В сад на сиреневый выпас. Часть первая

Бах

У Баха было 20 детей.

Всякие там дочери, сыновья.

Дочерям он имена не давал, просто пронумеровывал – 1, 2, 3.

А сыновьям спервоначалу давал. Фридеман, Филипп, Вильгельм, Кристиан, Иоганн. И так, и далее. Пока имена не кончились.

А последних сыновей даже и не пронумеровал. А зачем?

Всё равно же композиторами не стали.

Паганини

Как известно, Паганини родился с десятью длиннющими пальцами на левой руке, в которых сжимал скрипку, и без костей в правой руке, которая заканчивалась смычком, а вместо первого крика проорал первые восемь тактов каприса Паганини. Это был его первый каприз. Потом он их накапризничал за всю жизнь еще аж 23 штуки, но не будем забегать вперёд.

«Уно бамбино, уродо, скрипачиссимо!» – огорчились родители, и попытались вывинтить скрипку из цепких скрипичных ручек, но новорожденный Паганини инфернально засмеялся и не отдал.

Младенец занимался скрипкой каждые три часа с перерывом на кормление!

Когда он стал постарше, родители решили действовать кнутом и пряником:

– Никколушка, а мы тебе футбольный мяч купили. Пойди на улицу, поиграй, наваляй голов Буффону...

– Но, миа маммма! У меня недоучена гамма!! – отвечал сын.

– Никко, – говорили они, – мама приготовила пиццу и пасту, мы тебя накормим, если ты перестанешь играть на скрипке!

– Нет! Музыка мне и пицца, и паста! И баста!

– Никколо!!! – рычал отец, приковывая подростка железной цепью за ногу к якорю в порту, я освобожу тебя, как только ты выбросишь скрипку в море!

– Каналья-вакханалья!! – кричал сын, перепиливая смычком цепь, и бежал в местный театр дразнить скрипачей своим летучим стаккато (1500 нот на один смычок!!)

Когда Паганини вырос, то стал колесить по Европе, разнузданно и весьма дорогостояще каприсничая на всех доступных сценах!

Завистники ему даже струны подпиливали, чтобы не играл, а он выбежит на улицу, наловит женщин, перецелует всех, вытянет из них жилы, натянет на скрипку и опять за своё! Тогда посадили его в тюрьму... А он и там поскрипывал.

И вот, явился к нему сам Дьявол и жалостливо так просит: «Паганинушка, брось ты эту скрипку! Черти в аду пляшут тарантеллу под твою бандуру днями и ночами, дело своё забросили. Мы даже Богу молиться начали, чтобы только ты не играл!! Рушатся адские устои!»

А Паганини ему: «Параллельные квинты тебе в печенку, дьяболо! Продай-ка ты мне свою душу, тогда, может, и перестану играть!»

Черт с перепугу взвизгнул свиньей, перекрестился и обратно в ад сверзся...

А Паганини потом ещё и гитару освоил и Джимми Хендрикса научил играть. Во как!

Бах

Как-то раз проснулся Бах, умылся, оделся, глядь, а парика-то и нет.

А без парика в то время никак! Ни зиму не перезимовать, ни умным не прослыть.

Пошёл по-соседски к Генделю взять парик напрокат. А Гендель сам ходит лысый и злой. Тоже парик потерял. Пошли они вместе к Моцарту, а у того – веселье! Паричок – ха-ха-ха, драный, молью поеденный, с жиденькой косицей, бу-гага-га!!! Пропал!! Ик!!

Пошли они втроем к Вивальди. А Вивальди сидит в платочке, пригорюнился.

Кто-то, говорит, у меня этой ночью парик спёр. Почти новый, тридцать лет всего ношеный, всего три проплешины, рыжий, из собачьей шерсти!

Пошли к Бетховену. Постучали к нему: тук, тук, тук, ту-у-у-ук.

А тот сидит взъерошенный, в натуральном волосе и табуретками в стену кидает.

Разошёлся, бешеный!

«Не стучи, судьба, мне в дверь! – кричит. – Пошла вон!!!»

«Да ну его», – подумали композиторы и разошлись по домам ноты писать, на новые парики зарабатывать. И заработали. Один Бетховен остался сердитый, непричёсанный и все табуретки переломал! А зачем ему парик?

«Могучая кучка»

Композиторы Балакирев, Римский-Корсаков, Кюи, Бородин и Мусоргский были очень дружны. И даже бороды отпустили, чтобы быть заодно. У Бородина была самая длинная борода, потому что он постоянно химичил там что-то с ней, и она у него непрерывно росла. И ходили они везде вместе. Обычно впереди шёл Бородин, за ним Кюи с Балакиревым под ручку, потом Римский верхом на Корсакове, и замыкал шествие Мусоргский. И вот, оказия, Бородин часто наступал на свою длинную бороду и падал, об него спотыкались все остальные и тоже падали, а припечатывал всех сверху мощный Мусоргский. Бывало, лежат они где-нибудь на Невском, путаются в бородах, копошатся, кричат, встать не могут. Умора! А прохожие дивятся – Эка куча-то могуча!

Побарахтаются они, покричат, устанут и затихают, ждут, когда подойдет музыкальный критик Стасов, который один только и мог их распутать. Придёт Стасов, всех поднимет, по росту расставит, бороденки всем поправит, и смеется: «Ну, что? Могучая кучка? Живы?»

Так и образовалась

«Могучая кучка».

Окончание следует…

Подготовил Алексей Кривошеев