Все новости
СОБЕСЕДНИК
25 Апреля 2019, 12:35

Скрепы, которые не должны разорваться

Алексей ЧУГУНОВ На поверку выходит, мало мы знаем об очевидных вещах: оцениваем плоско и на расстоянии вытянутой руки. И беда не в том, что не прочли, не узнали тот или иной материал, а то, что не захотели знать. Зачем? Ведь случись что – Интернет же под рукой! Подскажет! В безудержном потоке «всего и вся» мы подсознательно боимся впихивать в свою голову – назовем их так – излишки информации. Сейчас, в большинстве своем, и выражение «ходячая энциклопедия» почти вымерло. А живое общение может расшатать «пустой мозг», наполнив его ценным и существенным знанием. Как и в нашем случае, при разговоре с Олегом Николаевичем Логиновым – биотехнологом, доктором биологических наук, профессором.

– Глядя на ваши точки соприкосновения в жизни, такие как Уфимский нефтяной институт, «Опытный завод» АН РБ по улице Ульянова, невольно хочется спросить: Вы родом не из Черниковки?
– Нет, увы! Родился я в историческом месте, где раньше находился старый аэропорт по улице Рихарда Зорге, в том районе и прошло мое детство. Учась в школе, я безумно любил уроки химии, и будущую профессию я подбирал, связанную только с этой наукой. В 1978 году в Советском Союзе появилась новая специальность – «Технология микробиологических и витаминных производств». Эта тема меня не могла не заинтересовать, и, недолго думая, в 1980 году я поступил в Уфимский нефтяной институт.
Через пять лет, окончив его с красным дипломом, остался преподавать на кафедре биохимии – «Технологии микробиологических производств». Чуть позже, в 1987 году, меня пригласил в аспирантуру Башкирского филиала Академии наук СССР выдающийся ученый Генрих Александрович Толстиков, заприметив во мне яркую перспективу. К тому времени защитил кандидатскую диссертацию в Киеве. В небезызвестные лихие годы 90-е с коллегами организовали предприятие, внедряющее наши научные разработки в жизнь. Что, собственно, и стало моим кредо. В 2001 году директорствовал на «Опытном заводе» и наряду с этим заведовал лабораторией РАН. В 2009 году пришлось уйти с завода, которого теперь нет – обанкротился. И в данное время работаю в Институте биологии УФИЦ РАН.
– Детство золотое, детство небезрадостное… Какое оно у вас было? Расскажите немного об этом.
– Видите ли, мои родители – служащие. Отец по образованию лесовод и заведовал лесным хозяйством. Мать, по схожей специальности, занималась озеленением городов. Мы не в роскоши жили, но и не бедствовали! С малолетства я, как только представлялся случай, пытался зарабатывать. Но я не рвался заниматься фарцовкой – куплей-продажей виниловых пластинок, хотя соблазн был – завлекали знакомые. Но нет, сиюминутная нажива меня не прельщала. Тем более я планировал стать ученым. Хотя, что любопытно, в школе первой моей оценкой по химии была двойка, что крайне сильно задело за живое. Я не круглый отличник. Чуть слабовато по русскому языку, а вот точные науки давались на ура. И тут вдруг – по химии стоит «двойка»! Как так?! Почему? Сел сразу за учебники. Принялся серьезно постигать трудоемкую науку. Моим стараниям превосходно поспособствовала учительница по химии Идея Николаевна, обожавшая всем сердцем свой предмет. Свою любовь к химии она передала и мне. Добившись колоссальных успехов по предмету, я стал часто ездить на олимпиады по Республике, где мне удавалось занимать лидирующие места, входя в тройку победителей.
– О вас говорят как о большом ученом и мощном предпринимателе. Каково это быть тем и другим одновременно? Какое качество в вас более превалирует?
