Толстой отдыхает

Среди этих переизданий (вышло в свет уже несколько десятков) попадаются любопытные. Сами же «коренные» тома, конечно, просто недоразумение. Ученые-историки не устают указывать на гигантское количество фактических ошибок, неверных интерпретаций, бредовых допущений и т. п. Иной раз Акунину просто изменяет и вкус (это бы еще ладно), и мастерство. Тогда читать это прямо-таки невозможно.

2. Среди художественных дополнений авторства самого Акунина встречаются и более, и менее удачные вещи. Но в целом уровень выше, чем у его исторических компиляций в стиле фолк-хистори. Есть повести прямо на хорошем акунинском уровне («Князь клюква», «Бох и Шельма»). Есть ни то-ни се, написанные, чтобы закрыть дыру. Хочешь-не хочешь, а пиши для комплекта. Есть провалы. Например, повесть из предыдущего комплекта «Доброключения и рассуждения Люция Катина». В ней описывается как злобные русские крестьяне, сволочи неблагодарные, уконтрапупили помещика-просветителя, родом с Запада. Дело, в общем, даже не в этом, вещь еще и скомпонована небрежно, рассказ то и дело провисает, а потом и вовсе как будто обрывается на полуслове. Рецензируемая повесть — дополнение к седьмому тому, в котором речь про начало XIX века — является прямым продолжением «Доброключений…» (и в ней, как и во всех книгах серии, с самых древних времен прослеживается судьба рода, отличительной чертой представителей которого является родинка на лбу).

3. Повесть о 1812 годе, в общем, принадлежит к числу акунинских удач (речь, конечно, об удачах относительных, внутри исторической серии). Конечно, лучше сразу не обращать внимание на какое-то детское соревнование с Толстым. К этому и «перевернутое» название книги, причем перевернутое хитро — как известно, Толстой писал заголовок своей эпопеи через «обычное» «и», имея в виду «мир» как отсутствие войны. Акунин же не только переставил «войну» на второе место, но и имеет в виду другой мир — народ, общество (который и пишется по дореволюционным правилам через I).Игра эта достаточно бессодержательна, ибо как раз о народе, обществе в книжке ничего нет. (С Достоевским Акунин «бился» в другой своей серии, «Приключения Николаса Фандорина», в которой даже есть роман «ФМ»).

4. Конечно, либералу Акунину, превыше всего ценящему личную свободу и «отдельность» человека, толстовская интерпретация народной войны 1812 года как серпом по овсам. Это уже из реалий повести, в которой рачительная помещица, ровесница автора, выступает своего рода идеалом — и всякими потрясениями недовольна, и к патриотизму относится с большим подозрением, и вообще придерживается излюбленной акунинской концепции «разумного эгоизма». Вот и овсов накосила побольше, чтобы выгодно продать — увы, проклятая война помешала. Злой рок перечеркнул все рациональные расчеты...Благо, заканчивается для героини все хорошо. Там где Толстой видел и создавал эпос, Акунин творит мещанскую драму.

5. Детективная часть повести (поиски маньяка-душегуба) пристегнута совершенно неорганично Разве что во исполнение авторской концепции «дегероизации»….но спойлеров избегну, хотя, повторю, без маньяка обойтись можно было точно. Написано все это вполне по-акунински толково (повторю, куда лучше чем сам исторический том). Вот философское кредо героини, которое, кажется, симпатично и автору: «Чем двуногие отличны от четырехкопытных? Да мало чем. Каждый на что-то гож, на что-то нет. Есть которые понимают ласковое слово, и есть, кто без кнута не повезет. Иногда встречаются дурные либо строптивые, от которых и кнутом ничего не достигнешь. Над такими крепостными Полина Афанасьевна попусту не тиранствовала, а поступала как с норовистой или ленивой лошадью: расчешет гриву, нашелковит бока, да и продаст – пускай другие мучаются. Зато уж годных людей, кто прижился и прирос, никому и никогда ни за какие деньги не продавала – как впрочем и лошадей. Свой значит свой. Непродажный.» Такой вот мiр...

РЕЗЮМЕ: Чисто развлекательная вещь, с которой можно скоротать осенний вечерок. Издана неплохо. Иллюстрации в лучших традициях популярной советской романистики (правда тогда такие картинки больше публиковали в детских книжках). А что до исторических и прочих концепций автора, то говорить о них смешно. Благо, тут Акунин не так активно их навязывает, как в некоторых других книжках своей исторической серии.

Михаил ГУНДАРИН