Гривы книг, покрытые кораллом

*  *  *

Увлажнитель, дыми.

О̀конь пасмурнорукий,

Как хозяин любимого пса,

Он погладил твою шевелюру.

Тихо сдвинул клубы̀...

Да, расческа темна в основаниях

Зу̀бцев,

Не хватает всех пальцев,

Чтобы каждой снежинке

Свой путь указать.

Но и свет о них быстрых,

Великий, споткнулся

И ушел за фонарь и в фонарь

Вниз сигать – златоткать…

Ночью все обними. Не дыми.

 

*  *  *

В комках посуды

Красные молекулы еды.

Они замаскированы цветами

Погоды, падающей в дом усами.

Усами звуков. Тенью светлоты.

«Все надо мыть и ставить, слышишь?»

Я не хо!..

Не бу!.. не чу!..

Но сила долга

Волю обняла

И повела, и губку бирюзовую вложила...

 

Я в диване

И подо мною смех

И лу̀ны, а душа не спит.

Ее рука нащупывает глаз,

Соединяется сова и савва,

Узоры вечности и поздний вечер.

Окно.

Я это я?

Свал емкостей и льющийся водонапор.

А вместо губки – зонтик.

Есть внутреннее повеление: «иди, пока есть время».

Шуршит пакет скомкованный.

Хлюп… хлеб,

Капуста-ламинария, зефирки

Огней на палках,

Ясность-высота.

*  *  *

Я могу только так:

Свесив руки и листья до тени

Чужих,

Опираясь о них,

Опираясь о белую землю,

О свои – динь и дон – корневища,

Чудо-деревом тонким

И диким

В поллика стоять,

И когда с тротуара увидят

И ветку сломать захотят (поздороваться),

Вблизь подойдя –

Нарочито замедленно

Так

Полным ликом,

Гигантским,

К нему

Повернуться.

 

*  *  *

Скамейки –

Из вороньих поясов,

Тяжелых таин трясогузок,

А вовсе не из чугуна и бруса

И ваших синих и оранжевых платков.

 

Мы можем всё, и всё оставить тут,

А сами отойти за дерево и спрыгнуть,

И снова будет путь, и ветер будет лют.

Средневековье падает в открытку.

 

А мы же кто? Иссупленные ха.

Свечей комковых нервные изгибы.

Мы паводковый свет, его нога, рука.

Блаженные скамьи и липы.

 

*  *  *

У старика следы-кометы

На свежем насте, он их и не видел,

Они летят за ним, но в воскресенье летом

Их остановит Бог, возьмет на вымпел.

 

А эти бурки вещие сквозь дыры

Увидят ясное спокойствие свое,

Главы слепящий круг и ноги мира,

Осу и мяту, букву О.

 

*  *  *

Скорое, гиблое, светлое

В трещинах «да» и «о, нет».

Олимпиада пространств и сезонов мутон.

В Яузе чей-то каяк

И чьего-то весла гарпагон.

 

Силится воду сломить

И связать, и любовно таить в сундуке,

Плеском и бликом один

Наслаждаться и розу макать и махать

Ею, брильянты с ее лепестков… их носить на шнурке.

 

Светлые волосы грани – взовьются

Они на особицу.

Пятиэтажное море, гуляют цветные ладьи.

Синяя-синяя, долгая-долгая одолевает безформица.

Хочешь не хочешь – иди и найди.

 

*  *  *

Поддувает календулой с ока-востока,

Возникает бревенчатость, милая грусть,

У пчелы есть дельфиниум – тень небоскреба,

А у неба скребется один парашют.

Я его далеко и так явственно вижу,

Над мангалом он веет и белая пыль

Оседает в просторы обиженных книжек

И оттуда чихает, дурной молодыль.

 

Однажды утром

 

Во мгле – дырявый щит…

Сознание готово

Им, как всегда, вооружиться

И с ним идти на свет

(не воевать, о нет,

А словно в первый раз

С ним познакомиться и подружиться).

Но все пошло не так.

В те первые секунды,

Когда хотело Я само идти вперед

(как будто бы), щитом

Его – не больно так –

Вдруг придавило.

 

Оно ушло в себя

И до обеда

Звенело темнотой.

 

*  *  *

Гривы книг, покрытые кораллом.

Ночь как ночь и светится водой.

Имя вам конечно неизвестно и покалывает

Тишиной и добротой.

 

По огню на каждое заглавье,

Микроскоп выуживает тлен.

Нарисованные крылья плавны,

Как и оба неба веретен.