Все мы тут туристы со своими большущими чемоданами, саквояжами. Мне чудом удалось присесть на краешек топчана, но все же был сильно прижат ногами одного загорелого господина в широкополой панаме цвета «хаки». Посему удобство превратилось в невыносимое неудобство, хотя бог с ним... Терпимо! Да и ехать всего двадцать с маленьким хвостиком. Над окном лихо прыгала минутная стрелка на круглых с серебряным ободком часах.
Темнело! Нас «Айгир», тот, который горный приют, не встретил с духовым оркестром, и хлеба с солью никто не подносил. Лишь тишина сонная, вальяжная, кружась вокруг, поцеловала нас едва-едва в щечку. Воздух горный, насыщенный чистотою вгонял малость меня в сон. В глазах уже бегали глюки-закорюки, видать усталость после долгой дороги брала свое. Нас сразу распределили по комнатам. Одна часть приезжих гостей и «истоковцев» ушла в дом «Черничной горы», в избушку на курьих ножках, а другая в коттедж – «Белый дом». Я попал в Канаду. Ну, не туда, конечно, в другую часть полушария, так сказать, в Северную Америку, а в нашу комнату двухэтажного коттеджа. Просто двери обозначаются не цифрами в привычном их понимании, а англоязычными странами, городами в виде географических карт. Потом уж кто-то шепнул, якобы когда-то был детский лагерь по изучению английского языка. – А кто тут из Канады? – звучал вопрос вдруг. – Так это мы! – ответил Борис Курчатов и хитро улыбнулся.
Утро туманное, утро пряное... Я и Курчатов встали неприлично рано: я по привычке своей старой, а он, как он утверждал, вообще не спал. Мы, как ранние пташки, соизволили прогуляться со своими «фоторужьями». Туман серый с молочным оттенком сползал с горы Малый Ямантау и скалы Ханифа к самому подножию. Позади слышно было как бурлит неумолкаемая речка Айгир. Ее шум очень похож на шебуршание проливного дождя. Эти чарующие «шлепающие» звуки хочется слушать вечно... или взять с собой домой, упаковав их волшебным образом в свою большую сумку, как сувенир, как памятку. А река бежит, перетекает от одной ступеньки к другой... от камешка к камешку. Многие камни заросли зеленым шелковистым мхом, они чем-то похожи на малахитовые шкатулки. Мы с Борисом прошли мимо «черничного домика» и через калитку вышли к «Айгирке» и всласть нащелкали кучу изумительных кадров. Трава под ногами хлюпала от избытка влаги – утренняя, знаете ли, роса. Побродили немножко. На самой тропинке к речке на папоротниковых листьях нам попалась паутина, которую поначалу нам не хотелось тревожить, рвать. Я сделал пару фотографий, но, к сожалению, мой «фототелефон» не осилил макросъемку наитончайшую. И в сердцах стер, утилизировал размытые неправильные кадры. Эх! По возвращению к своему жилищу нас встретили два пса Рексик и Шарик, и что сногшибательно, оба пса разной породы, но одинакового окраса, словно братья-близнецы. И к нам с Борисом со своей добротой. Глаза их умасливались, и как бы просили «Эй, дай чего-нибудь вкусненького!» Марианна в платье красном с оборками, стоявшая у веранды, одарила нас своей милой утренней улыбкой. Тоже ранняя пташка!
И гости славные, они из других миров... Цвет, медь, бронза, в профиль велик ихлик. Немножко слов о них. Салават Вахитов – кинорежиссер со своим багажом мечт возвышенных, благородных. И большой фильм, что разрушит льды в человеческих душах, спешит он снять, доснять. И «Канны» ему в помощь! Голос его очень тих – так несколько раз подметила хозяйка приюта. Он все три дня мучился с телефоном, пытаясь дозвониться до своих родственников. И ночью он не сходил с веранды и сон не шел к нему. Но сигнала нет и нет. Михаил Придворов – детский поэт из Челябинска. Мяучий-примяучий, и живет в банке со сметаной. Бывал в лесище и не трогал он ужасных зайчище. И любит чудовищ, что едят хлеб с колбасой и мыску, что без буквы «Ш». И кызики в тазике плавают у него, и крокодил с больным жевалом на коврике лежит. Вот такой он из Челябинска детский пиит! Александр Радашкевич – поэт, эссеист, переводчик. Вечер. Суббота. У потухшего костра сидели мы всей компанией на круглых чурках и с серьезными лицами вслушивались... Лица были не просто серьезными, с неким уплывом в даль, за горизонт. Стихи лились водопадом, рвали на лоскуты суетную обыденность. Это был вечер Александра Радашкевича. И когда он читал, по небу, неестественным образом, текли облака: то замедлялись, то шустрее двигались к своей таинственной цели. Я обратил внимание, что Айдар Хусаинов тоже поглядывал на облака, тоже уловил нечто тождественное. Когда прекрасное, сплетенное из слов, фраз встречается с природой, наверно, происходит эстетический взрыв, или иными словами, вынос мозга, души за пределы вселенной. Выскок в другою галактику. В Туманность Андромеды, в Большое Магелланово Облако.
И танцовщицы в алых юбках руками всплеснули... Около десяти вечера все дороги вели к костру. Нарубили поленьев, лучину для разжигания костра. На небольшом столике поднос со стаканчиками, упаковки сока и вина. Конфеты – мешок для детей и что-то еще... К часу «М» все уже сидели и поглядывали на разрастающиеся языки пламени. Читали свои стихи, пока не совсем стемнело. Понравилось, проникло в глубину сознания (таки въелось) формульное изречение Галарины: «Поэты делятся на поэтов большой драмы, на поэтов малой драмы, на поэтов – создателей вселенных». Верхушка поэзии, вершина! Пикником, и поклонниками огня верховодил в шляпе соломенного цвета предводитель, можно сказать, вождь Айдар Хусаинов. По такому случаю, в его руках был длинный шест... посох. Пекли картошку в углях. Закусывали сыром Parmesan, хлебом c копченой колбасой-нарезкой, и сок томатный придавал особое послевкусие. Так и хотелось сказать: «Жить хорошо! А быть у костра еще лучше!» Но гадкий, предательский дождь, что вдруг соизволил явиться – порушил наши дальнейшие планы на ночь.
Все прекрасное – несправедливо, что имеет свое завершение! Уезжать не хотелось, жутко не хотелось: назад в городские пыльные свои оковы, тюрьмы. Назад к своим проблемам. На недельку бы, пожить в этих сказках Бажова, Афанасьева. Вдыхать живые каменные цветы. И слушать стук кузнечный горного мастера Данилы. Вкушать неумираемые легенды об Инзере и Айгире, о зайчатах – некоторые из них стали кроликами, а кто-то выбрал свободу лесную. И где же моя свобода?! Эх! Айгир!!!