Откуда она, бардовская песня

Иначе, по их словам, машины на территорию фестиваля не пропускают. Любителей понаблюдать за тем, что там происходит, собирается слишком много.
Мои соседи-путешественники, однажды уже побывавшие на фестивале, рассказали мне много интересного о названном мероприятии, правда, не имея представления об истории бардовской песни. Естественно, позже меня заинтересовали истоки и история этого молодежного общественного движения. Изучив некоторые материалы и факты, я решил рассказать читателям об этом виде искусства.
На знаменитом Грушинском фестивале, который ежегодно проходит на площадке волжского левобережья под Самарой, собираются тысячи романтиков и любителей самодеятельного песенного творчества или, как сейчас принято называть, бардовской песни…
Для тех, кто не застал наш советский период, барды – это немолодые дядечки в свитерах, поющие со сцены про горы и жизнь, или мужчины помоложе в камуфляже и берцах, собирающиеся с гитарами у костра.

В 1950-х годах, когда барды только-только стали появляться, они выглядели совсем не так. Это были студенты в мешковатых штанах и, казалось, никогда не спящие, потому что столько всего нужно успеть! Они тогда еще не знали, что их будут называть бардами. А песни, которые они пишут и поют, – бардовскими, авторскими или самодеятельными. Для них это были просто песни про то, что их волновало.
У бардовской песни нет даты появления на свет и нет отцов-основателей. Она возникла, словно сама собой, в разных местах. Одним из таких мест был биофак МГУ. Здесь в начале 1950-х годов училась замечательная девушка Ляля Розанова. Энергии у нее было на десятерых, а еще у нее был талант притягивать талантливых людей и вдохновлять их на творчество. Неудивительно, что именно при ней существовавшая до этого в добровольно-принудительном режиме агитбригада стала центром молодежной жизни. Сюда бежали со всех ног после лекций, потому что здесь было интересно, здесь била жизнь. Студенты собирались, репетировали спектакли и придумывали студенческие театры эстрадных миниатюр (СТЭМы), ставили танцы и пели песни. А потом со всеми этими концертными номерами разъезжали по таким медвежьим уголкам родины, куда настоящие артисты не заглядывали.
Сначала биологи освоили Подмосковье, потом целину и добрались даже до прибайкальских глухих деревень. Поначалу они пели обычные песни, созданные профессиональными композиторами и поэтами. Но вот как-то раз вечером на летней практике, когда все собрались у костра, один из агитбригадцев, Гена Шангин, взял в руки гитару и спел песню, которую он сочинил сам. Она была посвящена его близкому другу и так и называлась: «Песня о верном друге». Песня так понравилась ребятам, что ее тут же включили в репертуар. А вслед за ней и песни, написанные самой Лялей, и еще одним талантливым биофаковцем Дмитрием Сухаревым.
Эти песни обладали какой-то невероятной магией – простенькие мелодии на три аккорда, незамысловатые тексты. Все это не только не делало их хуже, но добавляло искренности и вызывало отклик у слушателей. Это были очень необычные песни для тех времен – в них звучало не «мы», а «я». И в этом «я» каждый узнавал себя и свои тревоги, чувства… Юрий Визбор вспоминал: «…стихами Ляли Розановой мы спасали самоубийц. И себя, чего греха таить…»
Однако не только на биофаке МГУ произошел взрыв студенческого творчества. Похожая картина была в Московском государственном педагогическом институте имени В.И.Ленина, который в 1950–60-е годы даже получил неофициальное название «поющий» институт. Но здесь песни зачастую писали на какую-то известную мелодию. Именно так была написана первая песня Юрия Визбора «Мадагаскар». В 1950 году он на музыку из спектакля Кукольного театра Образцова «Под шорох твоих ресниц» положил свой текст. Результат так понравился всем, что песенку стал распевать весь факультет, а затем и все московские туристы. Визбор сочинил целую серию песен про походы на известные мелодии, но со временем стал и свои мелодии придумывать.
Ада Якушева вспоминала, что когда Визбор заканчивал институт, все очень тревожились – как же теперь будет без него вся факультетская самодеятельность? Визбор никому не отказывал в просьбе показать аккорд или дать списать слова. Набравшись смелости, Ада спела пятикурснику Визбору собственную песню «Голубые сумерки погасли». Так в институте появился и второй бард. Третьим столпом авторской песни в МГПИ был Юлий Ким. Он привнес в бардовскую песню свой особенный «цыганский» строй аккомпанирования на гитаре. И свои темы - более социальные и ироничные.
В этот период авторская песня не вызывала у государства особого интереса. Но вот барды стали выпускаться из вузов, желание встречаться, творить и делиться своими песнями у них осталось. И они начали объединяться в Клубы самодеятельной песни (КСП). Сначала в Москве при МИФИ, а потом и в других городах Союза. Вначале было выбрано название «самодеятельная песня», хотя рассматривались варианты «гитарная», «любительская», «туристская».

