Каждый читатель домыслит будущее героев по-своему...

––––

Если существует в современной литературе автор, не утративший надежды разгадать секрет взаимопонимания между мужчиной и женщиной, то это без сомнений Виктор Улин. Сам он никогда не скрывал, что тема мужчины и женщины в его творчестве приоритетна. И его последний роман «Отель Калифорния» – лишь подтверждает правило. Мастерство Виктора, как писателя, сравнимо с работой художника, который подмечает и вырисовывает каждую деталь. Вовлечённый в сговор высших сил, которые подстроили ловушку двум абсолютно незнакомым людям, читатель сразу становится соучастником происходящего. Сюжет развивается стремительно. Герои романа зрелы и встретились слишком поздно, чтобы рассчитывать на что-то большее, чем несколько счастливых часов, проведённых вместе, но иногда этого достаточно, чтобы сказать потом, что жизнь прожита не зря.

––––

Бренд и сущность далеко не всегда одно и то же. Тому яркое подтверждение – творчество Виктора Улина. Не знаю, было ли так всегда, но в наш мудрозадый век принцип работает жестко: не имеет значения, какую книгу ты написал, а важно то, издал ли ты ее за большие деньги и заработал ли себе имя. Сколько коммерческих имен на слуху, а посмотришь попристальней – пустышка. И наоборот: читаешь «Отель «Калифорния» и диву даешься. Ну вот же она – настоящая литература! Вот ведь что надобно читать, издавать и славить!

Проза Виктора Улина – сама жизнь. Но не фотография, а нечто большее, чем собственно жизнь. После такой прозы хочется ходить веселее, плечи держать ровнее и замечать вокруг себя что-то самое главное, мимо чего обычно проносишься мимо. Это как «Скрипка Ротшильда» – уж куда прозаичнее, а вдохновляет.

В «Отеле «Калифорния» подушечки пальцев Виктора Улина выстукивают на компьютерной клавиатуре потрясающую точность деталей, обстановки, времени года, непогоды, запахов. Далеко не все слова «ароматные» сами по себе, без писательской магии, и во рту от «халвы» слаще не становится; нужно уметь подобрать словосочетания простые, но точные, пахучие. В «Калифорнии» такими запахами-изюминками, зримыми призраками-видениями наполнены пространства вне стен и внутри стен. Образность языка, доставляющая удовольствие чуткому читателю, – вообще фирменный знак Виктора Улина. Плотность таких находок в его текстах бывает очень высокой. Читать быстро такую прозу грешно, потому что глупо ускорять наслаждение.

Чисто улинский стиль – точные описания природных проявлений – именно там, где это нужно, и ровно столько, сколько того требуется. Все гармонично и осязаемо.

У «Отеля «Калифорния» выверенная архитектоника. Не думаю, что автор, так сказать, с линейкой в руках рассчитывал до миллиметра композиционное построение – оно рождено энергией писательского космоса. И даже то, что может показаться не вполне обязательным, – на самом деле крайне необходимо, как нужны архитектурные излишества в чудесном строении, иначе оскорбишь эпоху и стиль. Автомобильные подробности у Громова дополняют его мир, в котором нам предложено тихо занять места завороженных свидетелей. Держите свечки, господа, и деликатно задержите дыхание.

Развитие сюжета неспешное, дающее возможность гурману откушать, по меткому выражению Владимира Набокова, «лакомый кусочек текста».

Это мудрая книга, местами с философией по-хорошему простой, внятной, не наивной. Чего стоит, например, вот это: «Абстрактное уважение к родителям – такая же химера, как любовь к фюреру, назначенная конституцией гитлеровской Германии…»

Это добрая книга – когда в своем одиночестве человек прикипает телом и сердцем к другому одинокому человеку. И в этом «прикипании» всегда двое, но только мужчина и женщина. Тепло душевного общения могут дарить друг другу разные пары: отец и сын, отец и дочь, два друга, мать и дочь, внук и бабушка, человек и собака (кошка) и так далее до бесконечности. Но по-настоящему одиночество у обоих растворяется только в классической, природой или Богом назначенной паре – когда вместе мужчина и женщина. И в этой же паре каждый, совершив совместный полет, возвращается в свой мир, чтобы и дальше нести крест одиночества.

Это пронзительная книга, заставляющая чувствовать боль за литературных, как бы и вымышленных героев, но боль настоящую. И это такая боль, в которой нуждаешься. Боль очищения? Боль сопричастности? Да, и то, и другое, и третье – то, что болит человеку вообще, и нежит, ласкает его, и мучает.

У нас в «Калифорнии» ценность имеет то, что здесь и сейчас. Но это и есть сама жизнь. Вот, например, двое встретились на заснеженной дороге. Могли погибнуть вместо встречи. К счастью, высшая справедливость иногда случается…

Читайте «Отель «Калифорния» не спеша, с наслаждением и грустью. Ибо жизнь наша грустна. Хотя жить-таки есть ради чего.

https://www.litres.ru/viktor–ulin/otel–kaliforniya/, 310 стр.