Путешествие по Белоруссии и Польше. Часть двенадцатая

* * *

Уже будучи в Москве, я перечитал заново и начитал множество новых материалов о Брестской крепости и её защитниках. Запомнились изыскания Георгия Фомина, не просто однофамильца, а родственника погибшего комиссара: «И у Смирнова, и у Ребзуева, и у неведомого кого-то допущен самый впечатляющий промах, который в 1950-е годы никто не мог распознать (к счастью, они не дожили до его раскрытия!), — это их уверенность в дате пленения и расстрела [Ефима Фомина]. Называя 30 июня, все входили в страшное противоречие с доступной ныне для изучения „Картотекой военнопленных“, в которой сержант Ребзуев Александр Сергеевич числился во вражеском плену ещё с 23 июня! Постоянно упоминаемый вместе с Фоминым капитан И. Н. Зубачёв по той же картотеке оказался в плену 26 июня…». Педантично-бюрократичные немцы документацию вели скрупулёзно, и надо же — она сохранилась!

Ни подвига Фомина, ни подвига других воинов-защитников крепости это нисколько не умаляет. Это лишь подчёркивает, насколько безжалостной к гражданам собственной страны была та власть, которая записала всех тех, кто не по своей воле попал в плен, если не в предатели Родины, то в личности крайне сомнительные. И долгие-долгие послевоенные годы относилась к этим людям с таким презрением-подозрением, что им, освободившимся, потом приходилось выдумывать небылицы, чтобы этим и себя как-то «приподнять»-«реабилитировать».

* * *

Через Холмские ворота снова входим внутрь Цитадели. Перед нами — Главный монумент крепости, сработанный из железобетона. Словно «вмурованная» в знамя, голова-фигура воина. Тринадцать лет назад прошла первая реставрация — вроде и установлен монумент относительно недавно, но время и его не пощадило.

Высоченный (свыше ста метров) и тяжеленный (весом более шести сотен тонн) Штык-обелиск тоже создан в обозримом периоде, при жизни нашего поколения, пусть мы ещё и детьми были — в 1971 году. Однако уже в 1998-м, а потом в 2000-м и 2008–2009 годах проводились работы по его ремонту и укреплению.

Молодцы белорусы! Не забывают величие и трагедию, выделяют ресурсы, изыскивают их как-то, хоть с финансами-бюджетами у них если не полный швах, то сильная «напряжёнка».

* * *

Мы идём вдоль Художественного музея к Тереспольским воротам. Главный монумент и Штык-обелиск остаются позади справа. Начинает накрапывать дождь. Вернее, он и раньше уже давал о себе знать, покапывал, но мы не обращали внимания. Просто дождь стал посильнее. Не замечать, игнорировать его уже не позволяют наши сырые плечи, ноги и прочие части тела.

С внешней стороны Тереспольских ворот — памятная доска с надписью: в июне сорок первого тут погиб командир взвода лейтенант Алексей Наганов. Гибель в бою этого защитника подтверждена фактологически и… бесспорно. В 1949 году при разборе развалин кирпичной башни над воротами были найдены останки нескольких бойцов с оружием и снаряжением. В кармане истлевшей гимнастёрки одного из павших обнаружен комсомольский билет молодого лейтенанта. Так погибший воин и был опознан.

…Прямо на стене — совсем свежие цветы. Кончики их стеблей вставлены меж кирпичами крепости и памятной доской.

Люди помнят подвиг…

* * *

Дождь всё усиливался и постепенно превратился в настоящий ливень. Мы долго стоим в арке Тереспольских ворот, разглядывая трещины и отколотости на кирпичной крепостной кладке. С обеих сторон арки с небес вовсю хлещут потоки воды. Прямо непроходимая стена H2O. По каменной брусчатке «аркового проёма» змейками струятся ручьи.

Ливень и пустынность. Природа словно специально заперла нас под «крышей» меж Мухавцом и нутром Цитадели, чтобы сподвигнуть ещё глубже погрузиться в атмосферу трагизма многодесятилетней давности. Целая жизнь прошла с тех пор — человек мог родиться и умереть. Жизнь полноценная, 77 с лишним лет.

Года два-полтора назад тут провели реставрационные работы — вроде тогда со сводов Тереспольских ворот начали выпадать-сыпаться кирпичи. Но и сегодня ощущение, что вот-вот сверху что-то рухнет. Во всяком случае старая, покрывающая землю брусчатка кое-где покрыта движимыми осколками (правда, не от кирпичной кладки башни, а… от самой отбитой или отколовшейся брусчатки).

Из арки в сторону Цитадели хорошо просматривается скульптурная композиция «Героям границы, женщинам и детям, мужеством своим в бессмертие шагнувшим» — она недавно установлена, всего семь лет назад, в день памяти и скорби 22 июня, когда началась Великая Отечественная война.

…Белорусы не забывают, я люблю белорусов. Не только за это, но за это — особенно…

* * *

Дождь не прекращается. Зонтики у нас слабые, их «выгибает», выворачивает наизнанку, мотает из стороны в сторону и насквозь «продувает», но возвращаться всё одно надо. На камне не переночуешь: при всём трагизме того, что сейчас чувствуешь, мы — люди, уже разбалованные и привыкшие к комфорту.

