У вселенной на краю

И эти торчащие наружу огромные корни деревьев, словно оголенные нервы, в которых затаились, почти наверняка, дикие зверушки, и эти поля вокруг без конца и края, и эти маленькие стада овечек, бредущих без пастуха к водопою на святой родник, – все говорит о том, что мы далеко от дома. Да что тут от дома – мы на краю Вселенной.

Семь километров от села Ново-Михайловка Бижбулякского района Башкирии. Ну разве же это расстояние? Однако у родника монаха Иоанна почему-то сразу начинаешь ощущать полную оторванность от мира. Вернее, не оторванность – надмирность. Хотя руки человеческие, хорошие, добрые, бескорыстные, прикоснулись к этим местам – воссоздана добротная часовня с купелью, родник оборудован глиняными желобками, из которых удобно брать воду, эти ступени, опять же, сделали люди. Но само место пронизано духом отшельничества, словно дух монаха, выбравшего своим жилищем пещеру в близлежащей горе, распростерся над ним.

Да и уголок этот, несмотря на наплыв паломников-туристов (место весьма популярно, и все ближайшие села считают его своим), кажется нетронутым – ни одной бумажки или окурка вы здесь не найдете. Ни фантика, ни консервной банки. Хотя никакого смотрителя в часовенке нет. Она дика, но это место будто под невидимым колпаком, который оберегает его от разрушения.

Монах-отшельник Иоанн (Иван Петрович Осипов) – из чувашских крестьян, родился в 1863 году в селе Кош-Елга, что неподалеку от этого родника. Был неграмотным, но умел наставлять людей и был мудр на добрые советы. В 1912 году Иоанн построил здесь часовню и выдолбил себе из цельного камня гроб, лечь в который ему так и не было суждено. До революции монах паломничал – пешком ходил в московский храм Христа Спасителя, в Троице-Сергиеву лавру, в Новый Иерусалим Петербургской губернии, бывал в Табынске, Смоленске. А в 17-м году обустроил себе пещеру близ часовни, жил в ней и зимой, и летом, ел только сырую пищу, исповедовал и причащал людей, стремившихся к нему за исцелением. Прямо в пещере монаха протекал родник, который считался в народе целебным. И по сей день считается таковым.

В 32-м Иоанна, как водится, арестовали и сослали в Оренбург. Говорят, в 1940 году его встретил в Свердловске местный житель, которому тот предсказал начало войны. Дальнейшая судьба монаха Иоанна неизвестна.

Вход в его пещеру давно разрушился, на его месте высится тонкий деревянный крест, к которому ведет еще одна лестница из 250 деревянных ступеней. Подняться по ней непросто, второго дыхания ждешь, но оно почему-то не наступает, а когда кончаются перила и кажется, что лестница тоже должна вот-вот остановить свой бег на гору, вдруг возникает перед глазами скрытая ландшафтными причудами еще одна часть ступеней, ведущих к маковке холма. Вид оттуда открывается невозможно чудесный: желто-черные подсолнуховые поля, извилистый ручей, рождающийся из родника и перерезавший окрестности, бескрайние земли, покрытые шелковым пшеничным ковром…

Мне этот подъем показался метафорой испытания, счастливое разрешение которого вот-вот уже маячит перед нами, но вдруг ускользает, и тогда руки предательски опускаются, потому что дополнительных сложностей мы ведь и не ждали. А когда они кончатся… Это тоже неясно. И можно было бы не лезть на эту сложную лестницу, после которой у нас у всех ноги дрожали так, что это было заметно со стороны. Но простые слова о вере, написанные на воротах часовни, должно быть, прихожанами или служащими Косьмо-Демьянской церкви, что в селе Кош-Елга, невольно двигают на этот подъем. И не только на этот.

Когда я спустился вниз, мой пятилетний сын, который тоже поднялся по лестнице почти до самого конца по собственной воле (хотя жутко боится любой высоты), лизал языком воду из родника. Он поднимал ее ладошкой из ручейка, слизывал и говорил, слегка заикаясь: «Господи, помоги мне хорошо разговаривать!» Так и рождается вера. И не обязательно та вера, что приводит людей на исповеди, на всенощные стояния в храмы, надевает на них нательные крестики, убеждает креститься и крестить своих детей. Но вера в то, что напасти могут быть побеждены, что жизнь всегда дает нам источники, из которых можно зачерпнуть ладонью силу и надежду. Вера в то, что мы способны на усилия во имя добра.