– Повторюсь, – начинал я как ученый и видел себя только в науке. И в 1989 году, в неоднозначное время, на закате СССР, я подрабатывал на одном военном заводе, занимающемся отработкой технологий производства бакоружия. Именно тогда я вывел для себя некое умозаключение – у нас могучее государство, а тратит деньги безалаберно. Началась военно-промышленная конверсия при Горбачёве, а завод изготовлял только лишь бакоружие. Как в этом случае производить конверсию? И в моем сознании что-то перевернулось на тот момент: я должен не только приносить науке какие-то новые знания, но и в процессе научных исследований выдавать конечный продукт. Во мне начали проявляться и укрепляться коммерческие жилки. Сначала они касались экологических проблем, связанных с нефтяной промышленностью. Страна лидирует в добыче нефти и ее переработки, и, естественно, образуются отходы. А самый чистый экологический способ их утилизации – микробное разложение. Однако при всей своей огромности едет страна чересчур медленно, как не печально.
Разработки по микроорганизмам начали внедряться в 1998 году, а признание получили буквально три-четыре года назад. И на сегодняшний день нефтяные компании закупают наши биопрепараты серии «Ленойл» для устранения нефтезагрязнений, и он считается одним из эффективных ликвидаторов. Наш «Ленойл» пользуется неплохим спросом в Казахстане, в России, в Азербайджане и в других республиках. В лаборатории института биологии мы разработали технологию по переработке сельскохозяйственных отходов – помета и навоза. А почему этим не занимаются на Западе? А я скажу почему! В Германии сильно развито сельское хозяйство, как и в той же Дании, – они лидеры в производстве свинины. Значит, вырабатывают в немереном количестве навоз. Но ни в Дании, ни в Германии не обладают ресурсами для создания биогаза, который как раз и создается из отходов.
– У вас сорок семь патентов. Можете о каких-нибудь рассказать?
– Первый патент появился в советские годы, и связан он с нефтяной промышленностью. По тем меркам получили вполне серьезное вознаграждение… ну почти как новенький «Москвич 412», в денежном эквиваленте. Я только-только окончил институт, и Пермский нефтеперерабатывающий завод выплатил нам вознаграждение, где я был соавтором научной разработки. И имелся неприятный случай, связанный с авторскими правами. Мы передали одному предприятию наш запатентованный препарат. Они его использовали, заплатив нам как положено вознаграждение. После они вдруг пропали, будто в воду канули. Через какое-то время наблюдаем занимательную картину: они во всю рекламируют наш препарат, используя наше же торговое название «Азолен», что довольно подло и гнусно с их стороны!
Мы также стремимся подавать заявки на патенты именно конечных продуктов, чтобы в дальнейшем их поддерживать и иметь право у государства, при случае, получить защиту. У нас, к примеру, есть патент на биопрепарат «Биофунгицид», его мы поддерживаем порядка восемнадцати лет, внося ежегодную плату около двадцати тысяч. Но «долговечных» патентов у нас не так много, как хотелось бы. Какие-то себя изжили: не нужны ни предприятиям, ни мне. А какие-то «живут». Из сорока семи моих патентов поддерживаем около двадцати. Возьмем для сравнения один патент – мы его передали в Омскую область, где производят наш продукт. И они 10 % от ежегодного оборота платят нам: 60 % – тратят на собственное содержание, а 40 % – нам, как авторам, в качестве вознаграждения. Если бы все так честно взаимодействовали, плодотворно работали, то наша наука на десятки шагов выдвинулась бы вперед. И в одной скрепе, смычке должны идти бизнес и наука, а не порознь.
– В острые периоды человечества пышным цветом всегда росла и растет псевдонаука, которая огромными пластами завоевывает популярность. Вам приходилось встречаться с какой-нибудь лженаучной теорией, утверждением, с бесчестной разработкой?
– Вопрос краеугольный и в некоторых случаях весьма острый, я бы сказал. Мне приходилось с этим сталкиваться. Сообразно одной дурацкой глупой поговорке: «Камень-пустышку заверни в красивый фантик – и по первому взгляду получится вкусная конфетка!»
Скажем, выпустил некто новое изделие, обозвал его хитро, мудро. Построил на нем большой бизнес, что в конечном итоге он «прыгает», обороты увеличиваются. Но спустя время покупатель, пользующийся изделием, понимает – в развернутом фантике-то пустышка. Дельцы-нувориши идут дальше по своему «проверенному» пути. Обманули и ладно! Страна большая!.. И что обидно, крупные компании, видя такое непотребство и резкие скачки их доходов, тоже выпускают подобные сомнительные продукты.
