Алексей Кривошеев в «Переплёте». Часть третья

(Продолжение разговора, начало: https://gtrk.tv/proekty/pereplet/322551-ya-pisal-muzyke-kotoraya-vyshe-menya-haosu-kotoryy-bolshe-chem-ya)

«Я выстраивал картину мира на основании знаний, древних и современных»

"Мне всегда хотелось ненавязчиво вернуть мотивы мифотворческие в современную поэзию, потому что нельзя рационализировать, скучной делать ее. Сознание может бросать свой луч и в глубину души, и вот там "чудовища" могут оказаться, а потом вдруг окажется, что "чудовище" – это "красавица"… Это все интересные вещи, это приключения твоего собственного сознания в том числе. Недаром дети интересуются сказками, этой идеальной областью, потому что это непостижимо! И мне было интересно и важно совместить научные концепции с вечной философией, с духовной мудростью древних людей. И этим тоже я занимался в поэзии", – рассказал Алексей Кривошеев в программе "Переплет" на "Радио России – Башкортостан" в субботу, 2 сентября 2023 г.

О времени, радио и тишине

"Любой тип литературы делится на два вида: циклическая и линейная. И современный писатель не пишет только мифы какие-то, то есть он же еще имеет и линейную структуру развитую, современное сознание. И вот он соединяет эти вещи. Если он хороший писатель, он умеет талантливо соединить эти вещи. Иначе у него получается либо пересказ мифов каких-то старых, которые сегодня уже не работают, не привязаны к современности. Либо, наоборот, он пишет какие-то вещи, отрешенные от глубины, от Бога, и не интересные, по сути. Это радио такое. В советское время часто радио было включено у всех, и оно говорило, говорило, говорило… Я вот этого терпеть не мог, потому что я хотел услышать что-то, тишину послушать…

Стихи, они же не выдуманные. Главное, что там толчок, импульс всегда реальный. Всегда есть правда, момент правды, который потом в гармонию какую-то превращается".

"В небе птица летит. Как – не знает сама…"

"Инстинкт полета безошибочен. Нельзя его придумать. Конечно, можно сконструировать, смоделировать какие-то вещи. А птица же не моделирует. Кстати сказать, есть моменты, когда нельзя думать.

У меня как-то отказало дыхание, трое суток я не дышал. Мне надо было решить проблему жизненно важную, жить дальше, не жить дальше. И вот трое суток не было дыхания. И я сознательно не спал и дышал, то есть делал вдох и выдох. Потом я еще не спал суток семь. И я еще подумал тогда, сколько человек может не спать, чтобы не сойти с ума. Потому что уже ты не различаешь цветов, ты как сомнамбула. Я понимал, что не помогут врачи, это что-то порядка комы, какое-то явление было, но я тогда понял одну вещь. Когда я рождался, меня перетянуло, перехлестнуло пуповиной, то есть я познал небытие, но я был живой при этом, то есть вот – двойственность, она нужна, важна, наверное.

Врач взял меня за ноги, шлепнул, я заорал, он говорит: "О, будет жить!" Но вот в какой-то момент, на упадке, я вернулся в то состояние младенческое, недееспособное. Некоторые люди знают только силу свою, но важно познать и свое бессилие, свою слабость.

Многие люди, сильные, только под старость, когда у них все отказывает, они начинают понимать, у них целостная картина жизни тогда, когда они уже ничего не могут сделать. Человек же существо еще и такое, да. И такое, и такое. Упав, ты начинаешь задумываться, а почему ты не летишь дальше. Человек от птицы отличается все-таки наличием осознанности, сознания".

Поэт как другой

"…он – твой друг. То есть другой. Бахтин ведь говорил, что "это другость моя во мне радуется", то есть для того, чтобы была радость, нужна неизолированность, нужен другой. Ты смотришь на другого и видишь его лицо, которое отражает тебя в данный момент. И он – то же самое. И происходит другость вот эта вот.

Сартр – философ хороший, интересный. Но это вторая перинатальная матрица, как я называю. Есть четыре перинатальных матрицы, то есть относящихся к рождению, к родам. Человек через них, через все четыре проходит. Но Сартр застрял на второй… Вот там "другой – это ад", Сартр об этом, на самом деле…"

Об инициации

"Часто мамы оберегают мальчиков неправильно, мужское воспитание важно тоже… На ходу начинаешь мгновенно соображать. Многие современные дети лишены опасности.

