Черничный домик у подножия горы

Более того, свет преломления здесь, будто иной и время с нами играет в жмурки. Одна минута уходит как одночасье или вообще не уходит, а провисает в мерклых шапках тумана, что у склона гор Зубов Шурале, хребтов Караташа и Малого Ямантау. А, впрочем, и в низине тоже. Воздух, куда ни кинь, поэзией пропитан, щекочет ноздри. Здесь первозданная тишина, ею грех не плениться. И не сойти с ума, в хорошем смысле этого слова.

Кружился аромат чешских сосисок в вагоне электрички; эти самые сосиски мы уминали с выразительным блеском в глазах. Кто бы мог подумать, что они могут оказать такое «чревоугодническое» воздействие. Жаль, что был всего один пакетик. Жаль, что они моментально закончились, в том числе и сухарики, которые принёс Салават Вахитов, уфимский культовый режиссёр. Под такт колёс певунья-гитара дробно звучала. Рустам Нуриев выжимал из неё выразительные этюды индийских сикхов. Он сидел неподалёку от нас. Звуки резво коллаборационировали с механикой поезда. А когда мы пересели в «кукушку» на станции «Инзер», то и вовсе вышло нечто вроде концерта-бенефиса. Пассажиры засыпали маэстро аплодисментами. Ещё бы, он играл на гитаре всю дорогу, без роздыха. Талант его прячется не только в голове, но и в пальцах, что бежали тогда по струнам как ошалелые. Как наверно «бегут» иглы в ткацких станках.

При подходе к горному приюту «Айгир» малость накатила меланхолия. Над головой в небе собралось нежелательное стадо «серых слонов». А по-простому говоря, тучи! Как пить дать – быть дождю! Ведь зарядит, окаянный, на целые сутки. Да и прохлада осенняя раньше времени подползла в начале августа. И что ей там не сидится… в «календаре». Многие из нас опасались, что сидеть нам сиднем в домиках «Айгира». Выходные станут излишне выходными. Иссохнем без горных прогулок. Утонем в официозной формалистике. А то и вовсе превратимся в скучных мух.

Но не тут-то было! Как не грозилась природа своими кулачищами и не ухала в дали, дни на всеобщее удивление, прошли согласно плана по балу… или бала по плану. Так или иначе, дождичек шутейно проскальзывал между нами и мы между его каплями. В каком-то смысле, он и положительно не случился.

Преимущественно громыхала поэзия. Она громче звучала уральских гор, уж наверняка. С уст Анны Долгаревой (или Долгарёвой) из Москвы стреляла поэзия не существующими пулями. И ромашки в заброшенном саду непредумышленно окроплялись свекольным соком, нечаянной молодостью… согласно стихотворной строчки. У некоторых слушателей в комнате «Белого дома» от её стихов увлажнились глаза. От наплыва эмоций слёзы искали выход. Что ж, большинству присутствующим, не видавшим войны, всеми фибрами души не познать поэзию войны. Её мы всегда обходим стороной. А что касаемо самой поэтессы – она три года в качестве военного корреспондента была в Донецкой и Луганской народных республиках. «Как страшно умирать, когда повсюду одуванчики цветут, как жёлтые цыплята – там и тут, и вот ещё – сиренью во дворах…» – гулким эхом, оторопью, страхом раздавались её поэтические миры, похожие на круги с перекрестием. На Айгире она мало улыбалась, почти не разговаривала, разве что, когда пошли гулять на Черничную гору, она вдруг внезапно обрадовалась грибам, что попадались нам на пути. Грибы не заставили себя долго ждать – срезанные перочинным ножичком, тут же нырнули в прозрачный мешочек Галарины.

Уж если я пошёл вразлёт писать и непоследовательно, то скажу сразу о Черничном домике, о котором просто невозможно промолчать. Домик-замок и дух древесный, и пушистая белая кошка мяукала по утрам, подсказывая жильцам, что пора вставать – и нечего нежиться в кровати. Балкон на втором этаже – вот где можно «залипнуть» на всю жизнь, разглядывая и слушая урчащие переливы реки Айгир. Не зря всю ночь в гамаке проспал Салават Вахитов, укутавшись в куче одеял. А мы в свою очередь, как оказалось, зря беспокоились, что он там замёрзнет, после – простудится. Несколько раз выходили на балкон, уговаривая его вернуться в дом. Он же убеждал нас в обратном, что ему хорошо и лучше не бывает. А музыка реки его убаюкивает и очищает.

