В сад на сиреневый выпас. Часть вторая

Рахманинов

Рахманинов очень любил сирень: лиловую, белую, бордовую, особенно крупноцветковую уважал, она вкуснее. У себя в усадьбе много её высадил. Еле дождётся весны, бывало! Как расцветёт сирень, то каждое утро бежит в сад, выискивает пятилепестковые бутончики и ест. И даже в гости ходил только к тем соседям, у которых сирень росла. Иной раз сидят все, чаи распивают с плюшками, разговоры разговаривают, а Рахманинов... Где Сергей Василич? А он в сирень зарылся, сопит, причмокивает, иногда только довольную моську гостям из-под листьев показывает – мол, я тут, други, чаю мне запить оставьте. И никаких плюшек ему не надо.

Хозяйки, зная, что Рахманинов непременно в сад пойдёт на сиреневый выпас, заранее ему полную тарелку пятилистников в сахаре готовили. Рахманинов угощался с удовольствием, и даже брал пару баночек в дар на зиму. Но сирень с куста ему больше нравилась – духовитая и горечь крепче!

Потом, правда, всегда животом маялся, но терпел.

Уж очень сирень любил...

Бетховен

Бетховен очень любил кофе. Особенно сваренный ровно из 60 зёрен.

Каждое утро он развязывал мешочек с кофе и отсчитывал зёрна. Но, поскольку с арифметикой у него с детства были нелады, он постоянно сбивался и приходилось ему начинать счёт сначала. Так, бывало, до обеда считает и считает! Разгорячится, волосы на голове ерошит, табуретки в стену кидает! По пальцам получается только 20 зёрен отсчитать, а дальше никак! Иной раз так его раскочегарит, что сядет за рояль и давай по клавишам барабанить со всей силы.

Я, кричит, всё равно возьму судьбу за глотку!

Так «Аппассионату» сочинил, а потом «Бурю»,

а потом и «Патетическую» и «Героическую».

Как-то раз до ночи зерна считал, все табуретки переломал, устал и так грустно ему стало, что сел за рояль и «Лунную» сочинил.

Неужели, думает, так никогда в жизни и не попью кофе по-человечески?

Но однажды ему сильно повезло. Отсчитал он по обыкновению 20 зёрен и уже готовился кинуть в стену новенький венский стул, как вдруг к нему в гости пришли Гайдн и Моцарт. Так он догадался по их пальцам отсчитать два раза по двадцать. А Моцарт, который с детства обожал математику, умножил 20 на 3, и вышло как раз 60!

Бетховен обрадовался и побежал на кухню варить кофе, на ходу сочиняя «Оду к радости».

А потом они вместе пили кофе с венскими булочками и, раскачиваясь в обнимку за столом, пели: «Обнимитесь, миллионы!»

При слове «миллионы» Бетховен весело подмигивал Моцарту, Моцарт свистел щеглом, а Гайдн улыбался.

Вот, как кофе стимулирует творчество и укрепляет дружбу!

Шопен

Когда Фредерик Шопен встретил Жоржа Санда, то пришёл от него в ужас! Брюки мешковаты, волосы дыбом, взгляд тяжёлый, брови колосятся, пишет дамские романы о певицах и графьях, чуть что в драку, а то и на дуэль, а говорит фальцетом!

И, о кошмар-р-р, проявляет к нему, Шопену, недвусмысленный интерес! Шопен от Жоржа, а Санд за ним! Санд за Шопеном, а Фредерик – бежать!

Иной раз приходилось Шопену в рояль прятаться! Только там и спасался! Но скоро и это перестало помогать. Жорж Санд рядом с роялем пристраивался с яванской сигарой и выкуривал чахоточного Шопена из укрытия! А однажды Шопен даже на Майорку убежал от Жоржа. Но тот сел на лошадь и догнал Шопена. На Майорке выяснилось, что Жорж Санд – женщина! Шопен смирился… А куда деваться? Аврора Дюдеван хорошо стреляла. Причем не только сигареты.

 Подготовил Алексей Кривошеев