Слева от нас — руины солдатских казарм (в царское время — крепостной арсенал). Но вход туда перекрыт. Консервация или реставрация? Проходим вдоль стены и поворачиваем направо — в сторону Главного входа. Подходим вплотную к Свято-Николаевскому гарнизонному храму. Он был построен в царские времена как православная церковь русско-византийского стиля. После распада Российской империи и получения Польшей независимости стал римско-католическим костёлом. Когда эта часть Польши в 1939 году отошла уже к СССР, храм-костёл превратился в полковой воинский клуб. Он был захвачен нацистами в первый же день войны, в атаках и контратаках не раз переходил из рук в руки.

После войны здание законсервировали. Через три года после распада СССР и получения Белоруссией независимости храм был возвращён православной церкви и с тех пор перманентно реставрируется. Тем не менее он действующий, здесь проходят литургии, богослужения. Но в момент, когда мы стояли у его входа, он был закрыт.

* * *

Обратно идём мимо Главного монумента и Штык-обелиска. Тут — вечный огонь и руины, которые в начале XVII века были коллегиумом иезуитов, потом (в царское время) комендантским и инженерным управлением, затем (после распада Российской империи) штабом польского военного округа, а перед началом Великой Отечественной войны — казармой советского разведбатальона. Теперь это просто руины. Но в них такие события и столько истории воедино спрессовалось!

Слева от нас по ходу движения — северо-восточные оборонительные казармы. Теперь — музей обороны Брестской крепости. Он, конечно, нас тоже не ждёт, а посему уже закрыт.

Дошлёпали и минут пятнадцать стоим в «звёзднопятиконечной» полости Главного входа в надежде: может, ливень утихнет? Небесные же хляби как разверзлись, так сворачиваться обратно «в трубочку» и не собираются. Ни в какую! Чуток стихнет — и опять вода свыше во всю свою поточную мощь.

— В крепости интересно «Берестье», ещё можно побродить и посмотреть Пятый форт, это в районе Варшавского моста, там чувствуется немузейная крепость, — присоветует спустя время в соцсетях Александр Хомич (когда в крепости нас уже не будет). Увы, ни того ни другого мы не посмотрели, лично не обследовали.

Но я заглянул в инет, чтобы узнать, что такое Берестье/Бярэсце. Оказалось, уникальный археологический музей, посвящённый укладу жизни древних славян (в экспозиции — целые откопанные древние мостовые и улицы с остатками деревянных построек; находки раскопок: «изделия из металлов, стекла, дерева, глины, кости, ткани, многочисленные украшения, посуда, детали ткацких станков XI–XIII веков»). Стоило, конечно, взглянуть, как жили наши далёкие предки — не получилось. Музей расположен внутри Брестской крепости, но на мысе, с противоположного берега Мухавца. То есть мы с женой мимо него точно проходили, но с другой стороны реки.

* * *

…Да уж, возвращаться назад всё равно надо. Молча отходим (в обоих смыслах слова), переваривая то, что увидели и чем прониклись. И то, что знали по книгам, соотносим с увиденным вживую.

Уже смеркается. Вернее, становится совсем темно. Дождь не желает заканчиваться, бьёт сверху, справа и слева, спереди и сзади, лупит-хлещет. На обратном пути рыскаем глазами по обе стороны дороги, тщетно разыскивая кафе или ресторан, или любую точку общепита, где можно притулиться и поужинать.

Ничего не находим — всё закрыто или вот-вот завершит свой рабочий день. Впрочем, в какой-то, кажется, ночной клуб, хоть и манящий переливающейся неоновой вывеской, мы сами заходить не пожелали. Какие ещё клубы с такой пронзительностью чувств! Мы ещё погружены в кирпич, бетон, в руины, в смерть и в Мухавец.

* * *

Рядом с гостиницей врубается вайфай, и я делаю запись в соцсети: «В Брестской крепости нас застал дождь, а потом и ливень. Под относительно мелким накрапыванием мы ещё были более-менее настойчивы в осмотре. А вот когда хлынул настоящий проливной, словно муссонный, ливень, спрятались в арке Тереспольских ворот. Думали, что к вечеру остались с женой в крепости одни. Оказалось, что не совсем. Когда разыгрался „небесный потоп“, увидели редких людей, бредущих поодиночке. Они тоже пришли сюда специально! И теперь они тоже спешили найти укрытие. Однако огромные пространства всё равно продолжают производить впечатление пустынности. Люди ходят сюда почти как помолиться. Мы не молились, но провели тут около трёх часов, почитая память погибших. Много плакучих ив. Даже не плакучих, а плачущих…».

Без песни — как молитва. На сердце — крапива да острая бритва. Тут и плакать не зазорно, и рыдать не зазорно, даже если все вокруг (кого, впрочем, нет) это увидят — такой рефлексии я в соцсети не запостил.

Лишь два комментария «упали» под пост.

— Страшное место. Скорбное, торжественное, очень гнетущее. В любую погоду. В прошлом году при жарком солнце пробирала дрожь, — откликается Лариса Поршнева.

— Там всегда так. Память… — соглашается Ирина Алёхина.

Да больше, собственно, ни писать, ни комментировать нечего, потому никто продолжать и не решается. Тема тяжёлая.

Продолжение следует…