Жиль Делёз, великолепный философ, боготворил искусство, о художниках писал, и в какой-то момент сказал, по-моему, о Фицджеральде, что художник должен смертельно рискнуть, чтобы что-то у него получилось. Вот этот смертельный риск очень важен. Это палка о двух концах – человек может погибнуть, у человека может не получиться, а может получиться потом такое… Многие ведь писатели и поэты на фестивалях только фестивалят".

О развлечениях, высоких и не очень

"Это не моя мысль. Я повторил. Шесть-восемь великих (стихотворений) – это в ХХ веке, раньше надо было больше написать. В ХХ веке – огромное количество информации, которую человек усвоить не способен полностью. Для этого нужен интеллект и жажда познания. Нужно фаустовское начало иметь, не просто лирическое. Если ты просто лирик и пишешь, ой, как все хорошо, солнышко светит, лучики там…  Это все понятно. Чтобы написать большое, крупное стихотворение, нужно вот это количество информации усвоить, выдержать это все.

В какой-то момент ты начинаешь ненавидеть бардов всех. Потому что вот эта массовость сознания, которая врывается в индивидуальное творческое сознание, размывает его, разрывает напрочь, и вот идут такие батальоны бардов, батальоны поэтов, батальоны фестивалей, улыбаются все! Хоть бы один заплакал. Вот ведь что страшно, на самом деле. Фестиваль – это против толпы не организованной, а индивидуальная творческая деятельность, поэзия, лирика – это против фестиваля уже, ты должен отделиться.

Пушкин Александр Сергеевич очень любил светские развлечения, но мне кажется иногда, что он все делал, чтобы царь его в ссылку выслал. Он тогда закрывался и открывался духу в такой же огромной мере, как его сексуальность была направлена в свете, а тут – к Богу, к небу, к Эросу божественному. И вот "Зорю бьют… из рук моих / Ветхий Данте выпадает…".

Поэзия – самое большое развлечение. Поэт поступает как нормальный эгоист в этом плане. Поэзия – самое удовольствие из всех удовольствий. Она связана со всеми удовольствиями, во-первых. Она не порывает с ними, она их аккумулирует, соединяет, сливает воедино. И потом – это очистительная вещь какая-то странным образом. И психотерапевтическая. И в то же время – всегда свет какой-то, который тебя побуждает дальше жить и двигаться. Вот не хочешь жить, все кончилось, и удовольствия закончились, потому что ты иссякаешь, и размяк, и обмяк, а вот это мобилизует, организует тебя. Это твой собственный фестиваль! Внутри тебя столько персонажей фестивалят и должны фестивалить! Что тебе еще надо? Ну, друзья. С ними поговорить. И то потом устаешь от общения".

О чудовищном

"Все началось с ужасных вещей. Детские сны, кошмарные порой, они же запоминаются. Вот эти первоэлементы мне сразу же сообщили, что есть иной мир, и что не исчерпывается все тремя измерениями нашей реальности. Есть ужасный мир, и он открыт мне был. Такие были кошмарики! Я не знаю, откуда они приходили. Можно объяснить с точки зрения медицины или еще чего-то, но это не объяснение. Потому что "чудовища" существуют в мире невидимом. Поэзия – не просто описание видимых вещей, это и обличение вещей не видимых. Вот это и был посыл. Вот эти кошмары и ужасы. Их реальность духовная была реальней, чем та реальность, сонная еще, в ребенке, которого ведут в детский сад, и он там орет "мама", а мама сказала, что не уйдет, но обманула, убежала, бросила. Люди придумали время как "тик-так, тик-так" и больше ничего, а на самом деле то бытие сгущается невероятно, то оно рушится, и возникает отчаяние, что ничего больше нет! И, действительно, ничего больше нет для этого человека…"

О филологическом

"Я выбрал творчество свободное, подчеркиваю. И всегда говорил, что творчество освобождает, что Бог – это не тот, кто закрепощает твое сознание, подчиняет его. Это магия древняя, симпатическая магия на этом основана была – человека подчинить, подчинить священству древнему. Вот Бердяев хорошо говорит, что Христос пришел освободить людей от кабалы внутренней – "Вы познаете Истину, и Истина освободит вас". Поэтому – филфак…"

Также в интервью:

Об агрессивном языке и личном мнении.

О поэзии уфимского андеграунда.

О знакомстве с Александром Касымовым.

О разрушении культурных кодов.

О петербургской литературной среде и личностях.

О калибре таланта и личности.

В передаче в авторском исполнении звучат стихотворения: "Пробуждение", "А за домом – парк", "Живой", "На злобу дня", "Поэт", "Слово-зерно", "Весна", "Нимфа ливня", "Светлые сутки в октябре", "Бабочка".