Встречая кинофестиваль "Серебряный Акбузат". Доминик Сангма, Индия, «МА.АМА.»

Вот, пожалуй, именно это воскресение, этот невозможный портрет и представляет из себя индийский полный метр «МА. АМА». (Кроме очевидного «Мама», название можно интерпретировать и как «моя печаль», «моя горечь».)

Чтобы высечь искру жизни из прошлого, то, что происходит на экране в настоящем, должно быть не просто живым, а более чем живым, почти обожествлённым. И, потому, в ход идут все мыслимые и совершенно немыслимые (вместе, на экране, в одном фильме) приёмы.

После более-менее традиционного для документального кино символистского игрового пролога. После, не менее традиционного и продолжительного, отрывка в духе cinéma vérité («как живём, так и снимаем»), достигающего апогея в прекрасной церковной сцене. (Где нарастающая обеспокоенность героя в статичной толпе молящихся, столь ясно выражает тоску живого по ушедшему.) После типового набора приёмов документального кино – вдруг, наступает (не менее чудесный) перелом, когда герой не только замечает камеру, но и сама камера входит в кадр, и становиться главным героем. Потому что 60-е прошли и уже невозможно добиться подлинности жизни на экране, снимая «жизнь, как она есть».

Дальше – больше. Режиссёр бьёт наотмашь по материалу чем он хочет и как он хочет, словно кувалдой круша все возможные правила и пресекая малейшие попытки зрелища сползти из непредсказуемости жизни в мёртвый жанр.

И вот уже – мы, зрители, на экране. И вот уже – внутри фильма, те же люди, что, только что, играли самих себя, играют совсем другую историю, на, совсем другом, экране. Изображение – взрывается то сообщением по скайпу, то монтажом и остановками фильма прямо во время показа, то актёрами, которые подыгрывают живым родным в ролях ушедших родственников, то настоящими блаженными девами…

Всё идёт в ход, чтобы, вдруг, судорожный вздох ворвался в грудь. Чтобы затрепетало на устах одно имя!..

Христианское учение о воскресении душ в исконно индийском пересказе – вещь непередаваемая.