Шаляпин: из тысячи голосов один. Часть вторая

После двух-трёх номеров семейства фокусника на сцене появился Ф. И. Шаляпин; на нём был мой пиджак, который я ему дал, видя, что его порыжелый пиджак для чтения в «концертах», хотя бы и таких, не совсем удобен. Пиджак этот был так тесен и короток, что являл собой живое подобие тришкина кафтана, и вся фигура Шаляпина производила весьма комическое впечатление.

Наконец, Фёдор Иванович начал читать стихотворение, но на средине его он вдруг остановился, помолчал и смущённо заявил: «забыл», и, махнув на публику рукой, медленной и тяжёлой поступью удалился за кулисы. Такой комический уход вызвал бурю аплодисментов и Фёдору Ивановичу пришлось бисировать. На «бис» он начал рассказывать известный бурлаковский рассказ [т. е. за авторством В. Н. Андреева-Бурлака] про «ветлянскую чуму», но и тут неудача преследовала бедного чтеца. Как ни старался Шаляпин довести рассказ до конца, ему это не удавалось и он несколько раз, не зная как кончить, начинал снова. Вторично махнул безнадёжно рукой и с благодушной улыбкой удалился со сцены. Снова раздались аплодисменты и крики «бис». В заключение Шаляпин довольно порядочно рассказал о том, «как генеральский петух ухаживал за капитанской курицей». Получив условленный «солидный куш» — 30 коп.! — Шаляпин повёл присутствовавших хористов угощать на свой первый «гастрольный гонорар».

Вскоре Шаляпину удалось снова отличиться. Примадонна нашего театра Террачиано поставила 8 февраля 1891 г. в свой бенефис вердиевского «Трубадура», в котором Фёдору Ивановичу была поручена басовая партия Феррандо. Шаляпин и на этот раз пел с успехом, — шумные аплодисменты ясно о том свидетельствовали. Успех Шаляпина с этого времени стал расти crescendo и ни для кого не стало тайной, что Шаляпин, помимо своего богатого голоса, обладает ещё недюжинным талантом, требующим большой над ним работы. Я рекомендовал Шаляпину ехать в Москву и обратиться к директору Музыкального Училища Филармонического Общества П. А. Шостаковскому, обещая при этом ему свое содействие. Я был убеждён, что профессора этого Училища, прослушав Шаляпина, без сомнения примут в нём участие и не откажутся дать ему музыкальное образование. Радость, с которой Шаляпин принял моё предложение, омрачилась тем, что у него не было средств не только на прожитие в Москве, но даже на дорогу. Пришлось искать выхода из этого положения.

У меня зародилась мысль просить Самарского дать Шаляпину на масляной утром, в заслугу его успехов, бенефис. Дело это устроилось, и Шаляпин в свой первый бенефис 3 марта 1891 г. поставил «Аскольдову могилу» и пел сам Неизвестного. Нечего и говорить, что партия была исполнена успешно. В антрактах председатель земской управы М. Д. Брудинский сделал Шаляпину подписку в сумме 35 руб., да от бенефиса ему очистилось тоже около этой суммы, — таким образом у Шаляпина образовался целый капитал рублей в 70. Уезжая из Уфы, я опять напомнил Шаляпину о Москве, обещая сам похлопотать за него, но нашим предположениям не суждено было сбыться.

По окончании сезона местным обществом любителей пения, музыки и драматического искусства задуман был оперный спектакль: предполагались к постановке 3-я картина I-го акта оперы «Демон» (Синодал, Слуга и хор) и сцена у собора из оперы «Фауст». За неимением исполнителя партии Слуги и Мефистофеля члены Общества обратились к Шаляпину, который к их удовольствию остался. Партии Слуги и Мефистофеля были поручены Шаляпину. Спектакль два раза откладывался и состоялся лишь 6 мая 1891 г., когда, за отъездом любительницы, принявшей на себя партию Маргариты, поставлена была лишь сцена из «Демона». За участие в этом спектакле и за переписку нот Ф. И. Шаляпин, певший под фамилией Прозорова, получил 10 рублей.

Заметный успех Шаляпина как в спектакле, так и на репетициях, при исполнении им партии Мефистофеля, побудил заправил любительского кружка постараться удержать его в городе. Вышеназванный М. Д. Брудинский, большой любитель театра, состоявший в то же время и председателем кружка, предложил Шаляпину место писца в губернской земской управе за 25 р. В месяц. Приняв это место, Фёдор Иванович временно оставил сцену. Но ненадолго (эти сведения получены мной от Л. В. Рындзюнского, бывшего в то время председателем драматического отдела Общества — прим. И. П. Пеняева).

