Аномально-жаркая история

Часть первая

Да! Как глянешь на градусник, что висит за окном, то сразу начинает казаться, что серая полоска ртути, спрятанная в тонюсенькой трубочке, того и гляди вырвется на свободу, разрывая на части свою «стеклянную тюрьму». Сама же «тюрьма» … ну, градусник, конечно, будто раздулся, расширился сверх меры и сейчас действительно что-то такое-эдакое произойдёт.

А виновником является этой кажущейся странности – лето! Аномально-жаркое лето, что выдалось в начале июня. Синоптики с умными лицами с телеэкрана во весь голос верещали, что движется циклон с проливными осадками, мощными грозами. Но при взгляде на пустую синь «стеклянного» неба, начинают одолевать жуткие сомнения относительно здравого рассудка… рассудка этих высокоумных метеорологов и собственного тоже. Ибо где тут правда – мне ответить нестерпимо сложно в условиях, приближённых практически к войне… лета, жары и человека. Караси, лежащие на раскалённой сковородке, наверное, нам бы явно посочувствовали.

Утро моё, как не трудно догадаться, выдалось не из лёгких. Тяжеловесное, каменно-кирпичное пробуждение, почти как у синюшного пропойцы. Но с висящим неизменным вопросом: «А спал ли вообще?..» Постельное бельё скомкано в рогалик, одеяло валяется где-то там… на дне пола, и, скорее всего, оно забежало под кровать, что не в первый раз происходит. Голова мокрущая, с торчащими вверх волосами, как у индейцев-ирокезов. Я измождён и обессилен. Веки глаз, словно амбарные ворота, под своей массивной тяжестью всё норовят закрыться. И если смотреть на свою утреннюю увертюру со стороны, то может показаться, что произошла сексуальная революция: толпа загадочных незнакомок, тонкие шлейфы духов… Но увы, это всего лишь проделки несносной жары – её, окаянной!

Ладно! Сборы прошли кое-как. На автопилоте. Жахнул сразу несколько чашечек крепкого кофе. И душ ледяной в ванной окатил моё телесное естество. И быстрее на работу. В офис. Колоссальные дела-делишки ждут. За опоздание, хотя бы на две минуты, могут всыпать пару горячих… слов. И лишить бонусов к зарплате. Поэтому необходимо лететь.

При выходе из душного подъезда, как только нога ступила на пешеходный тротуар, нахлынуло тягостное понимание того, что жара – это вечность. Невыносимое пекло, как всегда с нами! И я даже почувствовал, нет – услышал внутренним ухом, как мои ботинки взвизгнули от обжигающей боли. Асфальт определённо и не думал остывать за прошедшую ночь. Я с изумлением наблюдал, как он, раскалённый, пыльный местами, дымился, вздымая сквозистые сетки марева, словно он что-то втихаря покуривал.

Соответствующие службы и не думают пускать в ход поливальные машины. Да и что толку. Один ушлый учёный-самоучка заметил, что этим летом капля воды с двухметровой высоты не успевает упасть на поверхность земли – испаряется на излёте, исчезает раз и навсегда из нашей солнечной системы, галактики.

Шагал, одним словом, дальше. Изнывал, горел! Не прошло и пяти минут, как моя одежда, – а это крахмально-белая рубашонка, чёрные, как холодное дно колодца, брюки, – насквозь промокла от пота. Но буквально через мгновение высохла. Ох, благодарственное солнце! Ни с того ни сего врезался в мозг Ниагарский водопад. И с чего он пришёл мне на ум? Что за коллизия? Если бы он вдруг попался сейчас на пути, то логично его появление в виде «серебристого изображения» в моей голове. Но увы, Ниагарский водопад и не пожелает возникнуть, скажем, на бульваре Айвазовского или на худой конец в переулке адмирала Нахимова. Хоть кол на голове чеши, но Ниагарскому водопаду никак не быть. Отсюда вывод: жизнь несправедливая штука!

И какая жалость – не прихватил с собой пару бутылей с водой. Неорганизованность меня погубит окончательно.

Я кое-как прошёл одну улицу, что уходит в парк. Пешеходов, таких горемык, как я, почти не видно. И машины не частят. Смело можно предположить, что они все одним скопом дружненько испарились. Мне же определённо этого нельзя – в офисе недоделанный отчёт меня дожидается.