Осенью 1967 года прошел первый слет Клуба самодеятельной песни, пока еще только общемосковский, но уже в марте 1968 года в новосибирском Академгородке прошел первый союзный фестиваль авторской песни. Он знаменит не только тем, что был первым. Именно на нем состоялся единственный в СССР публичный концерт Александра Галича, на котором он исполнил песню «Памяти Пастернака».
И вот тут-то советская власть обнаружила, что у бардов есть своя гражданская позиция, которую они хотят демонстрировать. На КСП начались гонения. Клуб «Под Интегралом», проводивший фестиваль, закрыли, а полгода спустя закрыли и все остальные клубы в стране. Власть не могла позволить бардам в открытую петь про «подъезды для начальников», «кабинеты с холуями и секретаршами», «топтунов» под окнами, про «пайки цековские» и прочее.
Запрет только подогрел и без того большой интерес к авторской песне. Окуджаву, Высоцкого переписывали с катушки на катушку, благо магнитофоны были уже не редкостью.
Однако отношение государства и отношение отдельно взятых партийных боссов к бардам могло не совпадать. К примеру, генсек Леонид Ильич Брежнев испытывал необъяснимую любовь к песням Высоцкого. В книге Владимира Новикова «Высоцкий» написано: «После смерти Высоцкого в Москве говорили, что сам Брежнев посочувствовал общему горю и слушал в день похорон на ялтинской даче Володины песни, особенно «Протопи ты мне баньку, хозяюшка…»
В 80-х годах Клубу самодеятельной песни не то чтобы разрешили действовать официально, но стали закрывать глаза на их возрождение. Когда появился рок, барды взяли что-то из городского романса и песен Вертинского. И сегодня люди продолжают брать в руки гитару, чтобы спеть о том, что их волнует. Авторская песня живет.
…Студент Куйбышевского авиационного института Валерий Грушин погиб в августе 1967 года на реке Уде в Иркутской области при спасении утопающих детей. Осенью следующего года в память о нем в Жигулевских горах прошел первый слет любителей бардовской песни, который впоследствии стал называться Грушинским фестивалем. За время своего существования он превратился из неформального слета в ежегодное официальное мероприятие.
Знаменитого советского поэта и барда 1970-х годов Владимира Высоцкого много раз приглашали на «Грушу», но он так ни разу и не смог приехать. Устные приглашения на праздник бардовской песни ему передавались несколько раз. Однако Высоцкий в то время был фактически запрещенным в Советском Союзе поэтом и исполнителем, и поэтому просто так, без официального приглашения, поехать в Куйбышев (ныне Самара) в конце 1970-х годов он не мог.

Здесь нужно заметить, что в 1979 году фестиваль все равно оказался последним перед шестилетним перерывом. А «могильщиками» этого всенародно любимого праздника стали тогда первый секретарь Куйбышевского обкома КПСС Евгений Муравьев и первый секретарь обкома ВЛКСМ Александр Долганин. Официальной причиной запрета фестиваля в 1980 году называли проходившие в Москве Олимпийские игры. И лишь в 1986 году под предлогом 400-летия Самары-Куйбышева «Груше» удалось буквально воскреснуть из пепла. Юрий Визбор много лет, вплоть до самой своей смерти, был кумиром публики на каждом Грушинском фестивале. Его подолгу не отпускали со сцены, заставляя снова и снова петь свои песни.
Уже после второго года на фестиваль потянулись не только куйбышевцы, но и любители туристской песни из других городов. Приезжали ребята из Казани, Москвы, Ленинграда, Уфы, Свердловска и так далее. И уже через два-три года на фестивальной поляне была представлена практически вся география Советского Союза.
А потом здесь появились и первые иностранные участники, в частности вокальная группа «Регенбоген» из ГДР. А сейчас, как мы знаем, на Грушинский фестиваль приезжают туристы из самых отдаленных стран мира: Австралии, Новой Зеландии, США и Канады, государств Африки и Южной Америки. Авторская песня, рожденная в 1950-х годах, здравствует и продолжает жить.