В доме мне жутко нравилось посиживать в кресле-качалке, что стоит на кухне. И в особенности утром, когда весь дом ещё пребывал в сладостной дремоте. На тот момент «великой» тишины (правда, иногда, непродолжительное время урчал холодильник, словно храпел человек) я читал-дочитывал «Клима Самгина» Максима Горького с телефона. Блаженство сие не знало тогда границ. Покачиваясь в кресле, вспомнил анекдот, рассказанный накануне Дмитрием Детининым: «Когда я выйду на пенсию – буду два месяца сидеть в кресле. А потом? А потом начну раскачиваться!». Я и раскачивался…

Как сюита, кончерто гроссо лилась выглаженная мелодика Александра Радашкевича, где звончато сплетались улочки Монпарнаса у левого берега Сены с Флоренцией Италии. «И Собор Нотр-Дам де Пари сожгли как Жанну д’Арк», – слышалось явное возмущение, мятеж и боль, что пронизывали читаемое Александром стихотворение. Растревоженные звуки Европы. Безтревожные гуляли ветры. Восхитителен журналист Михаил Гундарин из Барнаула, у которого форма поэзии освещена своими гаражными, квартирными, дорожными фонарями… у трассы, у порога жилища. И тьма расступалась, уходя во тьму. И свет освещал, расцветал на свету. И «Анти-Бусидо. Путь уфимца», где гордый самурай из Уфы готов разрубить пополам на мелкие частицы глиняные горшки, что деланы не уфимцем. Так вкратце можно сказать о невероятной книжице Айдара Хусаинова. Евгений Вайн приехал в «Айгир» с кислой миной на лице, будто на днях он проглотил жабу. А уехал исцелённым. Айгир, можно смело предположить, помог ему «перетряхнуть» себя в себе. Во всяком случае, в электричке по дороге в Уфу, он оживленно и бодро давил меня интеллектом, оставив свои проблемы за железнодорожной насыпью.

А гвоздём, стоит сказать, фестиваля оказался человек с гитарой. Он, с огромным мешком-рюкзаком, где умещался весь его колоритный гардероб с рубашками разных окрасок и вызывающим галстуком, деловито и мучительно одновременно вышагивал к Черничному домику. На ходу он сочинял стихотворение. На ходу импровизировал. Рустам Нуриев – человек-рупор! Почему рупор? А потому, что из двух слов, а даже и из одного он в лёгкую может слепить, смастерить песню. И причём не проходную! И «Битлы» с жёлтой подводной лодки ему в помощь, в качестве вдохновения… вдохновителей. И чёрный учебник из авиационного института, как же без него. Стоит отметить, что на своём концерте вечером в субботу он по-настоящему зажигал. Сверкал как фейерверк! Бабахал как из гаубицы. При всём, виртуозно выдавал музыкальные мотивы. Психоделика частично. Малагенья (фламенко). Британский блюз. И конечно, Индия! Гитара его оборачивалась тут же в ситару, по воле её владельца. Заратустра с довольным видом похлопывал его по плечу. А что Рустам Нуриев? Не родственник Рудольфа Нуриева, снова выискивал строчки для нового будущего стиха, поглядывая на всякую надпись на столбе, на пожарном щите, на плакате.

Определённо добры и ночные посиделки в Черничном дворце, где мы в неформальной обстановке делились мыслями, дерзкими высказываниями. Травили, потом искали истину и били ложками ложь. И поедали попутно сыр «Ламбер», запивая полусладким вином. И к бесу мы гнали сон! И сон был нам бесполезен.

М-да! Как бы хотелось иметь такой же домик, особняк, дом с мезонином у подножия горы. И чтоб обязательно по ночам звучало беспрерывное урчание реки Айгир.

Полная коллекция фотографий находится в нашей фотогалерее: 1 часть и 2 часть

Алексей ЧУГУНОВ