Солнце с гордой осанкой вздымалось всё выше и выше, закрыв собою половину неба. Да! И такое бывает, когда июньская жара всё берёт в свои руки… ручища. Ослабела молодая листва на деревьях, цветы на клумбах превратились в сухую цветастую гниль, труху, что смотреть страшно. На тот момент я наполовину разделся, сняв с себя лишнюю одежду, и теперь ничем не отличался от австралийского аборигена или человека из племени Новой Гвинеи. Полудик и несообразителен, туповат и кто знает, что дальше со мною будет.

Тут вдруг вздыбилась пыль, что скопилась за несколько жарких дней. Не слабосильный вихрь принялся гонять её туда и сюда, словно играя в догонялки. Дышать в этом пыльном вертепе мне стало невмоготу.

– А чтоб вас... Куда подальше унесло, куда Макар свою тачку не гонял! – прокричал я, что есть мочи.

Мои проклятья в адрес пыли и ветра подчёркивали абсолютную неопределённость. И потом, я похоже стал плутать, путаться и сбиваться с пути. Наверху горит адский жёлтый глаз, а внизу, в общем, понятно, что… Не видать ни зги. Я стал идти интуитивно, по памяти, тактильно касаясь того или иного предмета. Руки выполняли, в некотором роде, функцию нижних конечностей. Ими, руками, я то и дело размахивал в поисках ориентира.

– А вот бетонный забор. Понятно! До тюрьмы я уже докостылял. Ага! Фонарный столб. За ним где-то аптека. – Талдычил я вслух, шаря руками, словно слепой. – Аааа! Гвоздь!!! Что за окаянство?! Его так никто и не выдернул с рекламного щита…

Заорал я как резаный, и не из-за ранки на пальце, а то, что гвоздь третий год торчит на деревянной рамке с объявлениями, с рекламой, и мне удосужилось именно сегодня на него нарваться. Обидно до дрожи!

Через минуту, успокоившись, я двинулся дальше в гуще игристого тумана. Малу-помалу, потихонечку и кое-как. Жара чем-то походила на убийцу, потому что действовала на меня – ну, просто убийственно. Хотелось кого-то за это обвинить, найти в злободневном безобразии «стрелочника». В голове вертелись лица Ивана Грозного; соседа с девятого этажа, что имеет привычку швыряться бычками и плеваться плевками с балкона; жена бывшая; служба метеорологии. Всех их хотелось рассадить на скамье подсудимых и стребовать с них ответа – за аномалию природы. Они у меня не отделались бы одним административным наказанием и штрафом за превышение скорости. Они бы у меня по полной…

Когда в моём котелке закрутились весёлые мурзилки, мыслишки-перевёртыши, я как-то сразу и не приметил, что теперь вокруг практически никого. Разве, что природные явления выплясывали свои кренделя. А так: ни человечишки, ни гудка, ни дико несущего авто, ни скрипа дверей. Ничего! Словно бы все вымерли как мамонты или удрали в Арктику, подышать свежим воздухом. В "ентом" мире я остался, кажется, один-одинёшенек. Принялся кричать с перепугу. Крики безысходности, типа "Ау", "Люди, где вы?", "Спасите, помогите!" и тому подобное. Страх расширился и наполнился ещё большим страхом. Он ужаснее самой жары. Страх уже смахивал на все части «Кошмаров на улице Вязов» и «Восставших из ада». Он, как ни парадоксально, осязаем, его можно потрогать и понюхать. Он – неотъемлемая часть меня! Так уж вышло, к несчастью.

Вдруг мне что-то показалось… За пеленой густой «стены» раздавались какие-то приглушенные отголоски, и они живые и, чёрт возьми, – человеческие. От нахлынувшей радости у меня даже нос зачесался. По нашей семейной примете, носы чешутся к счастью.