Летом я служил в Астрахани и получил от Шаляпина открытое письмо, полное благодарности за содействие в зимнем сезоне и с тех пор никаких сведений я о нём не имел. В конце лета, проезжая через Уфу, я узнал, что бывшая там малороссийская труппа, если не ошибаюсь Деркача, снова увлекла Фёдора Ивановича на сцену. В этой труппе он пел некоторые партии (Петро в «Наталке» и др.) и отплясывал гопака. Это было последнее известие, которое я имел о нём. С этого времени я теряю следы Ф. И. Шаляпина.

Прошло несколько лет, судьба забросила меня в Иркутск. На некоторое время мне пришлось расстаться со сценой и поступить на службу в государственный банк. Театра я не забывал и выписывал, теперь уж прекратившийся журнал «Театрал». На досуге, перелистывая «Театрал», я наткнулся на одно известие, в котором говорилось о том, что молодой бас Шаляпин выступил с успехом в Петербурге на сцене Мариинского театра в роли Руслана и Мефистофеля в «Фаусте». Я не мог верить, чтоб это был тот Шаляпин, которого я так хорошо знал. Трудно было себе представить Ф. И. Шаляпина в такой роли, как Мефистофель, и ещё более Руслана, за которого певцы берутся только после большого искуса. Я долго сомневался, что это именно тот Шаляпин, который был хористом в Уфе. Приехавший из Москвы бухгалтер одной большой сибирской торговой фирмы Ф.Ф.Ф. убедил меня, что это тот самый Шаляпин, который успешно подвизался в Уфе лет 8 тому назад. Бухгалтер был знаком с М.Т.В., которая, встретивши его, просила передать мне о том, чем теперь стал Шаляпин — наш уфимской «Геннадий Демьяныч».

Впоследствии я узнал от самого Ф. И. Шаляпина дальнейшую эпопею его артистической деятельности. С труппой Деркача он поехал из Уфы в Закаспийский край и, возвращаясь оттуда через Кавказ, застрял в Тифлисе. Вскоре ему удалось пристроиться к маленькой бродячей оперной труппе, разъезжавшей по разным городкам Закавказья. В этой труппе Фёдору Ивановичу пришлось петь разнохарактерные партии (Валентина в «Фаусте», Кардинала в «Жидовке», а также принимать участие в хоре). Возвратившись в Тифлис, Фёдор Иванович задумал серьёзно учиться пению, для каковой цели он обратился в тифлисское музыкальное училище к профессору пения, известному тенору Д. А. Усатову, чтобы тот его выслушал и высказал своё мнение — стоит ли ему учиться пению. Д. А. Усатов выслушал и объявил, что не только стоит учиться, но даже должно, и немедленно принял в нём участие, устроив ему стипендию на средства К. М. Алиханова, бывшего директора Музыкального училища и Кружка, ныне уже не существующего. Позанявшись год под руководством Д. А. Усатова, Ф. И. Шаляпин поступил в местную оперную труппу на первые басовые партии, где в то же время вторые басовые партии исполнял бывший его антрепренёр С.-Самарский. По окончании сезона в Тифлисе, Фёдор Иванович приехал в Москву, месяца три был без места и ощутительно терпел нужду. М. В. Лентовский через агентство Рассохиной пригласил Ф. И. Шаляпина в Петербург на летний сезон в «Аркадию». На зиму Фёдор Иванович получил приглашение на первые партии в Панаевский театр, а затем весной дебютировал в Мариинском театре, в партиях Мефистофеля («Фауст») и «Руслане» и остался служить за 2 400 рублей в год. На Императорской сцене Ф. И. Шаляпину не пришлось прослужить долго: его заметил С. И. Мамонтов, заплатил за него неустойку и пригласил в Москву на первые партии в Частную оперу. С этого времени начинается слава Ф. И. Шаляпина.

Спустя год мне пришлось поехать из Иркутска в Москву, и я первым долгом отправился в Частную оперу послушать Ф. И. Шаляпина в «Русалке». О том впечатлении, какое производит пение и игра Шаляпина в этой опере, нечего и говорить, об этом всем известно и много писалось. На другой день я отправился к Фёдору Ивановичу на квартиру. Я нашёл в нём такого же простого и добродушного человека, каким он был ранее, и даже теперь в апогее славы он остался таким же сердечным, простодушным русским человеком.

Источник: «Театр и жизнь» № 2 от 30 сентября 1910 г.