– Я наткнулся в одной статье на фразу, якобы микробиологические препараты (полезные бактерии) малоэффективны, так как современные сорта растений генетически не способны к продуктивному взаимодействию с микроорганизмами? Как-никак человек уже внес свое «божественное вмешательство» в эволюцию на генетическом уровне.
– Что относительно генных модифицированных растений, я скажу так. В США есть такой гербицид, как глифосат. Гербицид сплошного действия. И придуман американцами он давным-давно. Поскольку растения ко многим химикатам привыкают, то к глифосату привычки нет. И они ввели ген в кукурузу для повышения устойчивости к гербициду. Посадили кукурузу, опрыскали нужным веществом – и все: сорняков нет, и злаковая культура стремительно растет. По максимуму продают американцы генномодифицированную сою.
У нас же есть и другие подходы. Мы разработали в своем институте биологическое возделывание гречихи. И оно достаточно своеобразное растение, ибо очень мал период от посева до созревания. И если правильно поставить систему защиты у гречихи – без жесткого использования химии, можно получить высокий урожай.
Мы долго кружились вокруг этой проблемы, а теперь у нас есть биопрепарат – «Бациспецин», и трехкратное его использование позволяет получить весьма действенный результат. Гречиха при бурном росте, сама подавляет всю сорняковую растительность. Что тут скажешь – мощная культура! Отсюда простенький вывод: генномодифицированные растения могут вместе «сожительствовать» с биопрепаратами.
– И все-таки ГМО, по большому счету, опасаются. В Польше, Финляндии, Греции, Швейцарии он запрещен. Мировым лидером по производству ГМО является США. Так существует вред или нет от ГМО?
– Наука, ученые со стопроцентной гарантией не могут дать точного ответа. Период времени изучения по результатам невелик. В особенности растения, требующие плотного анализа, исследования. Но есть лабораторные опыты, по результатам которых видно, что 99,9 % ГМО не воздействует на организм человека. В частности, спирт. Для получения спирта берем крахмалосодержащее сырье, обрабатываем его ферментом – микробиологической глюкоамелазой – и получаем глюкозный сироп. Туда добавляем дрожжи, после чего оно «бродит». И путем четырехкратной перегонки – выходит этиловый спирт. И вопрос! Как мы получили глюкоамелазу? А ее можно получить с помощью генномодифицированного микроорганизма, у которого отключили пару оперонов (функциональная единица генома) и несколько гиперсекреторных ферментов. С малого объема получили значительное количество дешевых ферментов. Что немаловажно!
От генномодифицированного организма до конечного продукта мы прошли четыре стадии. И из эксперимента можно увидеть и понять, что никакое виляние ГМО не оказывает на этиловый спирт. Значит, и с организмом человека не возможны какие-либо изменения. И в довесок добавлю! При лечении сахарного диабета используют инсулин. В основе его – «про белок», и он синтезируется при помощи генномодифицированного микроорганизма. Потом его чистят и в дальнейшем используют для диабетиков.
– Какие перспективы у сельского хозяйства в Республике Башкортостан?
– Для сильного толчка в сельском хозяйстве нужны для начала настоящие хозяева – крупные агрохолдинги. «Мираторг» – ведущий производитель и поставщик мяса на российском рынке. «ЭкоНива» – производитель молока в России и Европе, российско-германская группа компаний, где управленцем является немец. Когда они и похожие игроки бизнеса появятся у нас, тогда и сельское хозяйство начнет расти рекордными темпами.
Питательный получился разговор, можно добавить – высокоточный разговор! У Олега Николаевича Логинова есть чему поучиться. Если резюмировать: мы, «находясь за пределами СССР» – своего прошлого, так и не научились мыслить, работать с отдачей на сегодняшний день. Сделав табуретку, не можем получить прибыль как следует. Мы убыточны во всех отношениях. Ленивы! Живем, казалось бы, при капитализме, а вся наша суетная жизнь больше походит на «коммуналку». Нам все время кажется, что вот – дядя-великан (государство) нам протянет руку помощи, он якобы обязан. Мы до сих пор ждем манны небесной! Нашей стране необходимо больше таких Логиновых! Определенно!
Читайте нас: