О больших и малых страхах

Многие замолкают, когда речь заходит о страхах. Такая это личная, почти интимная вещь. Каждый человек чего-то боится. Из постоянных мелких и больших страхов состоит наша жизнь, состоит каждый день. Пауков, высоты, дефолта, смерти, клоунов. Интересно, а какой страх у писателя? Страх «облажаться»: вдруг тебя не поймут, вдруг перемудришь и всё, что ты написал так никому и не понравится?!

Но предаваться страху не стоит: малодушие не приведёт к самосовершенствованию. Только заглянув в тёмные уголки своего подсознания, можно прийти к выводу, что «не так страшен чёрт…». Главная задача любого писателя (даже будущего) смириться с мыслью о том, что всегда будут взлёты и падения: невозможно стать гениальным сразу. А как можно увидеть собственный страх? Только придав ему осязаемый образ. Этим и занялась литературная студия «Крылья», презентуя второго апреля, в Уфе, в пространстве «Арт-квадрат» свой литературный перформанс.

Тёмно-бордовый кирпич стен ивент-холла и страшная музыка. У микрофона воспитанники студии: дети разных возрастов и взглядов. Для них выступление в этом зале – испытание собственной стойкости, храбрости и таланта. Многие впервые читали вслух широкой публике свои произведения и это было заметно: иногда вздрагивая, оглядывая зрителей, дети продолжали декламировать, пугая слушателей самыми разными ужасами.

Удивительно, как много обликов у страха. Если дети видят страх чем-то метафизическим, чем-то сверхъестественным, как лифт, который может завести тебя в саму преисподнюю, то подростки сосредотачиваются на более осязаемых вещах – на том, что с утра на работу, на нехватке денег и внимания, на страхе не быть собой. Мы, люди, вырастаем, а вместе с нами вырастают и страхи: ещё вчера ты боялся идти по тёмному коридору на кухню ночью, а теперь боишься за жизни своих близких, их здоровье и самореализацию. Любопытно, если начать задумываться о том, что страшно «тогда» и «сейчас», то в вашем сознании будут всплывать самые разные образы: от гудящих смертоносных колёс какого-нибудь поезда до проклятой куклы колдуна. Это объясняется тем, что сам страх – это неотъемлемая часть нашего несовершенного мира, то, что заложено в нашем сознании. Трансформация ужаса меняется вместе с мировоззрением. Это подтверждают литературные образы воспитанников студии.

«Бутерброд»

(Илья Седухин, 9 лет, 161 лицей)

«Жил-был бутерброд. Он был ядовитый, а люди его ели. Потом они становились зомби и умирали. Но однажды Бутерброд посадили в тюрьму, где преступников не кормили. Бутерброд съел кусочек самого себя, стал зомби и умер сам».

«Лист бумаги»

(Вера Нестерова, 9 лет, 161 лицей)

«Один лист бумаги был белый-белый, но потом его покрасили в ярко-красный цвет. Он очень расстроился, ведь он любил свой белый цвет.

Мальчик Петя положил его в папку к остальным разноцветным листам, а папку взял с собой в школу. Лист очень обрадовался, потому что надеялся, что в школе ему будет весело и интересно.

Но на уроке дети делали аппликацию. Петя изрезал лист на маленькие кусочки с помощью канцелярских ножниц. И листа больше нет».

«Притча»

(Александра Гольцева, 24 года)

«Однажды Маленький Страх спросил у Большого Страха, что значит «брать за душу».

– А это значит, что человека можно обезволить и так его собою приморозить, что имя собственное забудет, – ответил Большой страх. – Но делать так мог только я всегда.

И захотел Маленький Страх как Большой стать. Отправился он к людям. То к одному подкрадётся из-за угла, будто вор, то холодком пробежит по коже к другому. И только тогда открыл для себя Маленький Страх ужасную правду. Понял он, что не стать ему никогда Большим Страхом. Ведь брать людей стало не за что».

«Хоррор по-современному»

(Дарья Котовская, 25 лет)

Комментарий: попытка развернуть жанр хоррора в юмористическом ключе

«Пыльные ворсинки ласкали кожу отвратительно невесомыми прикосновениями лапок. Я в ужасе проснулась.

Петр Иванович жил здесь давно и недоуменно прищурился всеми двенадцатью глазами. Я развела руками: ну, что ж, родной? Вчера была пятница. Я бы и себя в зеркале не узнала.

Сияющий свет пронзительным прожектором выжигал глаза, словно я была на модельном подиуме и сломала ногу, то есть это ощущалось как худший кошмар. И правда, худший кошмар сбывался: бледное пятно с мерзкими черными разводами в зеркале по соседству мучительно лупало веками, пытаясь притвориться человеком. Зря я это, про зеркало. И про тебя, Иваныч. Хоть хоррор пиши.

Пугающими человеческое сознание кракозябрами по убийственно-лазурным небесам расплескались облака. Это было оно: облачно с прояснениями, но ощущалось как будто ад периодически сменяется блаженным неведением, нечувствованием.

Лапки. Пыльные тонкие лапки скользят по лицу, по рукам, спускаются ниже и я опять в ужасе ору: Иваныч, доколе можно меня пугать? Я еще не протрезвела.

Огненный напиток завораживал крепостью градуса, погружая меня в пучины безумия, где по кругу крутились Иваныч, зеркало с моим отражением и солнце, сливаясь в один фильм ужасов.

Остановите этот кинематограф, иначе я звоню Линчу. А ведь это было всего лишь похмелье…

В мерзкой паутине дней стучусь я, пытаясь вырваться, но Иваныч все ближе, точит свои зубы, с лязгом перебирает пугающими лапками, заставляя содрогаться от отвращения, я мысленно предлагаю ему выпить, и он уходит. Так я мирюсь с необходимостью идти на работу. Такова моя метафора рутины. Нет, а какого хоррора вы от меня хотели?

И тут я резко хочу обнять Иваныча за мерзкие лапки, притянуть себе солнце прямо в глаза, выжечь мозг напалмом и в кислоте выварить желудок попытками опохмелиться, потому что мой взгляд падает в смартфон. На новости».

Переслушал гору страшных историй, остаётся только один вопрос: как это только в голову пришло? Все кажется одновременно таки очевидным и загадочным. О процессе создания и литературном мышлении нам рассказала одна из немногочисленных взрослых участниц перформанса.

Интервьюер: Дарья, сегодня мы говорим о страхах. Вы посмотрели на эту тему глазами взрослого человека. Почему вы решили взять более "осязаемый" образ, нежели что-то сверхъестественное?

Дарья Котовская: Мы живём во времена, когда сверхъестественное уже утешает, а не пугает. Ну, примерно как астероид, летящий из космоса, вызвавший массовый восторг аудитории ВКонтакте...

И: По такой логике можно было и придумать стандартную страшилку на ночь, но у вас получился больше "этюд" из жизни.

Д: Что может быть страшнее жизни в то время, когда мы живём? И что может быть смешнее? Мы живём в трагикомедии с элементами хоррора. От трагедии уже все устали. Поэтому получилось то, что получилось.

И: А как бы вы написали на эту тему лет десять-пятнадцать назад?

Д: Лет 10 назад я была школьницей, так что, наверное, что-то в духе того, что было представлено более младшими участниками. Нет ничего страшнее школы и непонимания мироздания, и твоей собственной уникальности, пугающей и прекрасной.

И: Да, мы вырастаем вместе с нашими страхами. Как вы считаете, действительно ли так велик в писателе страх "облажаться"? Чего боитесь вы как писатель?

Д: Думаю, что самый главный страх, который наша глава студии называет словом "облажаться", звучит как "меня не поймут". И, думаю, для меня тоже ничего страшнее немоты публики.

И: И все же. Вы – более-менее опытный человек. Сегодня выступали дети, для которых этот опыт наступает впервые. Как думаете, что они чувствовали?

Д: Я это сильно прочувствовала, на самом деле: то, что звучало, было намного менее страшно, чем то, что ощущали дети. Это был самый главный страх мероприятия, который нельзя создать ни музыкой, ни рассказами.

И: А как вам сами рассказы? Ведь детское воображение рисует страхи по-разному. Взять тот же рассказ про бутерброд.

Д: Меня позабавило, что общие страхи у всех одни: лифт, темнота... школа. Это особенно позабавило. А про бутерброд, кстати, было очень оригинально, почти философски.

И: Ну, что пугает в этом возрасте, о том и пишут. А на какою тему бы вы организовали перформанс ?

Д: Не знаю, как это определить тематически, но мне бы хотелось организовать перформанс под девизом "свобода личности". Творческой личности, вольной представить, что хочется.

И: Но сегодня было тоже своего рода "торжество свободы личности", ведь страх – это сугубо личное ощущение.

Д: Конечно. Но мне бы хотелось поставить это во главу угла, освободив от каких-либо границ, даже тематических (видимо, поэтому и не удалось определить): высказаться о самом важном для себя самого так хорошо, как ты сможешь.

И: А как у вас происходил процесс "выплёскивания" этого личного чувства на бумагу? Был ли образ заготовлен? Как вы приходите к ним?

Д: На самом деле, в моем случае все было смешнее: поняла, что в таком состоянии, к которому привела обстановка в мире, классический хоррор я написать спокойно не смогу, поэтому решила "утихомирить" этот окружающий хоррор смешным сюжетом.

Образы рождаются сами, как, наверное, у всех нас, писателей.

И: Страшно было читать его незнакомым людям?

Д: Страшно было, что передо мной дети; честно говоря, сначала мы рассчитывали, что взрослой аудитории будет больше, но пришлось представлять взрослую аудиторию самостоятельно.

Хотя дети, мне кажется, тоже все понимают.

И: Как мне показалось, вы вдохновили ребятишек. Они ведь тоже чувствуют и все понимают. Тем более ваш пример, как старшего товарища по перу, был важен для них

Д: Спасибо, очень на это надеюсь, потому что было даже как-то страшно на них смотреть и встречать непонимание. Их-то пугает бутерброд, а не новости.

И: Спасибо, что вдохновляетесь и вдохновляете других.

Стоит сказать, что между блоками рассказов дети блестели другими своими талантами: игрой на гитаре, танцами. Напоминание о том, что плохое сменяется хорошим. Это самое правильное построение выступления, какое только можно было представить. Искусство многолико. Особенно в детских сердцах, поэтому ограничиться одним увлечением в данном вопросе нельзя. Каждый творческий порыв – это шаг в неизвестность, который сопровождается страхом. В итоге получился отличный психологический тренинг по проработке боязни публичных выступлений и всякого рода страхов. Но кому он был больше нужен – детям-участникам или зрителям? Вопрос с подвохом.

На этот счёт с нами побеседовала Ика Маика – прозаик, член Союза детских и юношеских писателей и руководитель студии «Крылья».

И: Признаться, я думал, что возраст выступающих будет чуть старше. Мы сегодня увидели вот этот образный «разброс» между младшим и старшим поколением и хочется отметить результат работы налицо: совершенствование и работа со словом у детей идёт полным ходом.

Я хотел бы спросить: почему вы выбрали такую странную тему – страх? Ведь, как вы справедливо заметили, в наше неспокойное время все трясутся от страха: было бы логичнее выбрать что-то более жизнерадостное, чтобы отлучать людей от тяжёлых мыслей.

Маика: Дело в том, что сейчас так делают все. Я состою в нескольких писательских тусовках и вижу, как многие делают вид, будто ничего не происходит. Иногда ребята приходят ко мне в студию и спрашивают: «Ика, как ты относишься к тому-то?» Поскольку наша студия изначально называлась «Пишу по-своему», то я в ответ говорю: «Давайте лучше вы расскажите, как вы к этому относитесь; давайте мы преобразуем ваши страхи во что-то новое». Ребята так воодушевлённо взялись за написание рассказов: из них просто посыпались эти ужастики. Я думаю, что работа над страшными историями помогла уменьшить степень накала, напряжение внутри.

И: То есть, для них важно познакомиться со своим страхом?

М: Да, важно выразить свой страх. Многие родители не спрашивают своих детей о их чувствах. Представьте себе картину: на всю громкость работает телевизор, показывают новости, дети ходят туда-сюда, из комнаты в комнату. Они все понимают, все видят и чувствуют, но никому это не интересно, а сегодня они выплеснули свои переживания на бумагу.

И: Как вы справедливо заметили, есть некий кинематографический страх и литературный. Второй – более насыщенный и уникальный.

М: Конечно, ведь он больше взаимодействует с твоим воображением.

И: У выступавших сегодня детей было минимум кинематографических шаблонов. Это очень любопытно, ведь каждый хотя бы раз в своей жизни смотрел фильм ужасов. Тем не менее, мысль детей за эти фильмы не зацепилась. Как вы считаете, откуда у них появились такие уникальные сюжеты?

М: Они берут начало прежде всего в них самих. Где-то до четвёртого класса ребёнка можно вообще не учить что-то придумывать: просто ставишь его перед микрофоном и усаживайся слушать. У них ведь действительно свой уникальный взгляд на вещи и вся проблема лишь в том, что взрослые привыкли говорить, как надо чувствовать и видеть, а этого нельзя делать. Когда мы работаем, например, с афоризмами, как сегодня, то это становится неким» крючком», за который цепляется мысль, который становится способом выражения своих взглядов.

И: Как раскрыть литературный талант в ребёнке? Вы – не школьный учитель с чётко выверенной программой, и не родитель: речь идёт о будущем писательском мастерстве, которому тяжело научить, особенно учитывая особенности возраста ребёнка. Например, я в свои девять лет даже не подумал бы написать какой-то рассказ.

М: Недавно я прочитала, что у детей уникальный слух с детства. Чтобы его развить, нужно упорно заниматься, преодолевая штампы, которые создаёт наш социум. В детском возрасте важно поддержать стремление ребёнка. Нравятся тачки? Хорошо, давай писать про них, или про компьютерные игры, про супергероев. А давай теперь создадим твоего личного, уникального героя? Да, это своего рода игра, но дети с удовольствием соглашаются на неё: здесь не нужны правила, а всего лишь надо просто уметь играть.

Мы здесь не занимаемся «серьёзной литературой»: к ней дети придут позже, когда начнут редактировать свои шедевры, будучи взрослыми, найдя свою старую запыленную тетрадку, перечитав её, поняв, что в словах, которые они когда-то писали, имеют смысл, идею.

Сейчас весь интернет заполнен советами «как надо писать», но это лишь мешает в осознании своего живого, эмоционального взгляда на вещи. После каждого занятия дети уносят домой самое ценное – опыт живого общения и рефлексии. Вы правильно заметили, что мы в своё время и не подумали писать, но я хочу заметить, что, возможно, рядом с нами не оказалось нужного человека, который показал бы нам верную дорогу, который поддержал бы наши стремления.

И: То есть, всегда должен быть человек, который поддержит вас. Тогда как приходят дети в студию? Их приводят родители?

М: Нет. Довольно часто я хожу по классам и показываю ознакомительный видеоролик, рассказываю о нашей студии: опять же, на мастер-классе проще спровоцировать живое общение. Иногда приходит сразу тридцать человек, но, вы же понимаете, что со временем из них остаётся только пятнадцать. Увы, современным детям свойственно больше сидеть в телефоне, нежели ходить в литературную студию – это закон времени.

И: Но ведь в телефоне тоже можно писать.

М: Да, но быть транслятором, а не приёмником, гораздо тяжелее, потому что это активная позиция. Мало кому приходит в голову мысль о том, что интернет можно использовать для своих собственных целей: развивать свой литературный талант, демонстрировать его плоды, вести свой паблик с рассказами. Тем не менее, есть и ещё одна проблема: дети должны где-то печататься, и было бы неправильно направлять их снова в интернет. Моя задача, как педагога, вытащить детей из этой среды потребления: я стараюсь привить любовь к чтению, дабы в голове зафиксировалась мысль «я вот пишу так, а как пишут другие?». Ну-ка, что там у Корнея Чуковского?

И: Отличная мысль! То, что ты пишешь, как-то мотивирует к прочтению других, ведь писатель обязан ориентироваться в книжном пространстве. Завершая наше интервью, хочется спросить: как дети оценивают друг друга?

М: Знаете, у нас нет как таковой «оценки». Да, иногда мы устраиваем такие «литературные дуэли», где дети слушают произведения друг друга, а потом говорят, чего им не хватило. Автор может прислушаться к мнению других, или же нет. «Самость», которую мы таким образом воспитываем, которую они сейчас приобретают, останется у этих детей на будущее – это будет их внутренний стержень.

И тут я задумался: возможно ли прожить полную творчества жизнь без этого стержня? Кажется очевидным, что в любых обстоятельствах нужно сохранять стойкость и твёрдо верить в своё дело, но каких усилий стоит воспитать эти качества в себе. Работа над собой и своими талантами проводится одновременно, и без поддержки родных, близких никак не обойтись в таком сложном деле. Мы не осознаём, какое значение имеют такие литературные студии, как «Крылья»: подчас они выполняют роль ходунков нашего творческого Я. Тем важнее для нас практика подобных литературных перформансов, на которых, дрожа с непривычки, ты выходишь читать свои первые рассказы, в которые вложено столько страхов и сомнений.