«Люди!!! Наконец-то!» – твердил я, как полоумный. Ускорил тут же шаг. И не просто ускорил, а можно сказать, помчался, полетел на крыльях всеобщего человеколюбия. И мне ровным счётом наплевать, что вокруг меня – развесёлая мгла, неосязаемое препятствие… нескончаемый бисер пыли. Я видел ясно цель, на сей раз ушами. В канализационный открытый колодец только бы не провалиться – скользила мысль. Однако же я бежал, как кролик, учуявший морковку. И чем ближе я продвигался к цели, тем отчётливее слышал, что там звучит, окает, булькает. Это мужской голос со специфичным баритоном. И всё же его голос для меня звучал как песня, как серенада, как женский хор из филармонии города Сыктывкара.

– Пить! Дайте кто-нибудь пить! Кошкин хвост! – говорил голос жалостливо, но требовательно.

– Ну вот! Ещё один бедолага! – подкатило под кадык несколько флуктуаций разочарования, но я продолжал идти на звуки человеческой природы. Но он не унимался. А то и вовсе раззвонился, как тысяча колоколов со всех континентов.

– Вот изверги! Живодёры! Кто-нибудь даст хоть капельку воды?

Голос волшебный, голос из прекрасного… так и валил горячими словечками. Между слов громыхала ненормативная лексика. Красноречив, батенька! Я немного оторопел, стоит ли... Может дать дёру? Вдруг явлюсь я тут из «сиреневого тумана» и мне – бац, силикатным кирпичом по затылку. Но вспомнил в сию минуту о вселенском своём одиночестве, апокалипсисе. Подтянул, словно ремень на брюках, твёрдость духа и безмятежность души. Пригладил назад пятернёй волосы, втянул воздух утюжно ноздрями и нырнул… Будь, что будет!

Подойдя наконец к объекту... М-м-м! Впал я определённо в ступор. Оторопел! Замер, как памятник из бронзы. Короче, ничего я не понял и не понЯл. Передо мною стоял не человек, жаждущий испить ведро воды, а СОБАКА!!! Обыкновенная собака – дворняга!!! Одно ухо изгрызено (наверно, в собачьих баталиях), грязнущие лапы (наверно, лазил по помойкам) и его глаза, смахивавшие на два студня, что вытащили из холодильника и сразу засунули в микроволновую печь. И облезлый, измазанный в сиреневой краске, хвост, что волочился за ним, как обрубок полена.

Ну, ясно же как день! Не туда забрёл. С ориентацией направлений явно у меня нелады. От досады принялся опять кричать, типа «ау» и прочие призывы, взывающие о спасении беспутной души.

– Ты что кричишь? Больной, что ли?

Мои глазёнки, наверное, вопреки физическим и физиологическим (заодно и математическим) законам, увеличились по возрастающей. Со мной разговаривала СОБАКА!!! На самом что ни наесть обычном человеческом языке. Я тряхнул головой в надежде, что глюки исчезнут от подобных манипуляций. А то, что это глюки – сомнений не возникало. «Винтики-шарики», серое вещество свой вывело вердикт, однако прозвучавшая в дальнейшем речь пса напрочь лишила меня недоверия к происходящему. Я всеми клеточками тела, кажется, уверовал…

– Да, нормально всё! Это я с тобой разговариваю, пёс Поликарп. Так меня с одного жилого дома дворник окрестил. Ты это… дёрганный какой-то, случаем «чумкой» не болеешь? Нет! Тогда зашибись! Слушай, братан, ты водой не богат? Пить хочется, ну полный абзац! А то в жаровне, пустыне уличной, ни одной лужи не осталось. Так как у тебя с водой?

– Нету... извини!.. – всё что я мог произнести – произнёс. Ступор ещё в действии. Я всё равно недопонимал. Как так?.. Двадцать первый век – куда ни глянь! Ну, почти! Биотуалеты, чемоданы на колёсиках, искусственное сердце AbioCor, зубные щётки с угольными ворсинками, а тут – в некотором царстве, в некотором государстве жил да был пёс…

– Эх, люди, люди!.. – проворчал язвительно Поликарп. – Это нормально! Махнув хвостом, он тут же скрылся. А я всё стоял и стоял, пытаясь решить уравнение с непонятной для меня погрешностью. Кто тут икс, а кто игрек? Потом, глянув наверх, понял – жара! Она, подлая! И я двинулся дальше в путь. На свою работёнку.

Продолжение следует...